Последняя черта (СИ) - Савченко Лена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так нельзя. — тут же вцепившись в руки, дрожащим голосом прошептала Алиса, — Ворон, нельзя. Он же... Не вещь... Зачем...
Звучало беспомощно и глупо.
— Я...
Она всегда прятала внутреннее дерьмо, пока никого не было рядом. Всегда ждала, что кто-то окажется потом рядом и сейчас задыхалась от слёз и боли. Образ мёртвого друга накладывался на тёмный задний двор дома и бил по ушам Ташкиным криком. Алиса хотела спросить как сказать об этом Таше — и понятия не имела, не хотела слышать ответ, ничего не хотела. Ком в горле мешал словам вырываться наружу.
— Я не понимаю этот мир. — Голос пробился — срывающийся и хриплый. — Я испугалась, тебя не было, а ОМОН....
Захлопнулись двери труповозки и Алиса вздрогнула всем телом, закрывая глаза. Уж лучше бы это был каждый Вася в стране.
— Нельзя. Я... — Ворон сильнее сжал Алисины плечи, хотя хотел бы сейчас сжимать не пустой, а полный ствол. Нет, не сжимать — стрелять. Понимал — второй раз не повезёт, тут его застрелят сразу. — Ничего не могу сделать.
Хотел ещё всё-таки выдавить: «Прости», а вместо этого вдруг поймал на себе пристальный взгляд не-человека.
— Алиса Кузнецова, — размеренно проговорил враг и Ворон выпустил Призрака, шагнул вперёд, видел — чёрный тянется к пистолету. — Константин Песков.
Попытался спрятать её за спиной, дать время сбежать, но вдруг между ним и омоновцем пролегла волна человеческих тел, вдохновлённых и нахмуренных лиц.
— Хер вы их получите! — кричали в толпе.
Ворон выдохнул, взял Призрака за руку, настойчиво потащил в другую сторону, подальше от людей, которых так стремился защитить и так боялся.
— Подождите! Куда?
— Вы же это начали! Вы нужны!
Документ наверняка был у всех на руках. Все уже наверняка сфотографировали и разослали результаты, поняли, что их водят за нос, поняли то, что и так было очевидно. Ворон сильнее сжимал зубы, злился на них, хотя и любил — не понимал, что ещё может быть нужно.
— Что нам делать дальше? — зычный мужской голос перекрыл остальные.
Ворон запнулся, обернулся. Они почти выбрались из толпы, на них смотрели, следили взглядами, но сами себя тормозили, не могли дотянуться. Ответ на этот вопрос он нашёл неожиданно и для себя тоже. Переступил последнюю черту.
— Воевать! — прикрикнул он и вместе с Алисой скрылся во дворах.
Алиса не знала куда смотреть — то ли на Ворона, плотно сжимающего челюсти, то ли на этих людей. Потом, когда оказалась в машине — терялась между опять же Вороном и проносящимся за окном судьбами. Слёзы как были — так и застыли в глазах, не высказанные. Зачем? Они оба понимали друг друга.
«Лёхи больше не будет» — вертелось в голове у Касты. Она увидела его последний раз, запомнила последнюю улыбку. Такую уверенную, а на деле, там, глубоко под броней из спокойствия — нервную и отчаянную.
Ворон не отправился следом за Диким. По иронии судьбы-стервы ушёл сам Лёха, будто в насмешку. Умер за блеснувшую документами надежду, подписал себе смертный приговор едва вызвался вчера обнародовать. Понимал, что кроме него больше этого никто сделать не сможет. Пернатый не умел говорить с людьми, Алиса, как и Доктор — максимум разговорить кого надо, про Ташу даже не нужно было говорить и не подставлять же Катю. А Меланхолия даже передвигалась по комнате с трудом — куда ей, выступать перед толпой...
От мыслей про Катерину Каста внутренне вздрогнула, нервно облизала губы. Но даже при таком раскладе страшнее всего было теперь смотреть в глаза Таше. Алиса вдруг испугалась что с ней будет, если помрёт сама и едва всё же не разрыдалась.
В новостных лентах быстро замелькала новость о смерти "лидера сопротивления", сместилась документами. Несколько видео момента убийства, чьи-то записи с рассказами о том, как это было. Ворон не ошибся — парень, стоящий к Лёхе ближе всех, оперативно схватил папку и разослал всем, кому смог, в ближайшем дворике. Парня этого потом выловили, но тот ничуть не жалел и даже сопротивлялся вяло по одной, только ему известной, причине.
