Ампула Грина - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разве мэр имеет право запретить передачу?
– Ну… он не то что запретил, а сказал: "Вы что, люди, спятили?"
– Чуден ты, город Инск…
– А ты думал… – согласился Витя.
Они шли от костра, к костру. У огней сидели разные люди. Взрослые, подростки и совсем небольшие ребятишки. Кто-то пел под гитару, кто-то вел разговоры, кто-то сдвигал головы над экранами компьютерных «плашек». В руках мужичков поблескивали жестяные банки (едва ли с кока-колой). Видимо, здесь такое не возбранялось.
А Лыша нигде не было.
Зато у одного из костров прослушал Валерий целую лекцию.
У огня сгрудился десяток ребят и девушек – по виду старшеклассники или первокурсники. Среди них был один взрослый: не старый, но лысый дядя с оттопыренными (как у Лыша) ушами. Он вещал:
– …Отрицать роль Высшей идеи в деле строительства мироздания, конечно, можно, Однако отрицание никогда не несло в себе позитивного начала… Ладно, допустим, Кристалл вселенной возник сам по себе, из ничего. Или другой вариант: он существовал всегда… хотя категорию «всегда» нельзя не считать излишне размытой. Но скажите по совести, кто, кроме Создателя, мог замкнуть Кристалл в кольцо? Да еще так, чтобы дать ему возможность при определенных условиях совмещать свои неисчислимые грани? Только это совмещение позволяет темпоральным потокам бесчисленных миров сливаться в единое всеобщее Время. А сами эти потоки возникли только тогда, когда возникло Кольцо Кристалла. Ибо Время рождается там, где появляется напряжение. В данном всеобщем варианте – напряжение всего Кристалла, возникшее от кольцевого изгиба его структуры. Есть напряжение – рождается временной поток, а он в свою очередь порождает энергию. Во всех ее бесконечных проявлениях…
– Если принять за основу корпускулярную теорию Времени, то можно предположить, что энергия тоже имеет корпускулярную структуру? – прозвенел смелый девичий голосок.
– Не будем углубляться в дебри. Тем более, что и корпускулярная теория Времени сама по себе не бесспорна. Беда в том, что некоторые трактуют ее весьма упрощенно. Мол, время состоит из темпоральных корпускул, как материя из атомов. А сами корпускулы опять же включают в себя множество элементарных частиц темпоральной природы, влияние на которые может кардинальным образом менять структуру самого временного потока. Имейте в виду, не скорость, не направление, не энергетическую насыщенность, а именно природу…
– Этого еще не хватало… – басовито заметил кудлатый юноша.
– К счастью, это пока что лишь туманные гипотезы, – успокоил юношу лектор.
– А локальные темпоральные кольца возникают тоже в результате каких-то напряжений? – качнулся вперед остроносый слушатель, почти мальчик.
– Естественно, коллега! От самого незаметного колечка внутри экспериментального генератора до гигантских галактик!
– Но ведь галактики не кольца, а спирали! – заспорила звонкоголосая девушка.
Лысый лектор будто даже обрадовался:
– А спирали разве не кольца? Тоже кольца, только более высшего порядка. Двигаясь по спирали, вы достигаете той точки, с которой начали путь, но находите ее уже на иной точке развития. Следовательно, можно считать, что спиральные образования тоже смыкаются!
– А Дорога? – раздался негромкий голос. – Она опоясывает Кристалл вселенной по спирали, но разве ее концы смыкаются?
Лектор потер уши, помолчал.
– Мы, господа, заходим слишком далеко. Природа Дороги… если даже принять за факт само ее существование… пока остается непостижимой. Видимо, это тема для науки, которой еще просто нет…
– Или для Костика Лопушинского, – сказал девичий голосок.
– Для кого? – не понял лектор.
– Для Лыша, – сразу объяснили ему два голоса.
– А-а… – усмехнулся лектор. – Этот так… А если всерьез, то касаться упомянутой темы на нашем уровне, я бы сказал… некорректно. Да… Иначе это может вылиться в псевдонаучные дискуссии, в болтовню, вроде нынешних безответственных слухов про так называемую ближнюю Колею …
Кто-то негромко захихикал.
– Не вижу повода для смеха… – сдержанно обиделся лектор.
– Да нет, это Машка Олега щекочет, – разъяснил басовитый юноша.
– Дети… – вздохнул лектор.
Во время разговора Валерий и Витя стояли неподалеку. А теперь отошли.
– Странный университет под открытым небом… – сказал Валерий.
