Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

Другим следствием «холодной войны» являлось отставание СССР по объему и качеству потребительских товаров от Запада. Еще в конце 50-х годов на Западе открыто говорили о навязывании Советскому Союзу, отстававшему по общему уровню экономического развития от США, такой гонки вооружений, которая бы потребовала гораздо большего напряжения от советских людей, чем от американцев. Так и получилось. Расходы СССР на вооружение отвлекали значительные силы от развития гражданской экономики, а дискриминация нашей страны в сфере международных экономических связей до предела ограничивала развитие торговли потребительскими товарами. Наконец, обстановка «холодной войны» способствовала консервации в СССР методов руководства, сложившихся за десятилетия чрезвычайных усилий. Попытки же усовершенствовать методы руководства экономикой, предпринимавшиеся в СССР, оказались малоуспешными.

Сложившиеся методы хозяйствования лишь усиливали разрыв между производством товаров потребления и денежными возможностями населения. Существующая система оплаты труда плохо стимулировала высокое качество производства потребительских товаров и услуг. Денежные накопления населения росли, а многие предлагавшиеся рынком товары не пользовались спросом. Многие высококачественные товары производились в недостаточном количестве, и их дефицит стал хроническим явлением советской жизни. Несовершенства в экономической сфере создавали почву для распространения хищений и коррупции.

Эти проблемы обсуждались в ходе дискуссий в печати, на производственных совещаниях, на заседаниях научных советов, в общественных организациях, на партийных и комсомольских собраниях. Проблемы экономического развития страны стали предметом публицистических статей, художественной литературы, театральных постановок и кинофильмов. Ход дискуссий свидетельствовал о том, что советские люди видели возможности решения наболевших проблем в рамках социалистического строя.

В то же время хроническое отставание СССР от стран Запада в производстве товаров потребления рождало представления о неспособности решить эти проблемы в условиях социализма. Советские люди воспринимали многие блага социалистического строя как должное, естественное, а их растущие потребности росли, не получая должного удовлетворения. Между тем «постиндустриальное» общество Запада заметно опережало советскую сферу потребления по количеству и качеству товаров и услуг. Многие иностранцы, посещавшие СССР, замечали, что витрины наших магазинов скудны и заполнены морально устаревшими товарами. При этом объективно мыслящие иностранцы замечали, что в этих витринах нельзя было выставить бесплатность образования и медицинских услуг, дешевизну квартиры, коммунальных услуг и общественного транспорта, отсутствие безработицы. Советские же товары, видимые и осязаемые, свидетельствовали не в пользу социалистической системы. К таким же выводам приходили и советские люди, посещавшие страны Запада. Привозимые ими из-за границы товары невольно становились молчаливыми «агентами влияния» капитализма.

Более того, по мере укрепления советского общества и роста потребностей советских людей росло их стремление обзавестись высококачественными товарами, производимыми на Западе, подражать западным стандартам в быту, в оформлении домашнего интерьера. Особенно сильным такое желание было в трех прибалтийских республиках, сохранивших многие традиции западноевропейской жизни и контакты с Западом, позволявшие им поддерживать такой стиль в быту. В свою очередь, многие советские люди, приезжавшие в Прибалтику на отдых или по иным причинам, видели в прибалтийском стиле быта пример для подражания. При этом обоснованная потребность в качественных товарах и услугах, хорошо организованном быте нередко приобретала господствующее место в системе ценностей людей. В советской печати все чаще стали говорить и писать о «вещизме», или, говоря словами писателей-фантастов А. и Б. Стругацих, о «хищных вещах века».

Культ потребительства и связанная с ним заземленность интеллектуальных интересов, моральных ориентиров и духовных ценностей проявлялись в нетребовательности к себе и своему поведению в обществе, трудовом коллективе, семье, эгоцентризме и преувеличении собственных достоинств, а то и моральной распущенности. В стране росло число разводов, наносивших непоправимый урон психическому и даже физическому состоянию бывших супругов, особенно их детей, быстро увеличивалось потребление спиртных напитков, особенно крепких.

