Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители - Монах Лазарь (Афанасьев)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Святую Троицу, 29 мая, отец Варсонофий со скитской братией служил в монастыре и участвовал там в братской трапезе. А в день Святого Духа была соборная литургия в скиту, служили отец Варсонофий и отцы Нектарий и Кукша. 17 июня совершалось в скиту празднование Боголюбской иконы Богоматери, причем по случаю сорокового дня кончины старца Иосифа было его поминовение.
Из событий лета 1911 года (кстати сказать, оно было теплым, с частыми грозами) в Летописи скита отмечены с подробностями посещение скита владыкой Сильвестром, епископом Рыбинским (викарием Ярославской епархии), возвращавшимся к себе с Кавказа. «Владыка обошел с отцом скитоначальником скит, побывал на пасеке и посетил келии покойного старца отца Иосифа и отца скитоначальника, у которого кушал чай. <…> По словам отца игумена Варсонофия, скит владыке очень понравился» (30 июня). Запись 9 июля (о посещении монастыря вновь назначенным на Калужскую кафедру епископом): «Сегодня в 8-м часу вечера во время воскресного бдения преосвященный епископ Александр прибыл в Оптину пустынь. По его желанию всенощное бдение для него было отслужено в настоятельских келиях, куда было вызвано несколько человек монастырских певчих». 10 июля (воскресенье): «Владыка служил литургию в соборе монастыря. Богослужение началось в 10-м часу и продолжалось почти до 2-х часов. В числе служащих, кроме отца настоятеля и монастырских иеромонахов, были настоятель Тихоновой пустыни архимандрит Лаврентий, проживающий на покое в монастыре архимандрит Агапит, отец скитоначальник и несколько священников города Козельска… <…> На могилках старцев была отслужена лития. По возвращении в храм и отпусте владыка проследовал в настоятельские покои, где кушал чай, а в 3-м часу обедал на трапезе вместе с монастырской и скитской братией. <…> В 8-м часу вечера преосвященный посетил скит. В сопровождении отца настоятеля и отца скитоначальника он обозрел скитские храмы… Затем преосвященный посетил келии покойного старца отца Иосифа, отца скитоначальника и некоторые из братских, а равно скитскую пасеку. Владыке очень понравилось благоустройство скита; он расспрашивал сопровождавших его отца настоятеля и отца скитоначальника о скитской жизни и об интересовавших его предметах»482. 12 июля братия Оптиной пустыни провожала епископа Александра в Калугу.
Глава 31. С.А. Нилус в Оптиной. Искушения, постигшие старца Варсонофия. Перемещение его в Старо-Голутвин монастырь
Сергей Александрович Нилус, живший в доме возле монастыря, последние четыре года был духовным чадом отца Варсонофия, часто бывал в храмах обители на богослужении и чувствовал себя хорошо и спокойно, что давало ему возможность много писать… До поселения здесь он испытывал большие жизненные неустройства, менял места жительства, ища покоя для своей писательской работы. Всюду чувствовал он неприязненное отношение к себе так называемого культурного, и в особенности аристократического, общества: оно не любило таких сильных православных деятелей, как владыку Никона (Рождественского), как Нилуса, поборника Православия и патриота России, убежденного монархиста. Только здесь, возле любимой народом обители, при духовном руководстве великого старца он обрел настоящее равновесие.
Однако недоброжелатели были и у Оптиной пустыни. Видя любовь народа к ней, чувствуя, что невозможно им сокрушить такую святыню, они присматривались к ее жизни, ища каких-нибудь зацепок, неисправностей, чтобы нанести удар…
Однажды, еще весной 1910 года, отец Варсонофий сказал Нилусу, что против него «начинается восстание», однако без подробностей. Что же было? К преосвященному в Калугу шли доносы на писателя от «простых» богомольцев, явно кем-то спровоцированные. Вот как, например, гладко пишет «неграмотная» (диктует?) крестьянка Финяева, — в ее доносе нет ни слова правды: «…по распоряжению монастырского начальства, мне, горькой, было воспрещено ходить в монастырские церкви. Такая страшная кара постигла меня, Преосвященнейший владыко, не за какую-либо вину мою, а по желанию и настоянию проживающего в Оптиной пустыни неизвестно с какими целями г. Нилуса, разыгрывающего на глазах у всех роль светского старца. Около трех лет назад и я, грешная, вместе с другими богомольцами принималась г. Нилусом для духовного наставления и даже была им оставлена у себя на жительство. При ближайшем, однако, ознакомлении с интимной жизнью ложного старца, оказалось, что г. Нилус проживает в монастырском доме с двумя своими женами, из которых одну (по закону чужую жену, от которой, однако, имеет взрослого сына), именует своею “духовною сестрою”. Такое семейное положение человека, живущего постоянно в монастыре, конечно, не может не блазнить чуткую человеческую совесть, а в рядах, враждебных религии, вызывало и вызывает справедливые нарекания на покладистость монастырского уклада жизни.
Но этого мало, самой пример такой терпимости на удобной почве и случайной наличности постоянной женской прислуги в семействе г. Нилуса в числе трех душ, создала на квартире своеобразный центр, возле которого группируется монашеская братия, к вящему соблазну видящих это и лишенных возможности вызвать нужное воздействие, так как при одном моем откровенном указании г. Нилусу на сношение прислуг его с монашествующими, я была немедленно удалена из монастыря… <…> Преосвященнейший владыко, разъясните мне, темной старухе…» — и так далее483. Конечно, владыка не мог не усмотреть в письме, что у «темной старухи» бойкое перо, но он все же сделал запрос настоятелю Оптиной пустыни. Тот отвечал: «Прошение Финяевой есть не что иное, как настоящий пасквиль на семейство известного православного писателя г. Нилуса, составленный просительницей (что она и не скрывает) по злобе на него в выражениях, позорящих честь лиц, достойных уважения. Прошение Финяевой есть продолжение возникших в 1910 году доносов на администрацию пустыни со стороны трех монахов, руководимых мирянами и лицами: оно печатано на той же машинке, как и прежние доносы, одним и тем же слогом… <…>
Семейство г. Нилуса состоит из лиц высшего общества,
