Черная камея - Энн Райс

"Будь осторожен. Он идет сюда. Он думает, я его не знаю. Он намерен причинить тебе зло".

С этими словами Гоблин исчез. По крайней мере, я перестал его видеть. В ту же секунду погасли прожектора, словно то-то щелкнул выключателем. Я оказался погруженным в темноту.

И тут чья-то рука обвилась сзади вокруг моей шеи, а вторая заломила мне левую руку за спину. Я задергался, но все было бесполезно. Свободная правая рука так и не смогла разжать цепкой хватки, а в ухо мне уже шептал голос незнакомца:

"Позовешь на помощь, и я убью ее. Я знаю, кто она, где живет, и я убью ее. Мне это будет просто, и никто никогда тебе не поверит, если ты скажешь, кто это сделал и почему".

"Ты ее не знаешь! – с яростью выпалил я. – Один раз я уже дал тебе отпор и готов дать отпор еще раз".

"Ты меня не слушаешь. – Голос его был тих, и в нем не слышалось угрозы. – Если твой дух снова нападет на меня, то, говорю тебе, я убью ее. Ее зовут Мона Мэйфейр, и живет она в доме цвета сумерек, в шести кварталах от реки, на углу Первой улицы, за двумя столетними дубами. Никто никогда не узнает, почему или как она умерла, если только я не захочу подставить тебя".

"Откуда ты все это знаешь?" – Я впал в бешенство.

"А все дело в том, что ты стал жертвой того, кто способен думать", – произнес он мне в ухо.

"Никакая я не жертва, – ответил я. – И не трогай ее".

"Не трону, потому что ты сделал все, что я хочу".

"А именно? – поинтересовался я. – Между прочим, мне больно". – Вспомнив чей-то давний совет, я попытался повернуть голову набок, чтобы гортань была сдавлена не так сильно, но он лишь сильнее прихватил и шею и руку. Боль стала невыносимой. И я знал, абсолютно точно знал, что он навредит Моне.

"Для начала я сломаю тебе хребет, – сказал он тем же спокойным, чуть ли ни ласковым голосом. – И брошу тебя здесь, на земле, как цыпленка со свернутой шеей, а утром тебя найдет тетушка Куин. – Он продолжал так же вкрадчиво, чуть громче шепота: – Ты ведь знаешь, что она любит прогуливаться перед рассветом? Старики плохо спят. Им не нужна целая ночь. Она выходит вместе с Жасмин, хотя та еле-еле может глаза открыть, но все равно они совершают маленькую прогулку, пока звезды еще видны на небе".

"А ты за этим подсматриваешь, – сказал я. – Чего ты хочешь от нас?"

"Ты будешь поражен моей щедростью, впрочем, я всегда славился своим умом и широтой души".

"Ну, это мы еще увидим", – сказал я, теряя от ярости способность рассуждать здраво.

"Отлично, – произнес он. – Я много думал о тебе и о том острове, на который мы оба претендуем, и пришел к заключению, что готов разделить с тобой Хижину Отшельника. То есть я позволю тебе пользоваться ею днем, а я буду хозяйничать там ночью, что стало моей привычкой".

"Ночью? Так ты приходишь туда только ночью?" – Это было почти невыносимо.

"Конечно. А как ты думаешь, почему ты нашел там свечи и пепел в камине? Днем мне этот дом ни к чему, но я не желаю, чтобы другие туда наведывались. Когда я прихожу, мне не нужны свидетельства, оставленные там посторонними. Для тебя делаю исключение. Пусть там лежат твои книги, бумаги и все такое прочее. А теперь перейдем к самой важной части сделки. Ты должен обновить Хижину Отшельника. Ты должен придать ей новый блеск. Понимаешь, о чем я?"

Он немного ослабил хватку, и я смог беспрепятственно дышать. Но держал он меня по-прежнему крепко, и моя левая рука болела. Я был парализован яростью.

