Категории
Самые читаемые
onlinekniga.com » Проза » Русская классическая проза » Анна Каренина. Черновые редакции и варианты - Лев Толстой

Анна Каренина. Черновые редакции и варианты - Лев Толстой

Читать онлайн Анна Каренина. Черновые редакции и варианты - Лев Толстой

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 114 115 116 117 118 119 120 121 122 ... 215
Перейти на страницу:

— Ну, я вамъ все покажу, вотъ это нашъ паркъ начинается. Алексѣй глупости дѣлаетъ, тратится; но чтожъ дѣлать. Вѣдь это не вредно, если есть средства. Вонъ оранжереи. А вотъ сейчасъ вы увидите домъ. Это еще дѣдовскій домъ, и онъ ничего не измѣнилъ въ немъ съ наружи.

— Очень хорошъ. Прелесть.

— Отчего вы такъ похудѣли?.. Но вы счастливы? послѣ того...

— Да, сколько могу счастлива дѣтьми.[1646] Тебя я не спрашиваю...

Анна вздохнула вмѣсто отвѣта.

— Со мной что то волшебное случилось. Знаешь, сонъ вдругъ сдѣлается страшнымъ, и проснешься, такъ и я. Но, можетъ быть, и это сонъ.

— Ну, какъ я рада, что я тебя вижу и что ты счастлива.

— Да, но ты знаешь, Миши нѣтъ со мной...

— Я знаю.

— Ему уже 7 лѣтъ. 3-го дня было его рожденье. А вотъ и домъ. Алексѣй уже пріѣхалъ давно. Вотъ ведутъ его лошадь. Какая красавица, не правда ли? Я его заставляю ѣздить, а то всѣ кавалеристы непремѣнно бросаютъ ѣзду. Да, домъ огромный. Вотъ тутъ мы тебя помѣстимъ. Ты погостишь? На долго ли? Какъ до завтрашняго утра? Да это нельзя.

— Нельзя, я такъ обѣщала, и дѣти.

— Ну, увидимъ.

Они вышли изъ коляски.[1647] Анна провела Долли въ ея комнату. Все — паркъ съ гротами — все свѣжо, вновь отдѣлано, все выкрашено, дорожки съ краснымъ щебнемъ, бархатные газоны, старикъ въ фартукѣ, чистившій и показывавшій имъ партеры съ стеклянными глоб[усами] на стал[яхъ], два лакея въ бѣлыхъ галстукахъ, выскочившіе встрѣчать, зала съ картинами, видъ гостиной съ тяжелыми штофными портьерами, ея комнаты — все съ иголочки (видно было, что никто еще не жилъ тутъ), горничная франтиха и все, все новое, все говорило о той некрасивой новой роскоши, свойственной одинаково быстро изъ ничего разбогатѣвшимъ людямъ, откупщикамъ, жидамъ, желѣзнодор[ожникамъ] и людямъ развратнымъ, вышедшимъ изъ условій честной жизни, такъ какъ источникъ этой некрасивой роскоши одинъ: желаніе наполнить пустоту жизни, пустоту, образовавшуюся или отъ неимѣнія общественной среды или отъ потери среды бывшаго общества. Анна пошла къ себѣ переодѣваться, а Долли, оставшись одна съ франтихой, съ огромнымъ шиньономъ и миндальными ногтями горничной среди мраморныхъ умывальниковъ, сильныхъ духовъ, все новыхъ, думала именно объ этомъ и не хотѣла вѣрить тому, но невольно думала это, и нѣкоторыя движенія Анны[1648] вспоминались ей, и она съ отвращеніемъ отгоняла эту мысль, но мысль опять приходила. Еще она не кончила одѣваться, какъ Анна пришла къ ней и съ своей сдержанной энергіей движеній докончила ея туалетъ и повела ее сначала въ дѣтскую, гдѣ была Англичанка въ букляхъ и опять таже новая роскошь. Въ дѣтской, въ этомъ дорогомъ единственномъ мірѣ Дарьи Александровны, эта роскошь еще больнѣе поразила ее. Ея дѣтская была чистая, но не элегантная, и она слишкомъ высоко цѣнила святыню дѣтской, чтобъ украшать ее. Украшенія казались ей святотатствомъ. Самъ ребенокъ, красавица дѣвочка, акуратный крѣпышъ съ черными глазами и бровями, съ ямочками, красавица, подобной которой она не видывала, въ кружевахъ и лентахъ, понравилась ей очень, но не взяла ее за сердце. Изъ дѣтской они встрѣтили Удашева утонченно учтиваго, съ которымъ посидѣли въ гостиной, прошли по дому, поиграли на биліардѣ и только передъ обѣдомъ двѣ женщины, сидя въ саду, разговорились по душѣ. Разговоръ начался о жизни въ деревнѣ. Дарья Александровна хвалила свою жизнь и говорила, что если бы мужъ былъ съ нею, она бы ничего не желала.

