Ваш номер — тринадцатый - Евгений Соломенко

Стефан Ардальонович Погудин вписал свое имя в анналы родной редакции лет этак двадцать назад, еще будучи начинающим репортером. Всеобщую известность он снискал тем, что невинную заметку про детский кукольный спектакль озаглавил таким вот чудным образом: «Добрый Лев и бал бабочек». Под этим названием заметка и вышла в свет. А после начался дикий скандал. Телефон в редакторской приемной раскалился от возмущенных звонков пенсионеров и другой читательской общественности. Общественность требовала не допустить, чтобы печатный орган областного комитета родной коммунистической партии был превращен в пресловутые Содом и Гоморру. А дело в том, что безобидный, вроде бы, заголовок становился невозможно возмутительным и крайне неприличным, стоило только произнести его вслух.

Надо ли говорить, что с той поры и поныне бедного Стефана вся редакция называла не иначе, как Добрым Львом?

И вот сейчас Добрый Лев покаянно выслушивал очередное «му-му» из уст Главного. Но поскольку он и впрямь был добрым, то не хотел увольнять бездарную журналистку Артемьеву. А потому вздохнул ненатурально и задал риторический вопрос:

— Что же мне теперь, расстрелять ее, поссыкуху маринованную?

(В вербальном общении, да и в манерах Добрый Лев отличался крайней отвязанностью стиля. Этим он смахивал на пионера, вступающего в тернистую пору полового созревания.)

— Ага! — кровожадно обрадовался Зорин. — Повесьте ее! На верхнем фор-брамселе!

— На чем верхнем? — растерялся Ардальоныч, не ожидавший от босса такого людоедства.

Но выбор места для казни полуграмотной борзописицы пришлось отложить: в кабинет заглянула секретарша Венера. Она выжидающе замерла на пороге, переминаясь на тощих, рахитичных ножках.

Зорин в очередной раз подивился: «И как это костлявое недоразумение таскает столь могучую грудь? Еще переломится — под этаким-то грузом!» Дальше пытливая редакторская мысль устремилась по новому направлению: «Неужели у такой вот каракатицы тоже есть мужик, и он ее, малахольную, трахает?» Зорин представил свою худосочную секретаршу, выделывающую в постели пылкие антраша, и аж скривился от гадливости. Но тут же опомнился, бросил деловито:

— Да, Венера? Что у вас?

— Денис Викторович, вам звонят из Амстердама! Говорят — согласно предварительной договоренности с вами.

— Ну, раз говорят и согласно закону Авогадро… — пробурчал Зорин. И, сняв трубку, энергично отозвался:

— Yes! I'm Zorin![10]

Вопреки ожиданиям, с того конца зажурчала русская (хотя и диковато выстроенная) речь:

— Здравствуйте, уважаемый господин Зорин! Я есть переводчик доктора Ван-Гуттена. Он сейчас есть вместе со мной и делает вам уважаемый привет.

— Благодарю. И доктору… Ван-Боттену мое глубокое почтение!

— Доктор Ван-Гуттен делает вам вопрос — на каком этапе есть реализация предложения, которое доктор Ван-Гуттен вам был иметь честь сделать?

Тут Зорин почувствовал себя затруднительно. Ибо никакого доктора Ван-Боттена, равно как и доктора Ван-Гуттена, не помнил, хоть убей. И по этой самой причине на просьбу сообщить об «этапе реализации» (вот же, чмошник, излагает!) ответил:

— Прошу прощения, но в данный момент на меня навалилось сразу столько проблем! Не могли бы вы напомнить о сути предложения, сделанного доктором Ван-Бриттеном?

На том конце минуты три шло оживленное обсуждение, после чего в трубке снова прорезался невозмутимый голос переводчика:

— Доктор Ван-Гуттен делал встречу с вами в симпозиуме на Куала-Лумпуре. Доктор Ван-Гуттен сделал предложение иметь честь сделать доклад применительно к вашей уважаемой Академии наук и доложить об открытии, которое он был иметь честь сделать.

— Так! — помрачнел Зорин. — Имею я честь узнать, в чем состоит суть открытия, которое он имел честь сделать?

— Доктор Ван-Гуттен сделал лингвистический анализ. И на фундаменте сделанного им анализа он сделал вывод, что «Сагу о Гайавате» сделал не мистер Лонгфелло, а ваш компатриот, который несколько ранее сделал «Сагу об армии принца Ингвара».

Гайавата! Армия принца Ингвара! Тут Зорина прошиб холодный пот, а перед взором всплыли огненный писяк рыжего толмача, куала-лумпурский нужник и голубой писсуар, над которым витийствовал неистовый голландский оракул. «Ну, конечно! Я же сунул ему визитную карточку и отбоярился какой-то вежливой мутью!» Но этот извращенец, похоже, принял брошенную впопыхах фразу за некое обязательство — и теперь наседал на легкомысленного доктора Зорина, как половецкая конница — на посеченных Игоревых ратников.