"Самое главное – переделки, – сказал он. – Проследишь за всем, и тогда мы оба будем наслаждаться домом. Возможно, ты даже не будешь знать о моем в нем пребывании. Мы даже сможем обмениваться книгами. Получше узнаем друг друга. Неизвестно, быть может, мы еще станем друзьями".

"Какие переделки?" – спросил я. Субъект явно был сумасшедшим.

"Во-первых, я хочу, чтобы там все тщательно вымыли, – сказал он, – и золото на саркофаге должно быть вычищено и отполировано".

"Значит, это все-таки золото", – сказал я.

"Не сомневайся, – прозвучало в ответ. – Но если хочешь, можешь сказать своим рабочим, что это медь. И вообще, наболтай им с три короба об этом острове, чтобы они держались от него подальше".

"А для кого была предназначена могила?"

"Тебе не нужно об этом думать и, кстати, больше никогда ее не вскрывай. – Голос был тих, как дыхание. – А теперь вернемся к Хижине Отшельника. Ты должен повсюду провести электричество".

"Ты что, читаешь мои мысли?" – поразился я.

"Кроме того, я хочу, чтобы во все оконные проемы вставили стекла, чтобы можно было открывать и закрывать рамы. Мне все равно, какой будет дизайн, – лишь бы можно было видеть и чувствовать ночь, и дождь не попадал внутрь. Полы следует перестелить на обоих этажах – что-нибудь вроде мраморной плитки, которой выложен вестибюль в твоем доме, подойдет превосходно, хотя я думаю, плитка должна быть сплошь белой, посаженной на темный цемент".

"Господи, – ужаснулся я, – ты действительно прочел мои мысли. Кто ты такой?"

"Прочел мысли, говоришь? Что ж, у меня есть этот дар. А еще следует купить красивые лампы и мраморные столы, как тот, что уже стоит в доме. И красивые золотые стулья в римском стиле, и диваны. Сам знаешь. Выбор обстановки я оставляю тебе – у тебя есть вкус, ты вырос среди красивых вещей – и ты позаботишься, чтобы все было подобрано как надо".

"Для тебя это игра?" – спросил я, чувствуя, что меня прошиб холодный пот.

"Не совсем, – ответил он. – Я хочу, чтобы в доме были сделаны эти улучшения. А после я хочу покоя. И ты должен все это обеспечить".

"Ты говоришь серьезно".

"Конечно, серьезно, – прозвучал тихий приглушенный голос. – Итак, что еще я хочу предложить? Ах да, нужно переделать камин, ты так не считаешь? На случай холодных луизианских ночей зимой, о которых чужаки так мало знают".

"Как тебе удается шпионить за мной? С какой укромной точки?"

"Не будь столь уверен, что я это делал. Я хитер. Мне захотелось вернуть себе остров. Я знаю стиль, в котором ты живешь. И я хочу с тобой подружиться, разве не ясно? Мне приятно тебя обнимать. Если ты выполнишь все, как надо, я предлагаю мир. И если бы тебе понадобились средства, я бы тебе одолжил".

"А ты, со своей стороны, обещаешь предоставлять дом в полное мое распоряжение днем?"

"Да, – подтвердил он, – а еще я обещаю, что не убью тебя. Это самое главное – я оставлю тебя жить и не трону Мону Мэйфейр".

"Кто ты такой? – вновь сурово потребовал я ответа. – Как тебя зовут? Ты ведь тогда трупы сбрасывал в болото? Это ведь были человеческие тела? А как насчет цепей на втором этаже? Неужели ты ни разу не спросил себя, откуда там взяться цепям?"

Я попытался вырваться. Он крепче меня сжал.

Послышался тихий смех, очень знакомый, хотя я никак не мог вспомнить, где и когда его слышал. Неужели он звучал только раз, на болоте, в ту ночь, когда я увидел его в лунном свете? Но чувство нависшей опасности не позволило мне как следует все вспомнить.