Эсперанса - Энн Боумен

Этого было достаточно: подхватив раненых, разбойники вскочили на лошадей и быстро исчезли.

Тогда только колонисты решили оставить свои посты и войти в дом, где застали госпожу Керризерс в припадке истерики. Правда, доктор Люис живо прекратил его, вылив на больную полную чашу холодной воды, но это вызвало уже взрыв негодования и слез.

- Ради Бога, Генри, - кричала она, - увези меня скорее отсюда! Я не могу оставаться в этой трущобе, где никто не имеет ко мне сострадания! Надоела мне эта нищая, каторжная жизнь! Едем завтра же!

Бедному мужу долго пришлось уговаривать свою взбалмошную супругу. В этом приятном занятии его так все и оставили и направились в столовую, где уже хлопотала Нанни, уставляя стол всевозможной снедью. На этот раз обычно придирчивая служанка была сама ласковость и предупредительность. Даже Уэллес получил от нее обильное угощение, на которое изголодавшийся пес набросился с жадностью; затем его отвели к главному входу и там привязали.

Наконец все улеглись отдохнуть после этой страшной ночи, а рано утром Альмагро и Люис поднялись на вышку, чтобы посмотреть, все ли спокойно в окрестностях. Вдруг зоркий глаз гаучо заметил вблизи главного входа какую-то двигающуюся темную массу. Позвав мистера Дугласа, они с оружием в руках спустились вниз и осторожно вышли за ограду. Оказалось, что это лежала раненая лошадь одного из врагов. Люис осмотрел ее раны и нашел их не очень опасными; тогда он сходил за медикаментами и заботливо перевязал раны. Лошадь, точно понимая, что ей хотят добра, терпеливо все переносила. Затем доктор дал ей какого-то лекарства, благодаря чему она, хоть и с трудом, смогла встать; ее отвели в корраль.

Это была великолепная лошадь, и по ее убранству и длинному изящно украшенному копью, лежавшему рядом, можно было судить, что она принадлежала вождю племени. Уздечка была украшена серебром, белый кожаный чепрак оторочен серебряной бахромой, седлом была наброшенная поверх шкура ягуара. Видимо, только страх перед огнестрельным оружием смог заставить дикарей бросить такие драгоценные украшения.

Пока наши друзья рассматривали все это, Альмагро вдруг болезненно вскрикнул. Все обернулись к нему. Бледный, дрожащий, он указал им на угол чепрака, где виднелись вышитые серебром буквы Z de V, и едва сумел произнести:

- Боже великий! Да ведь это работа моей ненаглядной Зары! Значит, она еще жива. Но где же искать ее, где?

Все наперебой старались утешить бедного отца, говоря, что если Бог спас жизнь его дочери, то он же, без сомнения, и возвратит ее отцу. Однако много понадобилось времени, чтобы успокоиться взволнованному гаучо.

Между тем об индейцах не было ни слуху, ни духу. Общее мнение было таково, что, получив хороший урок, они надолго забудут дорогу к Эсперансе. Однако наши друзья не забывали о предосторожности.

Время шло. Долина уже оделась зеленым весенним убором. Река еще больше вздулась от таявшего в горах снега, и через нее не было ни прохода, ни проезда; но зато наши друзья ежедневно закидывали в нее сети и вытаскивали их полными.

Все шло хорошо, если бы не мысль о предстоящей разлуке. Наши колонисты успели за зиму так сжиться друг с другом, что расставаться было тяжело. Но больше всего плакала Мери, боясь лишиться крошки Цецилии, к которой она успела горячо привязаться.

- Да чего вы плачете! - проговорила беспечная мать. - Сделайте милость оставьте ее у себя, если она так нравится вам. Куда я денусь с нею в дороге?!

По лицу ее мужа видно было, как его огорчило такое бессердечное отношение. Но и миссис Дуглас стала уговаривать оставить Цецилию, чтобы не подвергать ее опасностям дороги.

- Кроме того, - говорила она, - это будет для нас повод возвратиться сюда, чтобы поблагодарить наших гостеприимных хозяев.

- Ну, уж нет, благодарю покорно - возвращаться в эту дыру! - досадливо заметила легкомысленная женщина. - Пусть один Генри поедет за Цецилией и привезет ее мне!

Итак, решено было оставить малютку в Эсперансе. Миссис Керризерс стала было соблазнять прелестями городской жизни Матильду и Чарльза, но те наотрез отказались. Тогда услужливый Альмагро вызвался проводить путешественников, чтобы помочь им избежать опасностей трудной и вдобавок совершенно незнакомой дороги.