– Это профессор Волоков. Он часто так просвещает юный народ. Вместо привычных лекций в помещении…
– Мне показалось… как-то излишне популярно просвещает. На уровне школьного кружка…
– Но это же пединститут, подготовительная группа. И к тому, же не физики и математики, а филологи… Зато все почти понятно. А вот у нас в университете доктор Яснопольский есть, он как начнет об альтернативных теориях пространственно-временного континуума… У мировых светил на портретах уши в трубочку…
Валерий не сдержал удивления:
– Разве здесь есть университет?
– Я про столичный. Там я на философском, на заочном, третий курс…
– Философия – мать наук. Сударь, я снимаю перед вами шляпу.
– Надень обратно, темечко простудишь, – отозвался подпоручик с печалью. Видимо, вспомнил тяготы учебы.
– А этого обормота, Костика Лопушинского, нигде нет, – сказал Валерий.
– Вон еще костерок. Последний шанс.
Маленький костер горел у самого откоса, рядом с репейной чащей. Вокруг стояли две девочки и трое мальчишек… И Лыш среди них!
Витя окликнул с пяти шагов:
– Лыш! Иди-ка сюда!
На подошедших заоглядывались, кто-то сказал "Витя, привет", а Лыш (чуть запинаясь) подошел быстро и безбоязненно. Глянул с ожиданием:
– Чего?
– Дело есть, – сказал Витя. – Вот у него… – Кивнул на Валерия и отошел.
– Ты меня помнишь? – спросил Валерий.
Лыш не удивился:
– Конечно. Ты Валерий. Днем виделись на дворе… – (Небо еще было светлым, узнать собеседника не трудно.)
– Ну да… А когда прощались, ты сказал слова… "Аакса танка, тона…"
Кажется, Лыш насупился:
– Ну, сказал… А чего? Это же не обидные слова…
– Да конечно, не обидные! А как они переводятся, знаешь?
– Вроде бы, знаю. Примерно… Будто как "всего хорошего тебе"… А что?
– Да удивительно же! А на каком это языке?
– Понятия не имею, – холодновато сказал этот непонятный Лыш. – Просто… иногда прыгает в голове. – Он явно говорил не всё.
– Ну, что же. Не хочешь – не рассказывай… А ты слышал, что я ответил?
– Не-а… Я не разобрал.
– Я сказал "Итиа…"
Лыш наморщил переносицу, мигнул.
– Это … вроде как "Пусть не будет жары, да?"
– Да… Я не думал, что кто-то на Земле знает этот язык.
Лыш не удивился опять. Опустил голову, пошевелил сандалией песок. Снова поднял лицо.
– А ты… где слышал этот язык?.. Если не на Земле?
– Во сне, – честно сказал Валерий.
Лыш вновь стал смотреть вниз. Проговорил шепотом:
– И я… только это не простые сны. Ты не думай, будто я не хочу сказать. Но их… трудно объяснить…
– Красные пески, да?
– Да… – Лыш вдруг шагнул вплотную, встал не напротив, а рядом. Плечом коснулся локтя Валерия. – По ним идешь, идешь…
– К башне?
– К пирамиде, – выдохнул Лыш. – Только она далеко… А сперва еще надо найти шар. Роешь, роешь песок… Ты видишь такое же? – Он смотрел снизу и сбоку, и в глазах дрожали огоньки заката.
– Да, похоже…
– Похоже… – Лыш медленно кивнул.
В нем не было заметно ни опасения, ни большого удивления. Скорее, этакая озабоченность: вот, мол, появилась задачка, с решением которой придется повозиться.
– Лыш, нам бы поговорить как следует, подробно… – осторожно предложил Валерий.
Тот оживился:
– Да, конечно!.. Только сейчас я не могу, надо уже домой… – кажется, он по правде был огорчен, что нет времени. – Давай днем!
– А как тебя найти?
– У тебя есть мобильник?
– Да… И у тебя?
– Куда теперь без него… – деловито отозвался Лыш. – Только я его все время теряю… – Он захлопал по расстегнутой джинсовой безрукавке (легкий алюминиевый крестик запрыгал на тощенькой груди). Потом зашарил в карманах растрепанных шортиков. Вытащил, наконец, похожую на мыльницу коробочку.
Они продиктовали друг другу номера. "Как хорошо, что Витя снял блокиратор", – вспомнил Валерий. А Витя все топтался поодаль, поглядывал по сторонам.
– У нас всё, – известил его Валерий, А Лышу сказал, не удержался: – Итиа…
Тот понимающе помахал ему мобильником – уже с нескольких шагов.
Витя подошел.
– Мы решали одну лингвистическую проблему, – объяснил Валерий.
– Ясно, – сказал Витя, которому, конечно, ничего не было ясно. – Решили?
– Не совсем. Продолжим после, юноша торопится домой… Мне, кстати, тоже пора. Мысли о простокваше бабы Клавы все назойливее.
– Тебя проводить? Или найдешь теперь дорогу? Можно автобусом…