Том 9. Три страны света - Николай Некрасов

И приятель захохотал. Граблин тоже засмеялся, и они разошлись.

Граблин поплелся домой пешком. На другой день благоразумный приятель с неразмененной депозиткой рассказывал своим товарищам о подозрительной расточительности Граблина, проигравшего пятьдесят целковых.

А Граблин, возвращаясь из маскарада, думал о судьбе своей игры и незаметно перешел к игре Кирпичова, который тоже, думал он, наконец дорежет себя кутежом, безалаберщиной и бесталанным журналом. С некоторого времени векселя уплачивались уже деньгами, поступавшими от иногородних корреспондентов на разные закупки; а это скоро остановит колесо, как бы шибко оно ни бежало. Кирпичов рассчитывал поправиться новыми изданиями, которые предполагал изготовить на новые векселя, и он мог это сделать, потому что настоящее положение дел его не было вполне известно торговым домам; было известно только, что «у Кирпичова идет шибко!», но книжные издания тоже более или менее сопряжены с риском, и успех той или другой книги не может быть рассчитан наверное, при всем знании современных интересов читающей публики; бывает, что дельная и, по-видимому, нужная для всех классов книга остается не проданною в убыток издателю, а книга пустая расходится в продаже быстро. В случае неудачи и этих вновь предполагаемых изданий Кирпичову уже не будет спасения. А теперь он может еще все поправить, согласив кредиторов переписать векселя и назначить более продолжительный, срок платежа по ним, на что кредиторы, конечно, волею или неволею, согласятся, зная последствия несостоятельности, всегда не выгодные для кредиторов.

Граблин, впрочем, знал, что Кирпичов слишком глуп и горд, чтобы решиться на эту меру; однако рассказал ему при первом случае о своей игре в маскараде, — рассказал в виде поучительной притчи и ждал, не набредет ли он на мысль, подобную той, какая явилась у молодого человека на пути из маскарада: не захочет ли бросить игру, пока еще не поздно.

Кирпичов слушал рассказ внимательно: его занимала сумма, проигранная рассказчиком в один вечер.

— Пятьдесят целковых-с? — спросил он, быстро взглянув на Граблина, так что молодому человеку послышался из-за этого вопроса другой вопрос. — А где вы берете деньги — проигрывать по пятидесяти целковых в вечер?

После этого Граблин не в силах был уже перейти к делам Кирпичова ни прямо, ни косвенно, — не в силах был продолжать даже ради своего партикулярного места, к которому почувствовал глубокое отвращение.

Вскоре после этой поучительной притчи с ее благодетельными следствиями Кирпичов целый час заготовлял новые векселя, подписывая на них свою фамилию с великолепнейшим росчерком, и лицо его выражало величайшее наслаждение. Потом он совершенно углубился в свои новые издания: заказывал нарочно бумагу, долго любовался принесенным из типографии мокреньким, только что отпечатанным листом, подравнивал, обрезал его, приговаривая:

— Экой шрифт-от какой, словно бисером!.. А бумага-то — атлас! Погладьте, Степан Петрович, — решительно атлас.

И Граблин гладил вместе с Кирпичовым каждый лист, принесенный из типографии.

Только урывками от этих занятий и пиров Кирпичов обращался к поручениям иногородних и еще свирепее нападал на их счета, ожесточенный потерями по изданию журнала, еще бестолковее исполнял их поручения, — и то поручения только мелкие, а крупные лежали, придавленные тяжелыми пресс-папье, в ожидании будущих благ от новых изданий.

— Подождут, — говорил Кирпичов молодому человеку об этих поручениях, — вы напишите уж только, что деньги получены и вещи заказаны.

— Да это уж было писано давно; теперь спрашивают о причине остановки, грозят полицией.

— Ну вот, причину?.. Напишите что-нибудь… выдумайте; вам ведь не привыкать стать, — говорил Кирпичов, — дружески ударив по плечу молодого человека.

И молодой человек отписывался, напрягал силы свои в изобретении разных причин «невольно происшедшим» остановкам в исполнении поручений: он видел, что таким образом колесо может вовсе остановиться, — и спасал свое партикулярное место.

Наконец огромное объявление возвестило о выходе новых роскошных изданий Кирпичова. Они пошли, но не так, как ждал Кирпичов. А между тем вот и лето. Летом застой и в литературе и в книжной торговле. Денег с почты получает Кирпичов немного, а векселя поступают и поступают. Он мечется, ищет занять, наконец, решается прибегнуть к горбуну. Вдобавок ко многим прежним горбун принял в свои подвалы его новые издания, по гривне с рубля. Но хоть Кирпичов и взял с Добротина слово держать сделку в секрете, однакож молва о плохом состоянии его дел начинает доходить даже до собственных ушей его.