Начались сборы в дорогу. Нанни приготовила большие кожаные мешки, набив их солониной, сушеным мясом, маисовыми лепешками и соленым маслом. Водой запасаться не стоило, так как ее всегда много в горах. Книги и инструменты Дугласа решено было пока оставить в Эсперансе, равно как и значительную часть белья и мебели, которыми госпожа Дуглас просила Мертонов распоряжаться как своими собственными. Но зато миссис Керризерс забрала с собой все чемоданы, ящики с платьями, тюфяки, подушки, так что в общем все-таки поклажи набралось порядочно; ее нагрузили на Нигера и мула Альмагро. Для дам и Керризерса отдали пару мулов и лошадь, а мистеру Дугласу, Альмагро и Джону Мертоны дали лошадей из своего корраля.

И вот пришел день разлуки. Даже легкомысленная миссис Керризерс была тронута: она горько плакала, говоря, что путешествие убьет ее, что она никогда не увидит своего ребенка, и последней ее просьбой было, чтобы Цецилию учили музыке, для чего она и оставила Матильде свою гитару.

X

Повозку поставили на колеса, чтобы уезжающие сестры могли хоть день пользоваться ею, Джек сел за кучера, а остальные обитатели Эсперансы поехали провожать верхами. Было чудное весеннее утро, когда перешли бурную еще реку и спустились в пампасы, направляясь к северу. Проехали пятнадцать миль. Здесь решено было расстаться; дамы пересели на мулов. Настала тяжелая минута расставания.

С грустью молодежь повернула домой: Чарльз и Люис ехали верхами, Том и Джек - в повозке. По дороге им попалось страусиное гнездо; кроме того, шарами убили несколько попугаев, а одного зеленого красавца с красными перьями захватили живьем.

Вдруг Люис, осматривая в подзорную трубу окрестности, воскликнул:

- Индейцы! Скорей бросайте повозки и пересаживайтесь на лошадей!

Мигом лошади были отпряжены, и колонисты полным аллюром помчались домой. Люис все время торопил, чтобы успеть преодолеть реку. Наконец оказались у брода глубиной футов пять и шириной футов двести. Утомленные скачкой лошади точно ожили в прохладной воде и живо доплыли до другого берега. Только колонисты успели переправиться, как на оставленном ими берегу показалась шайка дикарей. Но, видимо, они не решались последовать примеру белых, на что и рассчитывал Люис.

Вскоре показалась и Эсперанса. Там поднялась было тревога, время шло, но все было спокойно. Прошла ночь, еще несколько ночей. Было тихо. Правда, лай Уэллеса не раз поднимал было обитателей Эсперансы, но оказывалось, что это какая-нибудь голодная пума бродила кругом корраля.

Прошел месяц, а Альмагро все еще не возвращался. Пшеница уже стала колоситься; кукуруза зазолотилась; каждый день на столе теперь появлялись свежие овощи... Благодаря книгам, оставленным Керризерсом, вечера теперь стали посвящать чтению, а временами вся компания развлекалась танцами под скрипку, которую Джон подарил своему ученику Джеку.

Заботились и о материальной стороне жизни. Неутомимые юноши делали ящики, столы, шкафы, а Том с Джеком сложили даже кухонную печь, к радости Нанни, которая теперь могла с удобством печь хлеб и лепешки.

Наконец возобновилась и охота, главным образом, на птицу, так как четвероногие животные еще не появлялись.

Однажды, рассудив, что об индейцах уже давно ничего не слышно, охотники отправились к тому месту, где вынуждены были бросить свою повозку. Она оказалась почти цела, только железо, даже гвозди, было растащено. Юноши скрепили разрозненные части ремнями, впрягли в повозку лошадей и притащили домой, чтобы отремонтировать ее.

Между тем барышни спокойно гуляли в лесу, собирали там землянику, цветы, а однажды набрели на большой улей диких пчел. Когда они, возвратясь домой, сообщили о своей находке, доктор Люис решил собрать мед. Он захватил небольшую пилу, деревянную лопату, пару ведер и бамбуковый шест с прикрепленной к нему на одном конце губкой. Затем, подойдя к дереву, он смочил губку какой-то жидкостью из взятой в сумке бутылки и, проворно всунув ее в дупло, где находился улей, провел ею вверх по дереву. Громкое жужжание пчел стало постепенно смолкать и наконец совсем прекратилось.

Тогда Люис вынул губку и велел приниматься за работу. В тонкой коре дерева не трудно было выпилить отверстие, фута на четыре от земли, - и вот открылось дупло, чуть не сплошь занятое сотами. Немедленно стали лопатами сгребать мед в ведра, потом, когда стало заметно по легкому шевелению пчел, что они начинают приходить в себя, поспешили чуть ли не бегом отойти на приличное расстояние прежде, чем очнувшиеся пчелы могли бы наказать дерзких похитителей меда.

Драгоценную добычу сложили в прохладную пещеру, и в тот же вечер семья поужинала горячими маисовыми лепешками с ароматным медом.