Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки - Вальтер Шелленберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И хотя я был очень сдержан во время этого первого разговора, я чувствовал, что установил хорошие отношения с графом. В этом визите я увидел возможность выполнения своего изначального плана — положить конец войне для Германии. В этой связи контакт со Швецией мог оказаться чрезвычайно важным, так как она была особенно заинтересована в установлении мира в Северной Европе. Таким образом, мои изначальные усилия сделать что-нибудь для Дании и Норвегии согласовывались с целями графа. Следующим шагом было превращение Швеции в посредника для заключения компромиссного мира. В завершение нашего разговора граф снова сказал Кальтенбруннеру, что он хотел бы увидеться с Гиммлером, чтобы сказать ему кое-что лично и наедине.
Я решил сделать смелый шаг и попытаться перетянуть на свою сторону Кальтенбруннера, несмотря на его личную неприязнь ко мне. Как только Бернадот уехал, я похвалил Кальтенбруннера за уступчивость и ловкость, с которыми он отвечал на вопросы графа, и сказал ему, что он справился с этой деликатной ситуацией в лучших традициях старой австрийской школы дипломатии. Все это прошло прекрасно, и я продолжил, сказав, что решил предложить Гиммлеру сместить Риббентропа — что давно пора уже сделать — и назначить его, Кальтенбруннера, министром иностранных дел. Тугодум Кальтенбруннер заглотил эту наживку с такой готовностью, что я едва мог удержать его. В последующем телефонном разговоре с Гиммлером он стал самым горячим сторонником предложенной встречи Гиммлера с Бернадотом, несмотря на запрещающий ее приказ Гитлера. Гиммлер заявил, что готов принять графа при условии, что Кальтенбруннер не будет присутствовать на этой встрече. Кальтенбруннер был разочарован и обозлен этим категорическим отказом, и к нему вскоре вернулась вся его неприязнь ко мне.
Встреча между графом Бернадотом и Гиммлером состоялась в Хоэнлихене два дня спустя. Во время поездки туда на автомобиле я сумел дать ему некоторые советы по части предстоящего разговора и подготовить его к некоторым особенностям Гиммлера. Изначальный план графа состоял в том, чтобы перевезти всех датских и норвежских пленных в Швецию и интернировать их там, пока длится война. Я знал, что на это никогда не дадут согласие, и сделал компромиссное предложение: чтобы этих военнопленных собрали в одном лагере на северо-западе Германии. Фактически это стало основой договоренности, достигнутой между графом Бернадотом и Гиммлером на этой встрече.
У меня была возможность поговорить с Гиммлером сразу же после его беседы с графом. У Гиммлера сложилось очень благоприятное мнение о нем, и он собирался поддерживать с графом связь. Он хотел, чтобы я контролировал выполнение их договоренности, которое, как он прекрасно знал, встретит серьезные препятствия со стороны Кальтенбруннера и Мюллера, а возможно, и Риббентропа тоже. Я должен был проинформировать Риббентропа о важных темах разговора и достигнутых договоренностях, чтобы он представил их графу официально.
Во-первых, я сообщил Кальтенбруннеру о результате беседы. Он сразу же начал упрекать меня за то, что я оказал неуместное влияние на Гиммлера. Мюллер, которого он привлек к обсуждению, немедленно перечислил непреодолимые технические трудности: сама такая идея — абсолютная утопия; он не в том положении, чтобы предоставлять грузовики и бензин для разбросанных по разным лагерям датских и норвежских пленных; лагерь Нойенгамме (который был предложен) не подойдет для этих целей, так как он уже заполнен. «Всегда одно и то же, — проворчал он, — когда господа, считающие себя государственными деятелями, вытягивают из Гиммлера согласие на одну из своих идей…»
На его довод в отношении грузовиков и бензина я ответил, что их могут предоставить шведы. Быстрота моего встречного предложения застала Мюллера врасплох, и он согласился на него, не до конца сознавая его последствия. Но на следующий день он выдвинул новые возражения: все дороги Германии запружены беженцами, и на немцев произведет сильное впечатление, когда мимо них будут ехать грузовики Красного Креста, полные военнопленных. На это я ответил, что их можно перевозить ночью, и предложил выделить сотрудников своего собственного департамента для этой операции. Так вмешательство моего верного персонала спасло много жизней. Они работали совместно со шведским Красным Крестом, организуя транспортировку датских, норвежских, польских и еврейских заключенных, и их общая деятельность вызвала такую нерешительность у комендантов лагерей, что многочисленные противоречивые приказы, исходившие от Кальтенбруннера и других начальников, потерялись в общей сумятице.
Глава 36
Гиммлер увиливает от решения вопроса
Борьба за душу Гиммлера. — Я пытаюсь уговорить его действовать. — Его страх перед Гитлером. — Его личная охрана унижена. — Давление на Гиммлера с целью закончить войну
После встречи с графом Бернадотом я очень серьезно поговорил с Гиммлером и ясно сказал ему, что крах Германии неизбежен. Я просил его воспользоваться добрыми услугами шведов и попытаться вывести потерпевший крушение государственный корабль Германии в мирную гавань, прежде чем он опрокинется. Я предложил, чтобы он попросил графа Бернадота полететь к генералу Эйзенхауэру и передать ему предложение о капитуляции.
Я также пытался внушить ему, что его место как командующего группой армий — в Берлине, а не в Пренцлау. Ему следовало бы понять, что удалить его из окружения фюрера уже во второй раз удалось именно советникам Гитлера. Ему следует немедленно вернуться в Берлин и заняться приготовлениями к миру. В случае необходимости он должен применять силу. Это был очень бурный разговор, но в его конце Гиммлер уступил и дал мне широчайшие полномочия для ведения переговоров с графом Бернадотом. А на следующий день он их отозвал. Он позволил мне сохранить лишь поверхностные контакты с графом и, возможно, уговорить его полететь к Эйзенхауэру по его собственной инициативе. И начиная с того дня — а это было начало марта 1945 г. — почти каждый день между мной и Гиммлером происходила борьба, в которой я вел бой за его душу.
Я уже рассказывал графу Бернадоту об этой борьбе. Во время наших разговоров мы договорились, что я уведомлю его, как только Гиммлер примет
