Давний спор славян. Россия. Польша. Литва [с иллюстрациями] - Александр Широкорад

Начнем с общей оценки Россией французских войн 1798–1814 гг. С точки зрения эмоциональной — подвигов отдельных лиц или даже частей, триумфа Суворова в Италии и Александра I в Париже, — войны эти были не только успешные, но и героические. Но это точка зрения короля Людовика XV, да и то не реального, а карикатурного, из комедии «Фанфан-Тюльпан». Если же к русско-французским войнам 1798–1814 гг. применить формулу Клаузевица «Война есть продолжение политики другими средствами», то они станут наиболее неудачными, бессмысленными и позорными войнами за всю предшествующую историю России. В самом деле, за шестнадцатилетнюю войну Россия приобрела лишь небольшой кусок в районе Варшавы, да еще вдобавок населенный этническими поляками.[200] Что же касается Финляндии и Бессарабии, то Александр I заполучил их не в войне, а в союзе с Францией.

И за маленький клочок земли, ставшей позже головной болью России, погибло несколько миллионов русских людей![201] При первой встрече Наполеона с Александром I на плоту посередине Немана в 1807 г. Наполеон спросил: «За что мы воюем?» Александр промолчал. И до сих пор царские, советские и «демократические» историки так толком и не пожелали ответить на этот простой вопрос. Мнение же советских историков о том, что-де русские цари мечтали о реставрации Бурбонов, которые еще с времен Генриха IV были постоянными врагами Русского государства, представляет собой классическую чушь.

Мудрая Екатерина считала присоединение земель, населенных белорусами и малороссами, то есть земель, которые входили в состав Русского государства в X–XII вв., а сами поляки считали их Русью, делом второстепенным по сравнению с борьбой за выход к южным морям. Екатерина считала, что границы по Неману и Западному Бугу достаточно защищают Россию с запада. Императрица понимала, что России не нужны земли, населенные этническими поляками, и тем более нет нужды лезть в Германию. Своей главной задачей с 1793 г. она считала захват Проливной зоны и обеспечение безопасности «мягкого подбрюшья России», то есть Черноморского побережья и южных губерний страны.

Екатерина гневно клеймила французских якобинцев и предпринимала отчаянные попытки обратить против Франции Пруссию, Австрию и Швецию. Она была готова дать деньги на эти мероприятия, но… не послала ни одного солдата. Единственной ее антифранцузской акцией была посылка в Северное море эскадры вице-адмирала Ханыкова в составе 12 кораблей и 8 фрегатов. Эта эскадра конвоировала купцов, вела блокаду голландского побережья и т. п. Боевых потерь она не имела. Фактически это была обычная боевая подготовка с той разницей, что финансировалась она за счет Англии.

Уже на следующий день после смерти Екатерины Великой в Петербург, как в поверженную столицу, с барабанным боем вошло гатчинское воинство Павла Петровича. Его вели германские офицеры и унтер-офицеры. К Павлу потянулись со всех сторон тысячи немецких проходимцев Адлеры, Адленберги, Беккендорфы, Врангели и т. п. Сам Павел I был женат на Марии Федоровне (принцессе Софии Доротее Вюртембергской), а его сын Александр (1777–1825) — на Елизавете Алексеевне (принцессе Луизе Баденской). Вся эта германская партия начала буквально давить на Павла, а затем на Александра. У одних «русских немцев» в германских княжествах был собственный гешефт, у других от французов пострадали родственники.

Тут добавился и субъективный фактор. Павел был «мальчиком наоборот» и делал все наперекор. Если его матушка воевала на Черном море, то это уже плохо. Оба русских императора были крайне честолюбивы и оба жаждали военной славы, а Александр, кроме того, надеялся, что громкие победы заставят забыть русское общество об отцеубийстве.

Победы русских войск в обеих турецких войнах, взятие Суворовым Праги и, разумеется, знаменитый итальянский поход вскружили головы русскому дворянству, смотревшему на войну с Францией как на увеселительную прогулку. Шапкозакидательские настроения хорошо показаны Львом Толстым в романе «Война и мир». Вспомним хотя бы эпизод перемирия с французами накануне Аустерлицкого сражения, когда разжалованный в солдаты Долохов беседует с французским гренадером: «Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали». Большинство французов и не слышали о Суворове. «Что он там поет?» — «Древняя история», — вспомнил какой-то гренадер. Так думал не только Долохов, но и вся русская армия.

