Либеральный лексикон - Ирина Борисовна Левонтина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Причём ложь выражения «права человека» не простая, а двойная, ибо большая ложь о Правах умножается ещё большей ложью о Человеке. Нам с рождения вбивают в голову богохульную мысль о том, что каждый из нас от рождения является человеком. (Индрик) (http://www. proza.ru/2010/03/13/25)
Показательно, что мысль, что «каждый из нас от рождения является человеком», названа в этом отрывке «богохульной».
Совершенно замечателен следующий пример, где автор, с одной стороны, презрительно отзывается о самой идее прав человека, а с другой – хвастается, что в СССР они были защищены лучше, чем в современной России (при этом автор не оспаривает того обстоятельства, что в Советском Союзе были беззаконные процессы над диссидентами):
Стоит отметить, что уровень жизни (и даже доходов) основной части россиян ниже, чем в последние годы Советской власти, а пресловутые «права человека» защищены несравнимо хуже (стоит вспомнить, что советские суды, кроме политических дел, принимали решения профессионально и независимо). [Евгения Штефан. Ненависть к Советскому Союзу не иссякает // Новый регион 2, 2009.11.20]
В официально-пропагандистских текстах осуществляется намеренное снижение этих понятий; так, на канале НТВ в программе «ЧП Расследования» от 29.06.2014 демонстрировался пропагандистский фильм с характерным названием «Левозащитники. Как правозащитная деятельность становится источником доходов, а вчерашние мошенники – борцами за справедливость?»
Защитники прав человека представляются как иностранные агенты, предатели родины, существующие на иностранные деньги. В этом отношении ситуация мало отличается от позднесоветской.
Однако есть и третья сторона – и в этом отношении мы сталкиваемся с новой ситуацией, которую необходимо осмыслить: одновременно с отторжением правозащитной установки происходит присвоение властью правозащитной терминологии.
По словам журналистов РСН, руководство объявило, что политическими ньюсмейкерами должны быть «первые лица» «Единой России», члены Общественной палаты и «официальные» правозащитники Владимир Лукин и Элла Памфилова, а все руководство оппозиционной коалиции «Другая Россия» – Михаил Касьянов, Гарри Каспаров, Эдуард Лимонов – упоминаться не должно. [Цензура в «Русской службе новостей»: в эфире не упоминают Лимонова и Касьянова, главный ньюсмейкер – «Единая Россия» // Новый регион 2, 2007.04.18]
То есть, с одной стороны, Лукин мог заключить договор о сотрудничестве с Министерством обороны, чем вызвал на себя огонь «Солдатских матерей», а с другой – стал пока единственным официальным правозащитником, который встретился с ЛГБТ-сообществом и заявил, что «если нарушаются права конкретных людей в связи с их ориентацией, мы готовы защищать их права». [Игорь Мальцев. В ожидании Четвертого уполномоченного // Известия, 2014.01.15]
Сейчас существует и должность уполномоченного по правам человека (а также по правам ребенка и т. д.):
Комиссии и уполномоченные по правам человека в субъектах Российской Федерации стали неотъемлемым элементом системы защиты прав человека и служат связующим звеном между органами власти и правозащитными структурами гражданского общества. [Иннокентий Жмаков. Защитить права человека // «Красноярский рабочий», 2003]
Уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Павел Астахов прокомментировал оказавшуюся на грани провала попытку вернуть Кирилла Кузьмина его биологической матери Юлии на своем официальном сайте. [Виктория Генн. Мама, не горюй! (2013.03.01) // «Новгородские ведомости», 2013]
Показательно, что в последние годы старое обозначение все чаще заменяется на термин омбудсмен с непрозрачной внутренней формой: видимо, всё же ощущается некое противоречие между правозащитным обозначением (уполномоченный по правам человека) с официальным статусом и провластной установкой:
Бюро координирует свою работу с нашей Комиссией, российским омбудсменом, Госдумой, Институтом прав человека Российской академии наук, Центром экстремальной журналистики. [Э.А. Памфилова. Выступление на конференции ОБСЕ по антисемитизму (2004) // «Дипломатический вестник», 2004.05.25]
Поощрение жалоб на учителей и родителей со стороны специально созданной службы омбудсменов вполне может сформировать группы бунтарей. Омбудсмены связаны с правозащитными структурами. А те, как известно, немало потрудились на ниве «цветных революций» в странах СНГ и продолжают это делать. [Татьяна Шишова, Ирина Медведева. Законное вторжение // «Однако», 2010]
Особенно характерен здесь скандал, который разразился, когда большинство мест в Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы заняли выходцы из правоохранительных органов, а главой стал руководитель организации «Офицеры России» Антон Цветков:
Правозащитники старой формации, работавшие в столичном ОНК под председательством Валерия Борщева, категорически против «цветковцев» – людей, поддерживающих Антона Цветкова, которого многие считают лоббистом силовых структур.
Правозащитники опасаются, что с приходом «цветковцев» столичная ОНК станет лояльной властям и, как следствие, бессмысленной.
По мнению Борщова «Цветков – непростая фигура. Он странная личность, у него двухэтажный офис и квартира на Таганке, его общение с властными и силовыми структурами очень тесное, он входит в три общественных совета: ГУ МВД, Министерства обороны и аппарата судебных приставов. Он выполняет определенную миссию, для него правозащитники – враги, он должен их уничтожить».
(http://perebezhchik.ru/person/tsvetkov-anton-vladimirovich/)
Правозащитники на окладе. Об акциях «Офицеров» многие узнали только сейчас, зато их лидер Антон Цветков известен довольно давно.
(http://medialeaks.ru/2609mms-novyie-hunveybinyi-chinovniki-ili-kriminal-kto-takie-ofitseryi-rossii-i-tsvetkov/)
Чем известен «правозащитник» Антон Цветков, чьи подчиненные заблокировали выставку в Москве.
(https://openrussia.org/post/view/17927/)
Как мы видим, Цветков, с одной стороны, правозащитник (по должности), с другой – ненавидит правозащитников (в традиционном понимании термина). Не случайно в последнем примере слово правозащитник в применении к Цветкову взято в кавычки.
Интересно, что в русском языке существует весьма изысканное противопоставление между сочетаниями правоохранительные органы и правозащитные организации. Внешне они очень похожи: тут право- и там право-, тут защитный, там охранительный, почти одно и то же, и один и тот же греческий корень в словах орган и организация. А в сумме – вещи почти противоположные. И как достается правозащитным организациям от правоохранительных органов/. И в 70-е годы прошлого века, при советской власти, и сейчас. Надо, впрочем, сказать, что фрагмент право- в словах правоохранительный и правозащитный имеет разный смысл. В слове правоохранительный имеется в виду право, право вообще, то есть закон, правопорядок. А в слове правозащитный имеются в виду права – права человека. Отдельного человека, и притом вовсе не того, которого видел чукча из анекдота.
Интересно проследить, как изменялось осмысление компонента право- с развитием диссидентского движения. У ранних диссидентов, в особенности А. С. Есенина-Вольпина, права человека были неразрывно связаны с правом как соблюдением законов. Позже, начиная с 1970-х, правозащитное движение ассоциировалось в первую очередь с правами отдельного человека, а не с правом как таковым.
Впрочем, на протяжении всей истории правозащитного движения единого представления о смысловом наполнении компонента право- в слове
