Уиронда. Другая темнота - Луиджи Музолино

И скатилась в небытие, странное, вечное, пока ярко-красное свечение вдалеке не вернуло ей возможность видеть.

Вне себя от счастья, она стала пробираться через кусты ежевики, идя на свет. Он казался каким-то неестественным.

Парковкапарковкапарковка…

– Ой!

Она заметила обрыв за мгновение до того, как сделать шаг: еще десяток сантиметров, и полетела бы вниз, в овраг глубиной метров десять. Замерев на краю и сжав кулаки с такой силой, что на ладонях отпечатались восемь полумесяцев, она увидела его внутренности при красноватом свечении, разрезанном на кривые клетки ветками и стволами деревьев.

Там, внизу, среди зарослей, сгорбившись, с трудом переставляя ноги, брел какой-то человек… Не брел – полз, как дождевой червь, вытащенный из земли и брошенный умирать на солнце.

В этой извивающейся человеческой личинке она не сразу, но довольно быстро узнала себя – такую же Мириам Орсини, только меньше, словно ее фигуру набросали на листке бумаги, в той же одежде, в той же обуви, с теми же сережками и обручальным кольцом, которое светилось, как светлячок в траве. Рот той Мириам был искажен невероятной мукой; она тоже страдала и дрожала от страха, заблудившись одна в чужом лесу.

Мириам упала на колени у самого обрыва.

Пропитав облака призрачными оттенками розового, свечение поплыло вверх, к верхушкам деревьев, а на небе зажглись две полные, алые луны, усыпанные пятнами кратеров, как лицо подростка – прыщами, и залили кровавым светом овраги Валеа Лунга и лес Хойя-Бачу.

Мириам оставалось лишь принять очевидное: все это – сон.

Самый страшный сон в ее жизни.

Она уже знала, что есть только один способ вырваться из такого немыслимого кошмара – подчиниться ему полностью, погрузиться в него, добраться до границы, отделяющей просто страх от нечеловеческого ужаса, который убивает, и перешагнуть ее, воспринимая смерть как избавление.

Нужно умереть во сне, да. И тогда она проснется.

Нужно соединиться с той, другой Мириам, догнать ее, обнять. Может, она покажет дорогу.

Может, спасет ее.

Она перекрестилась и бросилась с обрыва.

Падение без начала и конца.

Во рту и в душе – боль, от которой мутится рассудок.

Вниз, вниз.

Камни на дне оврага все ближе, оглушающий удар, сломанные и треснувшие вдоль, раздвоившиеся кости, костный мозг и кровь вытекают на лишайники и споры.

Неподвижность.

Рядом с новой Мириам.

Яйцо, личинка и гусеница.

Кокон, куколка и бабочка.

Умиротворение.

Чувство завершенности.

Правильный выбор?

И снова беспросветный мрак.

Ее нашли еще днем, примерно в полтретьего, после того, как Марио обратился за помощью к местным властям. И часа не прошло.

Она лежала на ковре из листьев в нескольких десятках метров от парковки, в ложбинке у корней огромного бука с таким толстым и шишковатым стволом, что дерево казалось алтарем в стиле барокко.

Скрещенные на груди руки, умиротворенное выражение лица, как у восковой фигуры какой-нибудь святой, разметавшаяся копна каштановых волос, словно нимб.

Решив, что она мертва, Марио схватился за голову; но потом увидел, как под одеждой поднимается и опускается грудь, упал на колени и стал трясти ее за плечи, а в это время два румына, которые успокаивали его и помогали искать Мириам, удивленно переглядывались между собой.

– Мириам! Мириам, с тобой все в порядке?

Мириам спала.

В тени бука, словно ничего не случилось.

Она открыла глаза, сдержала зевок, потянулась, а потом в растерянности посмотрела вокруг, будто только что свалилась с Луны:

– Где мы? Что случилось?