Наполеон же никогда не помышлял о завоевании или уничтожении Российской империи. Мало того, ему крайне нужна была стабильная и мощная Россия, жестко контролирующая Восточную Европу от Западного Буга до Урала. Развал такой империи не только не дал бы ничего Франции и Наполеону, но и заставил бы французские войска непрерывно участвовать в войнах на обломках империи. А герцог Савари неоднократно доносил Наполеону, что молодые французские офицеры обещают своим возлюбленным «вернуться в Париж лишь из похода в Китай». Такие разговоры для Наполеона были куда страшнее австрийских и русских пушек.

Наполеон с юных лет грезил походами Александра Македонского на Востоке и неоднократно называл Европу «крысиной норой». Походы же на Восток были возможны лишь в союзе с Россией, и в 1800 г. император Павел I и первый консул Бонапарт совместно готовились к походу в Индию.

Только с этой точки зрения можно рассматривать нежелание Наполеона создавать Речь Посполитую «от можа до можа» и отменять крепостное право в России. Не принимать же всерьез умиления советских историков о том, что к 1812 г. Наполеон стал заядлым реакционером и боялся освободить крестьян. Личная свобода крестьян была одним из основных положений Гражданского кодекса Наполеона, введенного им во Франции и в большинстве стран Европы. Введи Наполеон кодекс в России, и ему не с кем стало бы воевать.

Но Наполеон не мог принять вмешательство царя Александра из Голынтейн-Готторпской династии, без всякого основания называемой Романовыми, и клики «русских немцев» в дела Германии и других стран Европы. Наполеон надеялся нанести несколько поражений русским войскам и отбить у Александра охоту лезть в Германию. Наши историки традиционно обличают вероломство «корсиканского чудовища», «без всякой причины» напавшего в 1812 г. на Россию. Но почему-то все забыли о наглых попытках вмешательства Александра I в германские дела в 1808 — начале 1812 г.

Главной и роковой ошибкой Наполеона было то, что он собирался вести против России локальную войну, а Россия ответила ему тотальной войной, для решения задач которой требовались совсем иные средства, чем те, что использовал Наполеон.

После взятия Суворовым Варшавы несколько тысяч поляков, в основном дворян, эмигрировали во Францию. В конце 1796 г. лидеры польских эмигрантов предложили Директории сформировать особый корпус из поляков. Директория согласилась и поручила Бонапарту, находившемуся в Италии, включить поляков в состав цизальпинской армии. В 1797 г. было сформировано два польско-итальянских легиона общей численностью 15 тысяч человек. Легионы эти имели польское обмундирование с французскими кокардами. На знаменах была надпись «Gli homini liberi sono fratelli» («Свободные люди — братья»).

В кампанию 1799 г. большая часть первого легиона погибла в боях при Кассано, Тидоне, Требии и Нови. Второй легион, находившийся в Мантуе, потерял во время осады более семисот человек и попал в плен к австрийцам, поэтому Бонапарт в конце 1799 г. поручил генералу Домбровскому сформировать два новых польских легиона — Ломбардский и Дунайский, в составе семи батальонов пехоты, одного батальона артиллерии и отряда улан. Ломбардский легион был отправлен в Италию, а Дунайский вошел в число войск Нижне-Рейнского союза, где и отличился в боях при Борнгейме,

Оффенбахе и Гогенлиндене. Оба легиона потеряли много людей, но остатки их, собранные в Милане и Мантуе, были укомплектованы прибывшими из Польши добровольцами.

В 1802 г., согласно тайной статье Амьенского договора, польские легионы были упразднены, часть легионеров отправили на остров Сан-Доминго, где они погибли от желтой лихорадки и в боях с туземцами. Другая часть поступила в гвардию неаполитанского короля, а остальные были распределены по различным полкам.

14 июня 1807 г. русская армия была разбита Наполеоном при Фридланде, и император Александр I был вынужден вступить в переговоры с Наполеоном. Положение русских было настолько критическим, что еще до сражения у Фридланда великий князь Константин заявил Александру I: «Государь, если вы не хотите мира, тогда дайте лучше каждому русскому солдату заряженный пистолет и прикажите им всем застрелиться. Вы получите тот же результат, какой даст вам новая (и последняя!) битва, которая откроет неминуемо ворота в вашу империю французским войскам».

25 июня (7 июля) в Тильзите (ныне город Советск Калининградской области) был заключен русско-французский договор о мире и дружбе. Согласно этому договору, между двумя странами устанавливались мир и дружба, военные действия прекращались немедленно на суше и на море. Наполеон из уважения к России возвращал ее союзнику, прусскому королю, завоеванные им прусские территории за исключением тех частей Польши, которые были присоединены к Пруссии после 1772 г. по первому разделу Польши, и тех районов на границе Пруссии и Саксонии (округ Котбус в Лаузице — Лужицкой Сербии), которые отходили к Саксонии.