Даже быстрое движение значительной части населения вверх по социальной лестнице, превратившее бывших малограмотных крестьян в городских квалифицированных рабочих, служащих или ученых, имело свою теневую сторону. Приобретение свидетельств об окончании различных учебных заведений рождало нередко иллюзию всезнайства. Владея узкоспециализированными знаниями и лишь поверхностными представлениями о природе и обществе, те, кто гордо именовал себя «интеллигентами», зачастую пытались судить и рядить по всем вопросам жизни, не замечая банальности своих рассуждений и того, как они принимали вздорный вымысел или дремучие предрассудки за последние достижения науки. Нежелание же признаться в собственном невежестве приводило к упорству в приверженности к нелепейшим идеям, касались ли они медицины или истории. В силу этого те, кто именовал себя интеллигентами, зачастую особенно активно распространяли вопиюще лживые росказни на темы истории.

Повышение социального статуса зачастую сопровождалось не усилением требовательности к себе, своей роли в обществе, на работе и в семье, а любованием чисто внешними сторонами своего нового положения, появлением гипертрофированной спеси выскочек, презрения к тем, кто якобы «отстал» от них. На этой почве развивался социальный и профессиональный снобизм, а нередко воскрешались и националистические предрассудки. Горожане в первом поколении нередко третировали крестьян, особенно выходцев из национальных меньшинств, приписывая им «тупость» и «дикость» нравов. Служащие высмеивали «вечно пьяных» рабочих, не замечая собственной склонности к неумеренному питью. Лица умственного труда, преувеличивая значимость своих знаний, с презрением издевались над «глупостью» всех и вся, а особенно начальства.

Все эти негативные стороны советской жизни проявлялись и в Прибалтике. Снобизм тех, кто сравнительно недавно вошел в ряды горожан и интеллигентов, рождал презрение к рабочим, прибывшим на работу из других республик страны, а потому приобретал националистический характер. Ограниченность же духовных и интеллектуальных горизонтов воинствующих обывателей рождала у них, как это обычно бывает, одержимость мыслью о том, что все дурные стороны жизни объясняются присутствием в их окружении «отсталых» и «неразвитых», «диких» и «грязных» людей иной национальности.

В то же время, как это характерно для всех социальных выскочек, запредельное презрение к тем, кто, по их представлениям, был «ниже» их, сочетался с постыдным преклонением перед теми, кто, по их представлениям, был «выше» их. Зная заграничную жизнь по отдельным товарам, восторженным рассказам поверхностных наблюдателей или откровенному вранью радиоголосов и иной пропаганды, не имея понятия о сложности и противоречиях западного общества, о его моральных, социальных, культурных изъянах, социальные выскочки слепо восхищались западными странами, не допускали ни слова критики в их адрес и старались по-провинциальному подражать западному стилю.

Обывательские настроения, о которых нередко с беспокойством говорили на съездах партии руководители прибалтийских республик, были широко распространены в СССР и за пределами Прибалтики. Незаметно происходила эрозия социалистической морали, которая вытеснялась ценностями аполитичного обывателя, корыстного, себялюбивого, самодовольного и ограниченного. Вера во всесилие личного интереса, отторжение приоритета общественных ценностей, невнимание к положению тех, кто особенно нуждается в общественной поддержке, неизбежно вели к возрождению прокапиталистических настроений.

Одновременно по мере роста спекуляции «дефицитными товарами» и хищений государственной собственности в советском обществе медленно, но верно стала складываться «теневая экономика» со своей «подпольной буржуазией». В этой социальной среде складывались идейные и моральные установки, глубоко чуждые социалистическим. Вместе с «теневой экономикой» в социалистическом обществе развивалась и «теневая идеология». В ходе конфронтации с официальной идеологией она бросала вызов принципам социальной справедливости. Медленно, но верно представители этого слоя стремились взять управление страной в свои руки.

Эти настроения получали поддержку из-за рубежа. Западные радиостанции предлагали советской молодежной радиоаудитории продукцию массовой культуры, которую она не получала в СССР. Западные публикации, распространявшиеся в СССР, создавали яркое красочное представление о мире западного потребления. Одновременно советским людям предлагалась альтернатива решения проблем потребления с помощью смены общественно-политического строя. К этому выводу упорно, умело и в течение нескольких десятков лет подводила антисоветская пропаганда радиостанций «Голос Америки», «Свобода», Би-би-си и других, вещавших на СССР на языках всех союзных республик. При этом чисто потребительские цели облекались в красивые фразы о борьбе за свободу и демократию.