Пять этажей — как на плаху. Бледная, внутреннее сжимающая себя руками, желающая кричать во всю глотку, Алиса остановилась у двери, неуверенно скосила взгляд на Ворона и просочилась в квартиру первая под скрежет ключей в заевшем опять замке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Где вы... — Доктор запнулся на полуслове, мотнул головой и широким шагом исчез в гостиной. Громко хлопнула дверь балкона — Алиса снова вздрогнула, в этот же момент делая шаг к Таше, стоящей тут же.
Они смотрели друг на друга секунду, а потом Ташка попятилась, сорвалась с места, хлопнула уже дверь ванной. Алиса тут же бросилась следом, несколько раз бесполезно дёрнула ручку, испугалась ещё сильнее, хотя казалось бы — больше некуда.
— Таша! — забарабанила Каста ладонью, — Таш! Пусти меня, дверь выбью нахрен! Таша!
— Я ничего не сделаю! — раздалось приглушённое то ли дверью, то ли рыданиями, — Просто... Не н-над...
Бессильно выдохнув, Алиса уткнулась в дверь лбом и закрыла глаза. По шее пробежала судорога. Вечно-сильная перестала существовать и губы скривились, выпуская часть кома судорожным выдохом. Потом она отпрянула к стене напротив, прикладываясь об неё затылком и скосила взгляд, в противоположную от входа, часть коридора прихожей.
"Блять"
Там стояла Катя и с её губ медленно сползала улыбка. Так бывает, когда человек долго ждал кого-то близкого, но в последний момент узнал, что тот не придёт.
— Что вы... с ним сделали?
Голос надтреснутый, ещё до конца не осознающий. Как будто совершенно спокойная Катя с мгновенно потускневшим взглядом. Остановилась напротив Алисы, посмотрела на неё как в тот самый день второго, получается, знакомства, только теперь без страха. С ненавистью и болью в прищуренных, когда-то светлых глазах.
— Ты со всеми так, да? — спросила сдавленным шёпотом. — Что со своим Вороном, что... с Лёшей, — Катя вздрогнула, но осталась смотреть прямо, даже будто с гордо поднятой головой.
Алиса не врезала ей тут же только потому, что застыла от ахуя. В какой-то степени Катю понимала, в какой-то — нет. Какой смысл винить что её, что Ворона в этом? Они не сверх люди, что бы предугадать выстрел, не могут возвратить с того света — ничего не могут. Только опять сжать зубы и продолжать Лёхой начатое. Что бы не зря. Алексей сам решил сделать это публично, не желал прятаться за левыми аккаунтами в соц. сетях. Говорил, что это — плевок в лицо, показатель того, что он не боится.
Катя давилась подступающими слезами и судорожными рыданиями где-то в глубине, а сейчас ненавидела что эту стерву, что этого...
— Тебе руки отрезало? Ноги? Ты почему нихера не сделал?! — крикнула, бросилась на Ворона, но остановилась напротив, не находя в себе силы на удар; и потихоньку подступало осознание.
Сейчас уже ничего не сделаешь. Можно было раньше, можно было! Она отступила, тряхнула головой, но слёзы пришли без предупреждения, хлынули непрерывным потоком. Лёша... Только она его обрела, как тут же потеряла. Тёплый, сильный, стальной Лёша — о, чья бесчеловечность могла сломать сталь?!
Катя сдёрнула с вешалки пальто, попыталась толкнуть Ворона, но тот схватил её за руку.
— Куда? — хрипло спросил он.
— Туда же, куда ты их посылал! — психанула Катя. — Нахер!
Не поняла — то ли он её выпустил, то ли сама выкрутилась, но снова обрела свободу под тонкими обломанными крыльями, едва-едва держащими хрупкое измученное тело, снова скрылась в темноте — без каблуков и совсем бесшумно. В одних носках — какая, сука, разница, если больше незачем обуваться, незачем краситься, незачем застёгивать пальто... незачем быть свободной и незачем быть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Твой выбор, — отчаянно проговорил Ворон в пустоту, где секунду назад стояла Катя. — Кто я, чтобы его отнимать.
Всё-таки моргнул. Почувствовал, как что-то мокрое катится по щеке. И закрыл за Катей дверь.
Каста стащила с волос шапку и прижала её к губам, жмурясь.
"Возьми себя в руки, наконец!" — ударило по ушам и Алиса поняла, что реплики друга до конца её дней будут звучать в голове и раздавать пиздюлей. Хорошее наследство, ничего не скажешь. И всё же теперь в этой квартире было ещё более холодно и жутко, чем прежде. Лёха был настолько её не заменимым атрибутом, что даже его долго отсутствие вызывало дискомфорт.