Ваш номер — тринадцатый - Евгений Соломенко

Это — неофициальные пьянки, так называемые междусобойчики. Но есть еще и общередакционные — производимые вполне легально и благопристойно именуемые мероприятием.

В данный момент весь редакционный коллектив «Огней Петербурга», от курьера Петюнчика и до нетленных бронтозавров из редколлегии, с высокой степенью энтузиазма предавался означенному мероприятию. Отмечали торжественное событие: на их голову нежданно свалилось первое место во Всероссийском смотре региональных газет.

Праздник общередакционной радости только начался, а потому все протекало чинно. Произносились соответствующие моменту спичи, и длинный, как плохой очерк, стол заседаний украшали только лишь целомудренные бутылки белого сухого. Водка и прочие алкогольные излишества конспиративно таились по портфелям до той благословенной поры, когда Главный и его замы покинут свою непутевую паству.

Сидя во главе стола (патриарх, отец родной и кто там еще!), Зорин благожелательно обозревал лица своих — еще трезвых — сотрудников. И неожиданно налетел взглядом на лицо, абсолютно ему незнакомое.

В дальнем конце стола, почти на самом углу, сидела и спокойно взирала на все происходящее женщина лет тридцати — тридцати пяти. Огненно-черные волосы, черные брови, строгое черное платье и черный браслет на узком запястье. Острый Зоринский глаз через весь стол углядел также черные удлиненные капли серег в ушах и черные глаза незнакомки. Лицо и руки женщины отливали темной бронзой.

Ее нельзя было назвать красивой: тяжеловатое книзу лицо, явственно обозначенные скулы, хищно заостренный нос. И все же… Она была неожиданна и неуместна здесь — среди пестрой и нездорово оживленной братии. Она была царственна, холодна и отстраненна. Языческая богиня, выточенная из черного нефрита.

Зорину показалось — там, на другом конце стола, раздвинув суетливые пиршественные ряды, родился сгусток галактической ночи. Или вспыхнуло черное пламя, пугающее и манящее. Неизвестно отчего Зорин почувствовал себя мотыльком, обреченным сгореть в этом пламени.

И тут женщина встретилась с ним глазами — на миг, не больше. Скользнула взглядом, как по стеллажу с газетными подшивками, и тотчас равнодушно отвернулась. Кто же она, черт побери, такая? Оператор компьютерного набора? Рекламный агент? Зорин склонился к сидящему рядом редактору отдела новостей, шепнул на ухо:

— Стефан Ардальонович, а что это за пиковая дама? В конце стола, крайняя справа. Да не высматривайте вы так откровенно, можно же — деликатно, исподволь!

— А, вон та? Это Нюша, уборщица! — дожевывая банан, сообщил набитым ртом Добрый Лев.

— Да какая, к черту, Нюша-уборщица?! — взъярился Главный. — Я вас спрашиваю про ту брюнетку в черном!

— Вот и я про нее же, — спокойно ответствовал Лев, целеустремленно потянувшись к вазе и заграбастав оттуда самый крупный апельсин. Ухватив вожделенный цитрус в пухлую лапу, пояснил: — Она и есть наша уборщица. Нюша, Аня, Анюта.

И чтобы окончательно развеять все сомнения, присовокупил:

— Вот чтоб я сдох!

Эта черная молния, эта надменная царица ночи — их редакционная уборщица, распорядительница швабры и полового ведра? И все, вплоть до юного курьера Петюнчика, зовут ее — Нюша?! Это надо было как-то переварить!

— И давно она у нас работает?

— Да не так, чтобы очень. Года два, наверное, шустрит с метелкой. А может, три, — протянул флегматично командующий новостным фронтом, подливая в свой фужер золотистого «Гурджаани».

— А что же я ее до сих пор ни разу не видел? — спросил Зорин.

— Блюдет субординацию! — сообщил Погудин. — В редакторский кабинет заходит только после того, как вы его освободите. Наша техничка чтит главный солдатский принцип: держаться подальше от начальственного пригляда!

— Тут у вас нестыковочка получается! Я когда уезжаю, еще ни разу не встречал в приемной эту… — Зорин замялся: язык не желал называть женщину, сотканную из галактической ночи, уборщицей, — Нюшу!

— А она не в приемной, она в подсобке своей ждет.

— Как же она в этой своей подсобке узнает, что я уехал? — не уставал развивать свой фонтанирующий интерес Главный. (Ему было уже наплевать на то, что столь углубленная заинтересованность какой-то там техничкой выходит за рамки приличий.)

— Может, сквозь стены видит своими черными телескопами! — скривился в усмешке бессердечный Лев. — Лично я бы этому не удивился. Она вообще не от мира сего. Я и зову ее не Аня, а АЯ — аномальное явление.