— Ты совсѣмъ, можетъ быть, счастлива теперь.

— Да, я и счастлива, — поспѣшно сказала Анна. — Я настолько пережила, что убѣдилась — намъ — женщинамъ отъ жизни можно имѣть только любовь. И если есть, больше ничего.[1649]

— A дѣти!

— Другой я не скажу. Что мнѣ дѣти, и ты вѣрно всѣхъ отдашь за мужа.

— О! нѣтъ.

— Мы гадки, — вдругъ неожиданно зло сказала Анна. — Какъ мы гадки. Въ насъ вложена эта любовь къ мущинѣ; a вмѣстѣ съ тѣмъ, если женщина хороша, эта любовь противна мнѣ. Противна, противна.

«Да, но дѣти», хотѣла сказать Долли, но вспомнила, что мысль о дѣтяхъ, объ одномъ, у Анны Аркадьевны должна быть тяжела для нея, и она промолчала. Эту необходимость умалчивать о нѣкоторыхъ предметахъ она тутъ въ первый разъ почувствовала, но потомъ впродолженіи дня нѣсколько разъ замѣчала ее или, что еще хуже, замѣчала послѣ того, какъ уже сказала, что не надо было говорить.[1650]

— Одно, что меня безпокоитъ, — продолжала Анна, — это то, что онъ не уживется. Имъ нужна какая то дѣятельность. И все вздоръ.

И опять въ ея глазахъ мелькнула мрачная тѣнь, которой она, видимо, сама боялась. Она поспѣшила заговорить о другомъ.

— Ну, что Кити? Не сердится на меня?

— Сердится? Нѣтъ, но ты знаешь, это не прощается.

— Да, но я не была виновата, и кто виноватъ, что такое виноватъ? Это была судьба. И ей лучше, говорятъ, онъ прекрасный человѣкъ.

— О, да.

Странный звукъ. Это былъ тамъ-тамъ. Они пошли обѣдать. За обѣдомъ опять были неловкiе мѣста въ разговорѣ. Долли сказала, что она пріѣдетъ другой разъ, но что не проситъ отдавать визита. На минуту замолчали, и Анна и Удашевъ переглянулись.

— Да, Москва, — сказала Анна. — Можетъ быть, мы поѣдемъ въ Петербургъ. Тогда я буду у васъ.

Вечеромъ, когда пили чай на терассѣ и Удашевъ ушелъ къ тренеру, Анна съ безпокойствомъ ждала его и, когда онъ пришелъ, поспѣшила идти спать.

На другое утро Долли хотѣла ѣхать, но не смѣла отказать просьбамъ и осталась до вечера. Удашевъ сказалъ, что проводитъ ночью. Анна сказала:

— Какъ ты?

— Да я провожу до большой дороги.

И опять неловкое молчаніе. Вечеромъ Удашевъ поѣхалъ провожать верхомъ, а Анна простилась съ Долли на крыльцѣ.

