Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шадиману Шарангиа не известно, что его письмо к Ревазу Чапичадзе хранится в архиве моей матери, что это письмо я читала уже не меньше трех раз, а то он по-другому бы встретил меня. Сейчас в школе дисциплина совсем расшатана, не только ученики, но и учителя пропускают занятия. Да вот взять хотя бы меня. Я уже пять месяцев не хожу в школу и все-таки числюсь учительницей. Ученики не только девятых и десятых, но и младших классов курят, ругаются… Да, в школе создалась нездоровая, тяжелая обстановка, и поэтому наша завтрашняя встреча и разговор… Я попыталась представить себе внешность Шарангиа. Коль скоро он уже двадцать лет работает в ресторанах и столовых, то наверное, сильно растолстел. Это же общая болезнь наших работников общественного питания. Лицо румяное, маленькие красные заплывшие глазки, крупные руки с короткими толстыми пальцами, закрученные кверху усы.
Таким нарисовала я себе портрет Шадимана Шарангиа. Может быть, на самом деле он совсем другой, но до завтрашнего дня он останется для меня именно таким, ничего не поделаешь.
А разговор наш будет происходить приблизительно так…
В школе только что начались занятия, но у директора нет первого урока, и он сидит в кабинете.
Когда я открою дверь, Шарангиа окинет меня внимательным взглядом.
— Вы дочь Екатерины?
— Да, — холодно скажу я и посмотрю ему в глаза.
— Здравствуйте, товарищ Хидашели, — отчеканит Шарангиа и опять оглядит меня с головы до ног.
— Здравствуйте, товарищ директор. — Нет, раз я знаю его имя, я скажу ему: — Здравствуйте, батоно Шадиман. — Я сделаю ударение на его имени и тоже смерю его взглядом.
— Садитесь, — Шадиман предложит мне кресло.
Я сяду и опущу голову, приготовившись слушать.
Пауза.
— Товарищ Екатерина! Если я не ошибаюсь, вы уже пять месяцев не ходите на работу. Как вы считаете, долго еще это может продолжаться? — с явным неудовольствием скажет Шадиман и достанет из ящика стола журнал.
— Это правда. Не надо проверять, — подтвержу я.
— И это называется, вы работаете, да? — ехидно скажет Шадиман и уберет журнал в ящик.
— Да, так…
— Ну, если это так, — перебьет меня Шарангиа, — то вся эта история как-то некрасиво выглядит. Вам это не кажется?
— Но мои уроки не пропускались…
— Я знаю, — опять прервет меня Шарангиа, — что вас на уроках заменяет Лия Гургенидзе. В ведомости расписываетесь вы, а зарплату, получает Лия. Вы думаете, что это только формальное нарушение закона? — удивленно спросит он.
Мне станет неловко, и я ничего не смогу ему ответить.
— Ну хорошо, допустим, мы закроем на это глаза, но как один учитель может преподавать родную литературу и язык в четырех классах? И в пятом, и в шестом, и в седьмом, и в восьмом? В это нельзя поверить! — убежденно скажет Шадиман. — Уверяю вас, что нельзя поверить!
— У Лии Гургенидзе большой опыт…
— Не сомневаюсь! — повысит голос Шарангиа. — Но каким бы способным и опытным педагог ни был, — с расстановкой произнесет Шарангиа, — а преподавать в пятом, шестом, седьмом и восьмом классах параллельно, да еще литературу и язык! Это из ряда вон выходящий случай, просто невероятный!
— Вы позвали меня для того, чтобы сказать мне это? — холодно скажу я и встану.
— Я хотел узнать, когда вы выйдете на работу.
— Я уже просила завуча освободить меня, но…
— И хорошо сделала калбатоно Кетэван, что не освободила, — прервет меня Шадиман. Он встанет и внимательно посмотрит на меня. — Я бы сделал то же самое. Но всему свое время, товарищ Екатерина. Нельзя, чтобы и дальше так продолжалось. Я прошу вас с завтрашнего дня вернуться в школу.
— Я оставлю вам заявление. Хотите подпишите его, хотите — дайте приказ о снятии меня с работы. А в школу вернуться я не могу.
— Почему? Мое назначение…
— Да дело не в этом, — теперь уже я прерву Шадимана. — У меня, уважаемый директор, такое горе, что с моим настроением заходить в класс просто нельзя!
Шадиман поймет мой упрек. Он сразу не найдется что мне ответить и задумчиво пройдется по кабинету.
«Я даже не спросил, как она живет после смерти матери, как она переносит свое одиночество, чем я могу помочь ей. Дочь первый раз пришла в школу, носящую имя ее матери, такая грустная, с таким печальным лицом, словно несчастье только случилось, а я сразу: вы уже, товарищ Хидашели, пятый месяц не ходите на работу, но в штате числитесь, в ведомости расписываетесь, а вашу зарплату получает Лия Гургенидзе. Я знаю, что ваши уроки не пропускались. Но их качество? Можно ли, чтобы в стольких классах преподавал один учитель, и притом родную литературу и язык? Невозможно, да, да, невозможно… Вы должны завтра же вернуться в школу…»
Но теперь уже поздно извиняться, вопрос должен решиться окончательно. Шарангиа подойдет ко мне ближе, стараясь заглянуть мне в глаза, но я отвернусь.
— Профессию решили менять? — немного испуганным голосом спросит он.
— Обязательно! — решительно скажу я.
Пауза.
— Что же делать? Библиотекарем работать пойдете?
— Нет!
— Ну, тогда что же вам предложить? — удивится Шадиман.
— Как что? У вас ведь есть магазин, столовая… — со злорадством скажу я