Зорин срочно отмобилизовал все свои дипломатические способности:

— Ах, да, разумеется! Я вас прошу передать уважаемому доктору Ван-Биттнеру, что его любезное предложение я имел честь довести до сведения президиума Российской Академии наук. Но наши ученые мужи, видимо, слишком заняты текущими делами и потому до сих пор не удосужились рассмотреть данный вопрос. Рутина, знаете ли, и бессмертный наш русский бюрократизм… Что ж, я со своей стороны готов лишний раз напомнить господам академикам о лестном предложении уважаемого доктора Ван-Хаттена!

Еще пару минут обе высокие стороны рассыпались во взаимных заверениях и пожеланиях. Наконец Зорин шмякнул разгоряченную трубку на рычаги и откинулся в кресле:

— Уф-ф!

Но вздохнул он, как выяснилось, преждевременно. Ибо тотчас в дверях снова нарисовалась кривоногая чучелка Венера. Шеф глянул на нее страдальчески:

— Ну? Кто там еще по мою грешную душу?

Венера затараторила почти виновато:

— Денис Викторович, тут звонят из какого-то агентства «Утренняя звезда» и требуют вас лично. Говорят — вы в курсе…

Развалившийся в кресле редактор непроизвольно выпрямился и попытался сесть по стойке «смирно»:

— Да-да, разумеется! Переключите телефон на меня!

И, обращаясь к Доброму Льву:

— Стефан Ардальонович, разговор окончен. Еще один «перл» вашей подопечной — и она вылетает из редакции мелкой пташечкой! Все, привет!

И схватился вспотевшей рукой за трубку «общего» телефона:

— Слушаю! Зорин.

— И правильно делаешь, Зорин! Меня всегда слушать надобно, — пророкотал в трубке насмешливый бас.

Зорин поежился. Он не мог не узнать звероподобного Аполлинария, искусного переводчика нежных, как весна, сонетов Петрарки.

— Послушайте, Аполлинарий, а что это вы мне постоянно тыкаете? Отныне будьте добры — на вы и по имени-отчеству! И в следующий раз звоните мне по номеру 115-03-84, этот телефон прямой, сугубо для своих.

— А я, Зорин, для тебя не свой, — отрезал щеголеватый динозавр. — А тыкаю тебе — потому как не уважаю. Усек, доцент? А теперь с тобой будет говорить шеф!

В трубке щелкнуло, и спокойный голос Чичеванова произнес:

— Добрый день, Денис Викторович. Там ваш сотрудник Бабуринский накропал статью, в которой устраивает публичную порку почтенному депутату Гайдышеву.

Зорин про себя матюкнулся, изумляясь такой осведомленности собеседника. А тот продолжал:

— Так вот, батенька мой. Статью эту ни в коем случае не публикуйте. И предупредите своего кукиша марципанового, что Гайдышев — фигура неприкосновенная. А вот доброе слово замолвить за этого депутата, авторитет его поднять в широких избирательских массах — не помешало бы!

— Но ведь он же ворюга, взяточник и сволочь! — возмутился Зорин. — Да на нем клейма некуда ставить!

— Вот и не ставьте, — парировал Администратор. — Да, ясны горы, он — сволочь. Но он — НАША сволочь. И номер у него, чтоб вы знали, тоже тринадцатый. Так что прошу, батенька мой, любить и жаловать. И создавать господину Гайдышеву имидж, соответствующий его номеру.

— И много еще в вашем гардеробе тринадцатых номерков? — позволил себе ироничное «вольтерьянство» оскорбленный приказным тоном редактор.

— А у нас только тринадцатые и есть! — успокоили его с того конца провода. — И их гораздо больше, чем вы можете себе вообразить.

Из трубки потекли частые гудки отбоя.

Досье

Объявление

Народный целитель, мастер нетрадиционной медицины Дракула за один сеанс излечивает от избыточного кровяного давления. Эффект гарантируется.

Глава десятая

Ночь, когда рождаются звезды

Непреложный закон отечественной журналистики гласит: во всех редакциях, существующих на необъятных просторах бывшего Советского Союза, сотрудники пили, пьют и будут пить непосредственно на рабочих местах. Пьют — отодвинув компьютер на самый край стола, расставив бутылки на каком-нибудь пресс-релизе, а бутерброды с колбасой (и в этом заключается особый шик!) — на недописанном шедевре, еще не оскверненном прикосновением руки выпускающего редактора.

Это — неофициальные пьянки, так называемые междусобойчики. Но есть еще и общередакционные — производимые вполне легально и благопристойно именуемые мероприятием.