—————

Ордынцевъ заговорился въ конторѣ. Ночь прелестная. Жена ждетъ, почти не видалъ. И смутная мысль: Долли пріѣдетъ, и надо видѣть, какъ она разскажетъ сестрѣ про свиданіе съ Удашевымъ. Странный ревнивый страхъ вдругъ напалъ на него. Уже темно было и свѣтло отъ мѣсяца, когда онъ вбѣжалъ на терасу. Старуха одна.

— Мама, гдѣ всѣ?

— Стива, кажется, легъ спать. А Кити развѣ не съ тобой? Я думала, что ты съ ней пошелъ?

— Куда?

— На встрѣчу Долли, она со всѣми дѣтьми. И что это ночью ѣздить. Она съ Шурочкой пошла.

Ордынцевъ стоялъ молча. И мрачная тѣнь ревности вполнѣ застлала его мысль: «она пошла отъ нетерпѣнья узнать, что онъ». Вдругъ лай собакъ, который глушилъ и экипажъ и веселые женскіе голоса. Привезли мама. Голосъ Кити. Что за глупость. Онъ встряхнулся и выбѣжалъ.

— Ахъ, а я тебя искала вездѣ.

Она взяла его за руку, пожала.

— Ну какъ не стыдно по ночамъ?

— Ничего, маменька, всѣ дѣти здоровы, да меня проводили.

— Кто?

— Алексѣй Кириллычъ до дороги.

Ордынцевъ выпустилъ руку жены, и холодъ пробѣжалъ по спинѣ. «Теперь вѣрно. Но можетъ быть, она не видала его, она не дошла до дороги».

— Какая лошадь славная у Удашева, — сказала дѣвочка.

«Кончено. Теперь все кончено». Онъ пустилъ ее руку и весело сталъ говорить съ Долли, разсказывая про охоту. Кити видѣла эту веселость и все поняла. Вечеръ длился невыносимо долго для обоихъ. Они знали, что неизбѣжно объясненіе, и желали его всей душой и боялись. Другіе видѣли, что что-то не такъ, но всѣ заняты своимъ. Наконецъ разошлись. Ордынцевъ ходилъ. «Какъ мнѣ идти къ ней, что сказать? Убить ее». А она, испуганная, раздѣвалась одна и тоже думала: «Какъ мнѣ сказать ему. Точно я виноватая, когда я не могу быть виновата». Они просидѣли порознь до свѣта. Она вышла въ кофтѣ.

— Миша, что ты?

— Ты знаешь, — мертвымъ голосомъ. — Тебѣ надо говорить.

— Да что мнѣ говорить, я не знаю.[1651]

— То что ты ходила встрѣчать сво....

— Миша, не оскорбляй меня. Я видѣла, что ты такъ, но я не вѣрила себѣ. Если я не говорю..

— Оттого что тебѣ все равно.

— Нѣтъ, это такъ быть не можетъ.

Все тихимъ, злымъ шопотомъ.

— Я этого не могу переносить.

— Такъ, стало быть, ты думалъ. Это гадко, оскорбительно. Стало быть, я не могу быть въ Москвѣ, потому что я его встрѣчу. — И нервы ее разстроились. — Да я не могу...

— Ну говори, что и какъ было.

— Ахъ, ты [1 неразобр.]

— Виноватъ.

— Я [1 неразобр.] и не думала.

Долго шло и кончилось слезами, и любовь больше прежней. Утромъ за чаемъ веселые, добрые оба.

Послѣ того какъ Долли уѣхала, Удашевъ пришелъ къ женѣ.

— Она какая то притворная и кислая, твой другъ. И что за манера совѣтовать не отдавать визита; я самъ знаю, что дѣлать. И твой братъ почему не пріѣхалъ?[1652]

— Нѣтъ, она не знаетъ, какъ вести себя.

— Но это глупо. Я былъ въ Москвѣ, и всѣ о тебѣ спрашивали. — Онъ помолчалъ. — А мнѣ нужно будетъ ѣхать послѣ завтра, надо привезти тренера.

1 ... 114 115 116 117 118 119 120 121 122 ... 215
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Анна Каренина. Черновые редакции и варианты - Лев Толстой.
Комментарии