Том 9. Три страны света - Николай Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знать, скоро! — с улыбкой злобного удовольствия сказал Харитон Сидорыч и пошел отыскивать места к приятелю.
— Лопнет! — сказал франт-приказчик другому франту-приказчику.
— Лопнет! — отвечал тот.
— Что здесь делать теперь? пойдем-ка хоть по чаям.
— В славный город, что ли?
— Нет, в новооткрытый. Зеркала, брат, там какие! А орган — двенадцать валов! Как поставят «Не одна ли во поле дороженька», так я те скажу… ревел, брат, я вчера за ним что силы было, — не слышно! А Роберт — что супротив него палкинский?! там, брат, почище будет. Пойдем.
И пошли.
Еще немного погодя в магазин явилось официальное лицо. Вслед за ним явился еще человек, державший в одной руке какую-то книгу, в другой сургуч и печать. Официальные посетители потребовали свечку и подошли к двери магазина. Какое зрелище! — тут впервые воскликнуть Кирпичову было бы кстати, но его тут нет. Он у себя в комнате. Он позвал Граблина.
— Это ничего, Степан Петрович, — говорит он ему, — ничего, что там, в магазине-то, того… с вами-то я все-таки рассчитаюсь ужо, только уж вы того… вон там, в законах-то — уголовный суд! если книги не в порядке; да до этого не дойдет: я вот только съезжу к одному человеку — и велят распечатать. А все оно не мешает… ишь время уж такое вышло!
Молодой человек сел работать, а Кирпичов поехал с официальным лицом.
Едут они по Мещанской, едут по Гороховой: вот перед ними дом, где Кирпичов весело проводил время, — мимо; переезжают Сенную, перед ними еще дом, напомнивший Кирпичову много веселых вечеров, — мимо; едут по Обуховскому шоссе, перед ними опять дом, но его не знает Кирпичов; он читает вывеску: «Долговое отделение тюрьмы».
— Стой, — сказало официальное лицо.
Колесо остановилось!
Глава V
Письма дошли по адресу
Струнников переулок находился в большом волнении: имя Полиньки переходило из уст в уста. Девица Кривоногова, по праву ее прежней хозяйки, кричала сильнее всех. Она была источником всех странных слухов о Полиньке, повергавших скромных жителей переулка в истинное удивление.
— Мне уж, верно, на роду написано, — говорила она кстати и некстати каждой встречной и каждому встречному, — только чужом счастьи заботиться! Ну, эта хоть смазлива с лица, а то жила до нее у меня, так просто перед ней дрянь, а как устроилась-то! в шелковом салопе гуляет, и шляпа с пером!
— Так-таки она за барским столом и сидит? — с удивлением спрашивали любопытные слушательницы.
— За столом?.. да чего? она в карете ездит, и два лакея сзади! — с гордостью отвечала девица Кривоногова.
— Ах ты, господи! — с ужасом произносили слушательницы.
— И смеху-то сколько! — с усилием продолжала девица Кривоногова, поощряемая их возгласами. — Я прихожу и говорю ему (она указала на венецианское окно Доможирова), что его-то невеста… ведь туда же, старый шут, сватался к ней:! (Красное лицо девицы задергалось, а глаза злобно забегали). — Небось, теперь двумя руками крестится, что бог избавил его от такой жены. Вот уж так прибрала бы его к рукам.
— Ну, да чтобы ей в нем? — заметила одна кумушка.
— Что? как? а дом?! а деньги в ломбарде! Ведь он, как жид, скуп!
Этими восклицаниями девица Кривоногова высказала все свои тайные помышления, задушевные планы.
— Да ведь сын есть, — заметили ей.
— Сын! Что ж такое, что сын! Это благоприобретенное: он властен не только жене, да хоть своим котятам отдать… вот как-с! я дело-то лучше другого крючка знаю! Ишь, не поверил, как я ему сказала, что в карете ездит: побежал сам посмотреть. Ха, ха, ха! он ей шапку снял, а она отвернулась… ха, ха, ха!
И девица Кривоногова долго хохотала,
— А этот немчура, — продолжала она с новым жаром, — кажись, уж как сладко смотрел на нее, словно она сестра ему, а небось, как я стала рассказывать, глаза выпучил, рот разинул; я ему говорю, а он не верит! А потом плакать начал: ишь, зависть какая, подумаешь, у человека!
И девица Кривоногова тяжело вздохнула, поближе придвинулась к своим слушательницам и продолжала таинственным голосом:
— Да она мне тогда же не раз говорила: «Что, — говорит, — моя голубушка Василиса Ивановна, за бедного-то выходить? Слава те, господи, я рада-радехонька, что отделалась: я себе найду мужа, как деньги будут, а пока поживу в свое удовольствие!»
