Чистилище - Захар Петров

- Не успела! - пыталась выкрикнуть Вера, но обожжённые лёгкие родили лишь жалкий сухой хрип.

Вера, шатаясь, стояла в закипающей воде, из последних сил стараясь противостоять сильному ветру, порождённому взрывной волной. Свет залил туннель, нестерпимо яркий свет, растворивший потолок и стены, растворивший в себе саму Веру. Это не могло быть атомным излучением – оно непременно было бы поглощено изгибами туннелей и переходов. Ветер как-то незаметно стих, прошла боль от ожогов, тело стало невесомым. Вера пыталась посмотреть на себя, но почему-то не смогла этого сделать. Навстречу шли люди, десятки, сотни людей в белых комбинезонах. Они шли навстречу свету и непринуждённо разговаривали, весело указывая друг-другу на его источник. О чём они говорили, Вера никак не могла разобрать. И лиц их тоже не могла рассмотреть, хотя многие из них казались ей до боли знакомыми. Когда люди подходили, Вера надеялась, что они объяснят ей, в чём дело, но они проходили мимо, а некоторые даже сквозь её, как будто она стала бестелесным духом. Лишь один остановился и положил ей руку на плечо. Вера пыталась рассмотреть знакомые черты, но как-то всё не получалось – яркий свет резал глаза.

- Девочка моя, сколько ты дел то наделала…, - с грустью произнёс отец.

- Папа? Папа, я не успела?

- Вера-Вера.

- Папа, они взорвали её! Муос погиб!

Вера хотелось плакать - игра проиграна и сдерживать эмоции было уже ни к чему. Ей нестерпимо захотелось прижаться к отцу, но перед ней стоял не он. Знакомый балахон с капюшоном, по которым даже не видно глаз. Он не двигался и, казалось, не говорил. Слова незнакомца как будто сами всплывали в Верином мозгу:

- Муос давно уже погиб. А до этого погиб весь мир. Но дело не в Муосе, дело в тех, кто гибнет каждый день.

-Идущий-По-Муосу?

- А ты, значит, очередной спаситель Муоса? И во сколько смертей ты оцениваешь это спасение?

- Не понимаю твоей болтовни… Если ты так много знаешь, то почему не предотвратил этого…

- Рано или поздно это или подобное этому всё-таки случится…

- Значит это сон, - с надеждой спросила Вера. – Значит, есть ещё шанс? Идущий-По-Муосу, если ты существуешь, помоги мне! Слышишь, помоги… Помоги мне успеть!

Но незнакомец уже уходил, он исчез за пеленой ослепительного света. Лишь отдаляющийся голос неодобрительно звучал:

- Все хотят успеть! Только вот куда успеть? Вместо того, чтобы карабкаться вверх, все несутся по туннелю, в конце которого нет ничего…

Вера открыла глаза. Всё-таки она отрубилась, заснув стоя по колено в воде, лишь едва прижавшись плечом к стене. Атомный взрыв оказался кошмарным сном, но Вера могла поклясться, что она слышит удаляющиеся шаги идущего по воде человека. Она не стала его догонять, догадываясь, что это всё равно бесполезно. Да, если б и догнала, где гарантия, что он не стал бы продолжением этого страшного видения. Это было не важно. Важны были последние слова Идущего-По-Муосу, в которых Вера уже улавливала разгадку своей мучительной задачи.

X. ЦЕСТОДЫ

1.

Опять штабной бункер. В кабинете генерала собрались ставшие здесь частыми гостями майор сил безопасности Шестой следователь, называвшаяся когда-то Верой Пруднич, и старший инспектор психологической службы Инспектората Жанна. Присутствовал ещё один посетитель, которого здесь был впервые и которого хозяин кабинета видеть здесь хотел меньше всего - врач Резервации Джессика. Дайнеко, не смотря на Верину должность и смертельную опасность нависшую над Муосом, всячески противился приходу резервантки в Штаб. Он готов был выслушать или прочитать доклад о проделанной ею работе, но только не видеть её здесь. Объяснениями категорической настроенности генерала назывались интересы безопасности Республики, секретность и какие-то ещё надуманные причины. Но Вера догадывалась, в чём тут дело - генерал был ярым сторонником всё набиравшего популярность в Республике учения о «чистоте народа».

Создавшая Республику революция провозгласила равенство всех народов и всех людей Муоса. Но так исторически сложилось, что основной интеллектуальный, административный и военный потенциал Республики составили бывшие граждане Центра. Это и понятно – именно в Центре находились Университет, лаборатории, электростанция, производственные мощности, рынок. Именно Центр оказался наследником первого правительства Муоса, спустившегося под землю в день начала Последней Мировой войны. Именно здесь было сосредоточено управление Республикой. Даже слово «Центр», утратив значение отдельного государства, оставалось самоназванием столичного сектора Республики.

Революция вынудила центровиков отказаться от своих дискриминационных идей и взглядов, сорвать цифровые нашивки и забыть уровни значимости. Но казавшиеся рациональными идеи не оставили их бывших носителей. Эти идеи касались тех, кто становился обузой для общества – инвалидов, стариков, мутантов. Уже несколько лет, как в Республике действовал закон об инвалидах и эвтаназии. Кто не мог себя прокормить – не получал паёк. Работоспособным родственникам, конечно, пока не запрещалось кормить инвалидов за свой счёт. Но всё чаще близкие несчастных отказывались это делать – государство популяризировало нерациональность такой благотворительности, из-за которой не доедали полезные обществу люди, и общественное мнение постепенно начинало совпадать с государственной позицией. Да и инвалиды, будучи презираемы и своими и чужими, не очень то хотели оставаться в семьях, и просились отнести их помирать в верхние помещения, либо соглашались на эвтаназию.

Позаимствовав от партизан их ритуал почётного ухода в верхние помещения, государство устраивало такое же торжество для тех, кто сделал выбор уйти из жизни. Причём всё за счёт государства: красивые речи, выпивка для провожающих; даже музыка и танцы. На такие мероприятия Республика направляла целую бригаду, в которую входил инспектор, врач, музыканты, два рабочих похоронной бригады, ну и, конечно, несколько армейцев на тот случай если что-то пойдёт не так, как планировалось. Кульминацией действа являлся прилюдная мощная инъекция опия герою-инвалиду, который с блаженной улыбкой под аплодисменты земляков и отдание чести армейцами закрывал глаза, и через некоторое время его сердце останавливалось. Всё было рассчитано на то, чтобы убедить народ в абсолютной безболезненности процедуры и почётности принятия решения о добровольном уходе из мира. Теперь же в Парламенте центровики лоббировали ужесточённую редакцию Закона, которая бы позволяла предавать эвтаназии младенцев с отклонениями, а также осуществлять её в принудительном порядке не зависимо от желания инвалида.