Лев отхлебнул из фужера, вытер толстые губы салфеткой:

— А вообще черт ее знает, кто она такая! Держится — царица царицей. Не то — Нефертити, не то — Аэлита. А на поверку оказалась обычной воровкой!

— Как воровкой?! — поперхнулся Зорин.

— Так и воровкой! — снова усмехнулся циничный, как все репортеры, Погудин. — Заметельский ее прямо за руку схватил, когда она у него из стола тибрила!..

Тут Главный прервал Львиное повествование:

— Вот что, Стефан Ардальонович. Я сейчас, согласно закону Авогадро, скажу народу завершающий спич — и мы с вами перекочуем в мой кабинет. И, кстати, фирменный коньячок, презент из солнечного Еревана, продегустируем. Не откажетесь от пары рюмок?

Созывая всеобщее внимание, Зорин постучал ножом по бутылке шампанского, затем поднялся и произнес какие-то обязательные и пустые слова. При этом все головы дисциплинированными подсолнухами повернулись к нему — Верховному Светилу, центру редакционного мироздания. Все, кроме одной гордо посаженной головы, увенчанной облаком обжигающе-черных волос.

Когда Главный в сопровождении Доброго Льва покидал зал заседаний, расконвоированные участники курултая заметно оживились, загудели громче и вольнодумней. Самые нетерпеливые уже приняли положение «на старт»: присогнувшись боком, правая рука — под стол, поближе к «стратегическим запасам».

Через три минуты Зорин и Погудин утонули в мягких креслах, разделенных низким журнальным столиком. На темную полированную столешницу хозяин со стуком выставил обещанную бутылку «Ахтамара» и две хрустальные стопки. Наполнил хрусталь густой ароматной жидкостью и поднял свою стопку, призывая гостя причаститься.

Сам не пригубил, как обычно, а хватанул до дна. И, едва переждав приятный ожог, спросил нетерпеливо:

— Так что там за история вышла с нашим Заметельским?

— Да Заметеля в сортир отлучился — не то отлить, не то воды в чайник набрать. Возвращается к себе, а там — картина «Не ждали»: Ее Величество Анюта Лучезарная в стол к нему забралась и уже хронометр из ящика тырит.

Викентий Викентьевич Заметельский (он же — Заметеля, он же — просто Зам) был замом Главного, человек «четвертого сорта»: прожженный, мелочный, склочный. К тому же — патологический бабник. По редакционным коридорам ходили новеллы, притчи и анекдоты о том, как Заметеля норовил поближе к вечеру заманить к себе в кабинет какую-нибудь подчиненную бабенку или студентку-практиканточку.

О Заметелином же хронометре слава разлетелась по всему Дому Прессы: изумительный морской прибор в серебряном корпусе — немагнитный, влагонепроницаемый, точнейший и надежнейший. Ко всем своим прочим достоинствам это маленькое механическое чудо в конце каждого часа играло «Правь, Британия!» и дважды в сутки — «Боже, храни Королеву».

Сам Заметельский небрежно пояснял, что «часики» ему подарил «знакомый лорд Адмиралтейства». А злые языки поговаривали, что Зам выиграл этот бесподобный хронометр в карты у лейтенантика флота Ее Королевского Величества, прибывшего с дружественным визитом на невские берега и невесть как затесавшегося в теплую компанию Заметелиных приятелей. Утверждалось также, что выиграл — нагло смухлевав (благо, юный посланец Альбиона вусмерть накачался родным шотландским виски).

И вот оказалось, что Нюша-Аня-Анюта — женщина, сотканная из ночи, — самым мелкоуголовным образом покусилась на этот раритет.

— А Заметеля-то, кобель драный, — хихикнул Добрый Лев, — уже давно на техничку нашу слюни пускал! А тут — случай такой козырный! Ну вот он и решил попользоваться: завалил ее прямо на стол — мол, теперь-то ты, птичка-бабочка, брыкаться не станешь! Да не на ту напал. Она ему коготками своими всю мордуленцию так разукрасила — любо-дорого! Заметеля даже ширинку застегнуть позабыл: на третьей космической из кабинета вылетел, весь в кровище, скатился вниз и — прямым ходом в травмпункт. И — вот же гнида какая! — настоял ведь, чтобы травматологи выдали ему бюллетень — «в связи с производственной травмой»!

Погудин (как и вся редакция) не любил Зама. И потому о Заметелином конфузе повествовал с особенным удовольствием, облизываясь и смакуя:

— Ну, в «контору» Заметеля заявился только через три дня. Морда распухшая, глазки — как жирки в колбаске…

Это явление Заметели народу было у Зорина на памяти. Боевой заместитель тогда пояснил, что попал в дорожно-транспортное происшествие, спасая зазевавшегося малыша из-под колес очумелого «Доджа».