Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого - Василий Головачев

– Не по мобику, если можно. Ты когда идешь на работу?

– В принципе, я не привязана к какому-то определенному часу, могу работать и дома. Просто в институте инки помощней и зачастую требуется коллегиальность. Обычно же я иду туда после обеда.

– В таком случае предлагаю посетить мою мастерскую. Если ты еще не передумала. Там и поговорим.

Лилия сморщилась, чихнула.

– Будь здорова.

– Извини, это я от солнца чихаю. Встречаемся через час в рязанском метро. Ты ведь в Рязани живешь?

– Я встречу.

Изображение девушки растаяло.

Игнат потер руки радостно, глянул на часы. Времени хватало и на сборы, и на переговоры со службой информационного обеспечения, и на завтрак. День, судя по всему, начинался просто здорово.

Ровно в десять минут девятого Лилия вышла из шале первого рязанского метро в центре Старого Города. Второй терминал, в Новой Рязани, строился уже третий год и никак не хотел вступать в строй.

Лилия вышла в пушисто-белой блузке и шортах, тоненькая, стройная и беззащитно-доверчивая с виду.

У Игната екнуло сердце. Он вдруг понял, насколько она ему дорога.

Вынырнул у нее из-за спины, протянул букетик ландышей.

– Привет.

Широко раскрытые глаза Лилии сказали ему, что он не ошибся в выборе цветов.

– Они же отошли давно.

– Я знаю места, где ландыши цветут до июня.

Лилия прижала букет к лицу. Игнат взял ее под руку, и они поднялись на аэроплощадку терминала, где их ждал пинасс такси.

Мастерская Игната располагалась в учебном славянском центре «Русские Веды», где ученики познавали очищенную от хронологических нестыковок, исторических напластований, ошибок и намеренной лжи истинную историю славянства вообще и русского рода в частности. Помещение под мастерскую ему выделили после победы во всероссийском конкурсе художников «Русь Святая», в котором еще молодой тогда девятнадцатилетний ученик центра продемонстрировал скульптурную инсталляцию «Ведьма». С тех пор Игнат трудился здесь как эмтор, продолжая изучать Русский Искон, и раз в год устраивал показы новых работ, вызывающие обычно бурные дискуссии в Сети; противников его взгляда на жизнь и на искусство у Игната хватало.

Поднялись на восьмой этаж центра, он открыл дверь, включил освещение мастерской, впустил гостью.

Лилия вошла с любопытством во взоре и остановилась на пороге, разглядывая первую композицию напротив двери.

Современные скульпторы почти не использовали те материалы, с которыми работали древние художники: глину, пластилин, керамику, стекло и горные породы. Нет, конечно, были ортодоксы, которые продолжали работать по старинке, с инструментами в руках, упорно высекая из камня фигуры людей и зверей. Некоторые из них даже добивались всенародного признания, получали на конкурсах призы и награды.

Игнат был не просто скульптором, но эмтором, то есть художником эмоционального насыщения, и работал с голографическими композициями. Его работы редко представляли собой статические фигуры и группы, в основном они были динамическими, текучими, выражали какое-то действие, движение, процесс, и наблюдать за их изменением было интересно.

Первая композиция, заставившая гостью замереть, называлась «Полет ангела».

Над снежно-пушистым облаком летел «ангел», проявляясь на мгновение то одним крылом, то другим, то обоими сразу, то нежным абрисом лица или снежным вихрем одежд, пальчиком, ожерельем драгоценных капелек под лучом солнца.

Игнат сотворил это чудо таким образом, чтобы ни один элемент композиции: жест, взмах, поворот головы, вихрь волос, – не повторялись в течение часа, поэтому ангел казался живым, и зритель невольно ждал, когда же он проявится полностью.

– Нравится?

Голос Игната заставил девушку вздрогнуть.

– Бесподобно! Я не ожидала…

– Что я действительно могу сделать вещь, – засмеялся он.

– Нет, почему же, – запротестовала она. – Я тебе верю. Но одно дело – знать, что ты эмтор, а другое – видеть твои работы.

– Пойдем дальше, иначе весь день будешь разглядывать одну эмеску.

– Что?

– На нашем жаргоне эмеска – видеоскульптура.

Лилия прошла в глубь мастерской, остановилась перед другой композицией.

Скульптура называлась «Вождь» и представляла собой фигуру человека в доспехах, с непокрытой седой головой, с необычным – строгим, сильным и одновременно заботливым лицом. Он сидел на почти нечитаемом взором стуле. Скульптура проявлялась не вся сразу, а деталями, и создавала впечатление массивности, незыблемости и одновременно воздушной текучести и легкости. Взгляд вождя был устремлен куда-то так далеко, что хотелось увидеть то, что видит он, отчего голова невольно поворачивалась в ту сторону.

А напротив вождя Игнат специально установил композицию «Кочевники». И зритель вдруг обнаруживал, что вождь видит приближавшуюся беду и разрабатывает план защиты. Он не боялся встретить врага лицом к лицу и был уверен, что победит.

– Боже мой! – прошептала Лилия.

Игнат усмехнулся, довольный произведенным эффектом. Подождал девушку, пока она насытится впечатлением грядущей победы, подвел к следующей эмеске.

Видеоскульптура имела название «Лето».

Смеялись красивые обнаженные девушки в туче брызг: они купались и брызгали друг на друга водой. Тела их были почти неразличимы, лишь изредка в этом искрящемся капельном облаке проявлялись их руки, лица, груди, бедра. Композиция вызывала ощущение радости и поднимала тонус у любого, кто смотрел на нее, хотя в принципе ничего необычного вроде бы и не было. Зрителя звало ожидание развязки, ожидание полного откровения, явления прекрасных юных тел, и хотелось самому нырнуть в облако брызг в надежде увидеть тайну.

Лилия искоса посмотрела на него.

– Ты их знаешь?

– Нет, конечно, – сказал он беззаботно, гадая, показались ему или нет нотки ревности в голосе девушки. – Как говорится, собирательные образы, отражающие мое понимание красоты.

– У тебя хороший вкус.

– Спасибо.

– Они действительно очень красивые. Странно… – Лилия не договорила, но он легко прочитал ее мысль: странно, что ты обратил на меня внимание.

– Иногда ангел виден не сразу, – проговорил Игнат с шутливой интонацией, отвечая именно на мысль, а не на слова Лилии. – Жизнь намного богаче и вариативней, чем любая скульптура. Многие за формой не видят содержание.

– Ты видишь?

Он подумал.

– Мой приятель утверждает, что чем приятнее формы, тем безразличней содержание.