Такие толки повторялись беспрестанно, каждый день разрастаясь и питая праздное любопытство жителей всего переулка, в которых страсть к новостям, сплетням и пересудам была развита почти столько же, как в уездных городках. Всякая мелочь, будь только новая, возбуждала в них живейшее движение. Так, в одно утро общее внимание было привлечено молодым человеком, который, бог знает откуда взявшись, бродил по Струнникову переулку и читал надписи на воротах. Девица Кривоногова в то время занята была делом: она секла небольшого щенка, очевидное отродие Розки, нисколько не перещеголявшее красотой свою родительницу. Щенок визжал на весь переулок, а девица Кривоногова приговаривала за каждым ударом:
— Не бегай на чужой двор, не играй с кошками; вот тебе, вот тебе!
— Это дом Кривоноговой? — спросил молодой человек, смотря на поучительную сцену.
— Я, а что? кого нужно? — запыхавшись, спросила девица Кривоногова, придерживая за шиворот собачонку.
— Девица Климова не здесь ли живет?
— Кто? Палагея Ивановна?
И девица Кривоногова выпустила из рук собачонку и радостно отвечала:
— Она около четырех лет у меня жила; я, можно сказать, знаю ее, как свои пять пальцев.
— Можно ее видеть? — поспешно спросил молодой человек.
— Нет, она уж не живет, но она четыре года жила… я…
— Где же она? скажите скорее ее адрес, — перебил молодой человек.
— Адрес? как не знать мне ее адреса? да кому же, как не мне, и знать-то его! да я ее и пристроила-то на это место; она, можно сказать, должна век помнить мое усердствие; уж я такое доброе сердце имею! я за зло…
— Хорошо-с, только скажите скорее, куда она переехала? — с нетерпением перебил ее молодой человек.
Девица Кривоногова, рассерженная, что ей мешают перечесть свои добродетели, переменила тон и сухо спросила:
— А вам на что?
— Как! да мне нужно, я имею дело! — отвечал молодой человек, удивленный таким вопросом.
— Какое? что вам за дело? То есть, примерно, вам следует знать, где она проживает или просто так: любопытство? Так я все знаю: я сама видела, как она в каретах разъезжает!.. Да-с, у меня тридцать рублей платила за квартиру с дровами; а я по два месяца денег ждала, бывало…
— Извините, мне некогда слушать, прошу только сказать скорее, куда она переехала? — сердито сказал молодой человек.
Грудь девицы Кривоноговой заколыхалась.
— Я не указчик, — отвечала она с гордостью. — Честью все сделаю, силой — ничего не заставите! Извольте итти, ищите сами, если так!
И, поймав опять собачонку, она принялась сечь ее с новым увлечением.
Молодой человек с минуту стоял, как потерянный.
— Да скажите хоть, где живет какой-то Карл Иваныч? — закричал он, наконец, девице Кривоноговой, которая, повернувшись к нему своей массивной спиной, повторяла визжавшей собачонке:
— Не играй, не играй, не ходи, не ходи на чужой… Да что пристал, прости господи! — ответила она молодому человеку, повернувшись, и потом снова обратилась к своей жертве.
В это время Доможиров надсаживал горло, крича из своего окна молодому человеку:
— Кого надо? кого?
Молодой человек сказал ему, что ищет девицу Климову и Карла Иваныча.
— Погодите, — крикнул Доможиров и сбежал вниз. — Вы ее знаете? — сказал он впопыхах, выбегая из ворот.
— Нет, но…
— Так вы не знаете? а! так вы не знаете. Да она…
В ту минуту собачонка, отчаянно взвизгнув, вырвалась из рук своего палача и пустилась бежать. Девица Кривоногова, забыв свою полноту, с криком пустилась догонять ее, грозно потряхивая в воздухе розгой.
Доможиров позабыл молодого человека и пристально следил за щенком и его преследовательницей; он дрожал, если она настигала щенка, заливался радостным смехом, когда щенок увертывался. И молодой человек невольно увлекся зрелищем, которое давала девица Кривоногова всему Струнникову переулку.
— Ай, кажись, поймает! — с ужасом кричал Доможиров.
Точно, девица Кривоногова схватила уже собачонку за короткий обрубленный хвостик, уже воздух потрясся ее победоносным криком: «Ага!», но вдруг собачонка скользнула между ног девицы Кривоноговой и пустилась бежать назад; а девица Кривоногова, запутавшись в платье, стала на четвереньки.
Доможиров сел у ворот, скорчившись, как будто ему сводило живот, и неистово смеялся.
— Что, упустили? ха! ха! ха! — сказал он, когда девица Кривоногова, подобно полководцу, возвращающемуся с поля проигранного сражения, уныло приблизилась к своему дому.
