Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подарки раздавали часто. Еще накануне интендантство предупреждало части о радостном событии, и уже с раннего утра у американского склада с мешками в руках толпились казаки-приемщики. Настроение у всех при этом бывало радостное, возбужденное, слышался смех, шутки, тут же ходили слухи: «А что будут давать?» Вот показывался капитан Мак-Неп, представитель Красного Креста. Все суетилось, обступало его тесным кольцом, споря между собой из-за очереди. В пыли от разбиваемых ящиков, энергично покрикивая на помогавших ему рабочих, Мак-Неп всегда сам раздавал подарки, лично отсчитывая многочисленные носки, полотенца и пижамы. Раздачи продолжались целыми днями, и целыми днями неутомимый Мак-Неп принимал в них живейшее участие. С тяжело набитыми мешками возвращались казаки по частям, а некоторое время спустя то там, то здесь среди палаток можно было видеть станичников, с широко распяленными руками разглядывавших какую-либо фантастическую ярко-голубую или нестерпимо-розовую пижаму и такие же штаны. Часть казаков продавала (загоняла) эти подарки, покупая на вырученные деньги хлеб и табак, а большинство беженцев укладывало в сундучки и чувалы, заранее уже готовя подарки родным и близким при возвращении домой.
Личность самого капитана Мак-Непа, или, как его окрестили на казачий образец, – есаула Макнепова, была весьма популярна среди казаков. На всех смотрах, парадах, спектаклях, полковых и училищных праздниках можно было видеть его высокую, худощавую, слегка сутулую фигуру, в защитном френче, крагах, шляпе-панаме с резинкой под затылком и неизменным кодаком в руках. Мак-Непу всюду сопутствовал его постоянный спутник – переводчик Василь Иваныч – русский беженец, говорящий по-английски. Часто можно было видеть капитана Мак-Непа бродящим по лагерю среди палаток. Он интересовался мельчайшими подробностями жизни казаков и беженцев, заговаривал с ними, расспрашивая их о житье-бытье, о домах и семьях, разумеется – через переводчика. В ответ на его подарки казаки также отдаривали Мак-Непа чем могли: подарили ему оружие, коллекцию русских бумажных денег революционного периода и много разных собственноручных изделий, что каждый раз приводило его в большой восторг.
Но за этими внешними проявлениями казачьей жизни скрывалась обратная сторона ее – угрюмая и мрачная. Настроение казаков день ото дня становилось все более и более отчаянным. Высоко приподнятое, чуть ли не до бурных восторгов, в дни первых отправок в Сербию и Болгарию, оно так же резко и упало, когда вопрос с дальнейшими отправками в славянские страны осложнился и затянулся, казалось, на долгое время.
Обыкновенно «почта» приходила на Лемнос раз в неделю, и вот уже за несколько дней казаки жадно следили за морем – не покажется ли на горизонте дымок парохода. Много дымков показывалось и вновь скрывалось в тумане моря, пароходы проходили мимо Лемноса, напрасно лишь волнуя заключенных на нем казаков, но, когда пароход входил в бухту, казаки заметно оживали. Тогда уже взоры всех обращались на штаб группы и на штаб корпуса, откуда с нетерпением ждали «новостей». Казаки засыпали вопросами своих командиров, жадно ловили всякие слухи, идущие якобы из штаба.
Но новостей, конечно отрадных новостей, не было. Молчали штабы, ничего не могли передать казакам и их командиры. Растерзанная Россия продолжала страдать под игом большевиков, надежд на близкое освобождение не было, если вспыхивали восстания, то они с неслыханной жестокостью подавлялись большевиками, расстреливавшими тысячи людей и заливавшими кровью города, села и станицы.
Так из недели в неделю. И еще беспросветнее казалось казакам их изгнание и мрачнее лемносская тюрьма. Казаков волновали и смущали вопросы – ехать ли в Совдепию, в Грецию или еще куда-либо, оставаться на Лемносе, уходить ли из строевых частей в беженский лагерь, когда наступит следующий срок отправки, на каком пароходе, какие условия жизни в новых странах и т. д. Многие не хотели оставаться в строю. Военные лагеря таяли, в особенности у кубанцев, настроение которых передавалось и донцам. Беженский лагерь увеличивался за счет строевых частей, чему было немало причин. Велась темная агитация… Люди уходили в беженцы, как на очередной этап в Совдепию или Грецию.
И тут опять на сцену выступали французы. Не получая от своих командиров никаких новостей и слухов, казаки ходили за ними к генералу Бруссо, или, как его называли – генералу Брускову. Но и от него уходили разочарованными. Французы предлагали все то же – распыление.
Теперь все внимание их было сосредоточено на отправке казаков в Грецию. Как бы в дополнение к объявлению от 3 июня, 9 июня указывалось, что рабочие руки требуются на островах Хиос и Сире. Тут же сообщалось, что в ближайшее воскресенье из Кастро отойдет пароход в Салоники с заходом в Велес, Халкис, Пирей и другие важнейшие порты Греции, и предлагалось всем беженцам, желающим ехать в Грецию, в субботу явиться с вещами к французскому штабу для отправки в Кастро. Плату за проезд – 20 драхм – должны были вносить сами беженцы. В другом объявлении тогда же говорилось, что «французское командование сообщает о том, что никаких отправок во Францию и на Мадагаскар производиться не будет» и что «Бразилия также не считает сейчас возможным принять новых беженцев». Этим как бы предопределялся единственный путь казаков, если не считать Совдепии, только в Грецию.
Каждую неделю появлялись новые объявления об отправке пароходов, и почти каждую субботу у французского штаба собирались небольшие партии казаков, направлявшихся в Кастро для перевозки в Грецию. Но партии были маленькие. И вот в объявлении от 8 июля французы обещали всем отъезжающим выдать продовольствие на 8 дней и по 50 драхм, куда входила и стоимость билета на пароход. То же обещалось и через неделю – 15 июля. Это была уже приманка.
Появился новый вид заборной литературы – письма казаков, якобы уехавших в Грецию и нашедших там работу. В письмах этих в ярких и красочных выражениях описывалось полное благополучие находившихся в Греции казаков и неизменно следовали приглашения адресатам как можно скорее ехать к ним. Странно было только то, что письма эти адресовались лицам, которых никто не знал на Лемносе, или известному казаку-провокатору Чикову. (Чиков за деньги содействовал французам в распылении армии, ведя агитацию в частях.)
Автор письма Чикову, описывая, как они сгрузились с парохода «и через два часа нанялись к помещику по 250 драхм в месяц», хвастается, как сейчас же «по уговору подкатил автомобиль под нас»… Далее описывалось, что «харчи нам неплохие» и что «работа там такая: уборка хлеба, огороды, сады и