— Нам только до зимы, — говорит Кирпичов Граблину. — Будет зима, будут и деньги. Вы только напишите объявленьице половчее, поговорить побольше об улучшениях и… того… уж вы знаете.

У Кирпичова зима и деньги всегда составляли совершенно одно нераздельное понятие. По его мнению, что бы ни делалось с его торговлей, он мог ждать их зимой непременно, — и ждал, как ждут люди зимой снегу, летом — дождя и других неизменных явлений природы.

— Говорят, что дела мои плохо идут! — продолжал Кирпичов. — А я вот теперь же созову всех этих, кто говорит… знаю я, кто говорит… Созову, да и задам, примерно, обед, какого им во сне не снилось! вот ей-богу. Пусть посмотрят, как худы мои дела!

И в самом непродолжительном времени Кирпичов точно дал обед. Он продолжался до рассвета, и как все уже было выпито и съедено, а благодетель Иван Тимофеич, отпиравший свой погреб для друзей во всякую пору дня и, ночи, давно уже приказал долго жить, пристукнутый апоплексией, то под конец пошла, после шампанского, лекарственная настоянная на пеннике, которая употреблялась Кирпичовым раза три и более в день, во уважение многих целебных ее свойств.

Обед стоил половины денег, занятых у горбуна.

Глава IV

Колесо остановилось

Зима давно уж на дворе, а деньги не сыплются к Кирпичову, как снег на голову: колесо пошло тише. Петрушка много приносит с почты писем простых и страховых, но мало денежных. В простых и страховых письмах требуют выслать вещи или возвратить деньги, грозят полицией. Новые издания продаются не так шибко, как рассчитывал Кирпичов, несмотря на их атласную бумагу и бисерный шрифт, а дурные толки о делах Кирпичова распространяются в торговых домах более и более, несмотря на чудовищный обед, данный для уничтожения их. Ни кредита, ни денег. В магазин являются…. кредиторы напомнить о наступающем сроке векселям, являются иногородные корреспонденты — узнать о причине невысылки вещей.

Кирпичов принимает меры. Мера первая: при появлении корреспондента, пришедшего сделать справку, приказчик сообщает его адрес в комнату конторы; там конторщик, приставляющий счетам ноги, поспешно раскрывает толстую книгу и, отыскав в ней счет по адресу корреспондента, отмечает против этого счета: отправлено тогда-то; после чего корреспондента просят пожаловать.

— Скажите, пожалуйста, — с удивлением спрашивает он, смотря на отметку, — отчего ж я не получил, если вещи отправлены уже полгода тому назад?

— Не знаем-с, — отвечает конторщик, — надо справиться на почте; пожалуйте через несколько дней.

— Позвольте, — быстро прерывает корреспондент конторщика, который хотел было закрыть книгу.

— Что это? — говорит он, смотря на отметку. — Чернила, кажется, свежие… как будто сейчас только написано… а?

И он подозрительно смотрит на конторщика, а конторщик старается не смотреть на корреспондента.

— Такие уж чернила-с, — отвечает, поправившись, конторщик и закрывает скорее книгу.

— А если я узнаю, что вещи не были посланы?

— Нет-с! как можно-с! У нас — исправность. Известно всему иногороднему человечеству… Сколько благодарственных писем; можно показать-с.

И конторщик идет к шкафу показывать благодарственные письма, а корреспондент уходит, махнув рукой на благодарственные письма и обещаясь притти через несколько дней за справкой.

Этой проделкой нельзя долго скрывать тайны, но Кирпичову только бы выиграть время. У него много надежд. Он разъезжает. Едет он к одному человечку, о котором было и позабыл, а этот человечек когда-то приставал к нему: возьми его в компаньоны, да и только: не придумаю, говорит, что делать мне с деньгами, а вы, мол, знаете, что с ними делать; да тогда Кирпичову что за охота была связываться; у него первый пункт всякого условия по торговле: «А в дела мои, Кирпичова, не вмешиваться»; а теперь вот он и пригодился, этот человечек.

Приезжает он к нему.

— А подо что? — спрашивает человечек. — Под движимое или недвижимое?

Человек знал уже, каковы дела у Кирпичова.

— Вот дурак! — говорит про себя Кирпичов и едет к береговым ребятам, с которыми сошелся не так давно. Береговые ребята — славные ребята! шампанское у них — ковшами. Для друга — ничего заветного. Деньги — плевое дело: не откажут, только заикнись. Только трудно застать; здесь им тесно: как раскутятся, норовят все в Кронштадт аль в Шлюшин — вон куда! Зато в нужде — якорь спасения!