– Боже мой, это ты скажи мне, что случилось, – он обнял ее. Она была вся мокрая от пота. Изо рта воняло. – Лес, помнишь? Мы потерялись, и черт его знает… мне казалось, что уже вечер, а потом…

Протирая глаза, Мириам села:

– Я тебя ждала, и… я не помню, но… все хорошо. Я, кажется, заснула.

– Заснула?.. Ну ты даешь! Ты в состоянии подняться? Надо вернуться в клинику, а потом сходить к врачу.

– У меня все хорошо… Только я очень устала…

– Как твои зубы?

– Какие зубы?

– Импланты, Мириам! Тебе было больно… Ты искала обезболивающие, помнишь?

– Импланты, да, уже все прошло… Я хочу отдохнуть… Давай вернемся в клинику…

Она встала на ноги, и Марио снова обнял ее, теперь гораздо крепче:

– Я так испугался… Я тебя люблю, – прошептал он ей в ухо, и тут же подумал, правда ли это или ему просто полегчало от того, что она нашлась.

Мириам высвободилась из объятий.

– Я тоже тебя люблю. Ты пивка-то успел выпить?

Она улыбнулась.

Прикрыв рот рукой.

Пока они ехали в такси до «Дентики», Марио изнемогал от желания найти объяснение странным событиям дня. Он хотел бы обо всем забыть, но как это сделать? Если бы случившееся было просто неприятным приключением, он бы принял и успокоился, но пережитое настолько не вписывалось в его картину мира, что не думать об этом он не мог.

– Можешь поговорить со мной, рассказать, что случилось? Я… со мной там происходили странные вещи… Эти деревья, поляна… И черт подери, я видел грибы, которые шевелились, а потом вдруг стемнело – бум! – и почти сразу снова белый день!

Мириам, выйдя из сонного оцепенения, в десятый раз отказалась ехать в больницу и стала холодна, как кусок льда.

С недовольным лицом она смотрела в окно, а на вопрос Марио лишь пожала плечами, будто это не имело к ней никакого отношения. В словах звучало спокойное безразличие:

– Мы заблудились, Марио. Вот и все. Так бывает.

– Так бывает? Бывает? Я не… дай мне телефон!

– Что?

– Телефон! Хочу посмотреть фотки деревьев!

Не обращая внимания на хмурый взгляд таксиста в зеркале заднего вида, Мириам нащупала телефон в кармане брюк:

– Сел, наверное… Надо же… А я думала, что сел…

Она вяло протянула телефон мужу; он открыл галерею и полистал фотографии:

– Ты их удалила?

– Нет.

– А куда они делись…

Потерянные, исчезнувшие мгновения.

– Не знаю.

– Но их нет!

– Я их не удаляла! – закричала она так громко, что водитель дернул руль и машину занесло; он смотрел на них все с большим недоумением. Потом ее голос снизился чуть ли не до шепота и наполнился ненавистью. – Боже мой, я не знаю. Можешь оставить меня в покое хотя бы на две минуты… две минуты ты способен помолчать, а?

Марио вжался в кресло, возвращая ей телефон с видом побитой собаки:

– Я просто пытаюсь понять…

Она не удостоила его ни взглядом, ни ответом.

Только молча смотрела в просветы между деревьями, положив одну руку на окно потрепанной машины.

Смотрела в лес, на развилки.

С выражением лица человека, который прощается с чем-то важным, покидает знакомое место, чтобы начать новую жизнь.

Они зашли в холл гостиничной клиники еще до того, как наступил вечер; она направилась в номер таким быстрым шагом, что ему пришлось догонять ее чуть ли не бегом, в то время как мысли по-прежнему блуждали в сумрачных зарослях Валеа Лунга.

Сотрудница клиники на ресепшне остановила их вопросом.

– Синьора Орсини, как Вы себя чувствуете? Все хорошо?

– Просто прекрасно.

– Завтра в девять утра итоговый осмотр,