Маски времени (сборник) - Роберт Силверберг

— Это — судьба, — сказал я ей. — Как я уже говорил раньше. Непреодолимая сила, которая соединила нас вместе, через… столетия…

— …моря, — снова не очень-то убедительно завершил я.

— Ты придешь ко мне еще? — спросила она.

— Еще, и еще, и еще.

— Я что-нибудь придумаю, чтобы мы могли встречаться почаще. Лев ни о чем не догадается. Знаешь, он один из самых главных сановников в казначействе и очень много времени уделяет своим финансовым делам, а тут еще император. Лев почти не обращает на меня внимания. Я просто одна из многих его красивых игрушек. Мы будем встречаться, Джад, и мы будем часто познавать наслаждение вместе, и… — ее темные глаза вспыхнули, — …и, может быть, ты дашь мне дитя.

Я почувствовал, как разверзлись небеса, и все громы и молнии обрушились на меня.

— Пять лет замужества, а я все еще бездетная, — продолжала она. — Сама не пойму. Возможно, я была слишком молодая поначалу — совсем девочка

— но вот и теперь тоже ничего. Ничего. Подари мне ребенка, Джад. Лев возблагодарит Бога за это. Я хочу сказать, он будет счастлив. Он посчитает, что это его ребенок — в тебе есть что-то от Дукасов, особенно глаза, так что никаких подозрений не возникнет. Как ты считаешь, мы сделали сегодня ребеночка?

— Нет, — ответил я.

— Нет? Разве ты можешь быть так уверен?

— Я знаю, — вздохнул я.

Я стал гладить ее шелковую кожу. Вот оставила бы ты меня еще на двадцать дней без моей таблетки, и я обязательно наградил бы тебя ребенком, Пульхерия! И такими узлами завязал бы ткань времени, что их бы уже никому не распутать. Стать собственным «прапра» много раз прадедушкой? Возникнуть из собственного же семени? Неужели время могло бы замкнуться на самое себя, чтобы я смог появиться на свет? Нет. Такое никак не может сойти мне с рук. Я подарю Пульхерии свою страсть, но не роды.

— Вот и светает, — прошептал я.

— Тебе лучше уйти. Куда мне посылать гонцов?

— К Метаксасу.

— Хорошо. Мы встретимся через два дня, да? Я сама все устрою.

— Я твой в любой день, Пульхерия, только скажи.

— Через два дня. А теперь уходи. Я покажу тебе дорогу.

— Это слишком рискованно. Могут проснуться слуги. Возвращайся к себе, Пульхерия. Я сумею выбраться отсюда сам.

— Но… невозможно…

— Я знаю дорогу.

— Откуда ты…

— Клянусь, — сказал я.

В конце концов мне удалось отговорить ее. Мы еще раз поцеловались, она набросила свою накидку, я поймал ее за руку и подтянул к себе, но затем отпустил, и она вышла из комнаты. Я отсчитал шестьдесят секунд. Затем перенастроил свой таймер и прыгнул вверх по линии на шесть часов. Званый вечер был в полном разгаре. Осторожно я пересек все здание, тщательно избегая той комнаты, где я сам, но чуть более ранний, еще не вкусивший сладостного тела Пульхерии, непринужденно беседовал с императором Алексеем. Мне удалось незаметно покинуть дворец Дукаса. В темноте ночи, около стены, возведенной у самого берега Золотого Рога, я снова подстроил свой таймер и шунтировался вниз по линии в 1204 год.

И сразу же поспешил на постоялый двор, где оставил своих спящих туристов. Я добрался до него менее, чем через три минуты после своего ухода — мне же казалось что прошло так много дней!

Все в порядке. Я получил наконец эту, столь долгожданную, раскаленную добела ночь страсти, я очистил свою душу от бремени неизбыточных желаний, и вот я снова владею своим ремеслом, и нет никого на всем белом свете, кто был бы умнее меня. Я проверил кровати.

Мистер и миссис Хэггинс — есть!

Мистер и миссис Гостмэн — есть!

Мисс Пистил и Бильбо — есть!

Пальмира Гостмэн — есть!

Конрад Зауэрабенд, есть? Нет.

Конрад Зауэрабенд…

Зауэрабенда не было. Зауэрабенд отсутствовал. Кровать его была пустой. Зауэрабенд улизнул за эти три минуты моего отсутствия.

Куда?

У меня все похолодело внутри в предчувствии самого ужасного.

Спокойно. Оставайся спокойным. Он вышел по нужде, вот и все.

Он вот-вот вернется.

ПАРАГРАФ ПЕРВЫЙ: КУРЬЕРУ ДОЛЖНО БЫТЬ ИЗВЕСТНО, ГДЕ НАХОДИТСЯ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ ВРЕМЕНИ КАЖДЫЙ ИЗ ТУРИСТОВ, НАХОДЯЩИХСЯ НА ЕГО ПОПЕЧЕНИИ.

Я зажег факел от огня, еле тлевшего в очаге, и поспешил в коридор.

Зауэрабенд? Зауэрабенд?

Характерных для отправления малой нужды звуков слышно нигде не было. Так же, как и шума на кухне. Так же, как и звука шагов в винном погребе.

Зауэрабенд?

Куда же это вы, черт бы вас побрал, подевались, свинья вы этакая?

Я все еще ощущал вкус губ Пульхерии на своих губах. Запах ее пота, смешавшегося с моим. Все восхитительные запретные радости транстемпорального кровосмешения все еще продолжали наполнять мою душу!

Патруль времени за это сделает так, будто я никогда и не существовал, вот что сразу же подумалось мне. Я скажу: «У меня потерялся турист», а меня спросят: «Как это произошло?» На что я отвечу: «Я вышел из комнаты на три минуты, а он за это время неизвестно куда исчез». Мне скажут: «Значит три минуты. А разве вам не положено…», а я возмущусь: «Всего-навсего три несчастные минуты! Боже мой, неужели вы считаете, что я в состоянии следить за ними все двадцать четыре часа в сутки?». Мне выразят искреннее сожаление, но тем не менее будет произведена инспекция времени и места происшествия, и при этом будет обнаружено, что я самым безответственным образом шунтировался вверх по линии. Меня проследят до 1105 года и подловят с Пульхерией, в результате чего будут добыты доказательства не только моей халатности при исполнении обязанностей курьера, но и времяпреступного кровосмешения со своей пра-пра-пра-пра…

Спокойно, спокойно.

Теперь на улицу. Посвети факелом. Зауэрабенд! Зауэрабенд! Зауэрабенд не отзывался.

Будь я на месте Зауэрабенда, куда, интересно, я тайком бы смотался?

В дом к какой-нибудь двенадцатилетней византийской девчонке? Но откуда ему знать, где отыскать такую девчонку? Как пробраться к ней? Нет. Нет. Он бы не мог этого сделать. Тогда куда же он все-таки подевался? Бродит по городу? Вышел подышать свежим воздухом? Он должен был сейчас спать. Невинно похрапывать. Нет. Я вспомнил, что, когда я уходил, он не храпел и вообще не спал, он приставал к Пальмире Гостмэн. Я поспешил назад на постоялый двор. Не было ни малейшего смысла бродить вслепую по Константинополю.

В панике я разбудил Пальмиру. Она стала протирать глаза, чуть простонала жалобно, непонимающе заморгала глазами. На ее голую плоскую грудь упал отблеск от факела.

— Куда подевался Зауэрабенд? — бесцеремонно прошептал я.

— Я велела ему оставить меня в покое. Я сказала ему, что, если он не перестанет ко мне приставать, я откушу эту его штуковину. Свою руку он уже держал вот здесь, и он…