Газета Завтра 425 (2 2002) - Газета Завтра Газета

Петро цвел и пахнул. Как не дойти, дошло. За четвертную на опохмелку, запрятанную в двух гнездах, рухнули вековая сосна, теплица и забор. Нормальный русский фарт — халява.

— Василич, десятку бы на "синюю юбку" (бутылка денатурата), а? Душа горит, нет мочи. А дрова мы с Зинкой завтра напилим.

Гегемон, не получив заслуженных пенделей, теперь пер в атаку.

— Сначала дрова, потом десятка,— опрометчиво вырвалось у меня.

Это было крупным проколом: опять затеять давний торг. Петро с Зинаидой давно подряжались распилить бревна и наколоть дрова. Мы не сходились в одном. Подрядная сторона жаждала: сначала деньги, потом работа. Работодатель в моем лице желал наоборот. Обе стороны стопроцентно знали: заполучив деньги, парочка тут же налимонится вусмерть.

Между тем, Петро унюхал слабину. Глаза его накалялись фосфорическим азартом. Так чует за версту кровь подранка пиранья в Амазонке или барракуда в Атлантике. Но пиранья и барракуда могли отдыхать рядом с русской щучкой, уже сомкнувшей челюсти в жертве.

— Василич! Бля буду: токо по глоточку с Зинкой, и щас же всю твою тряхомудию с дровами обделаем до вечера! Василич, дай! Нутр-р-ро горит синим пламенем!

Зинаида с сосновой иголкой под носом качалась в хвое тонкой рябиной, плямкала онемелыми губами. С лица ее струился осмысленный азарт: дожимай, Петро!

До жути явственно представился понятный для всех вывод: тряхнуть за грудки, дать оплеуху и учтиво разъяснить.

— Сейчас ты отпилишь и утащишь верхушку. Потом сделаешь забор и теплицу. А я присмотрю из окна у телефона. Слиняешь без спроса — звонок участковому. За спиленную сосну — тут в ней два куба — и раскуроченный забор с теплицей две тыщи штрафа. Или годик отсидки на баланде. Пошел за пилой, м-мать-перемать...

И все было бы по правилам, все бы устаканилось. Но что можно Юпитеру, то не положено пришлому быку. Его удел — задавать вопросы.

— Ты когда за теплицу с забором возьмешься?

— Василич! Сука буду — щас! Гони целковый на "синюю юбку".

Глаза Петра лезли из орбит. Он верил в себя... Он наливался синюшной кровью. Теперь его, уловившего слабину и проблеск спирт-халявы, не свернуть и бульдозером.

Постыдно слиняв в этой схватке, я предал Василия.

— Денег нет и не будет. Только что Василию отдал.

— Он че, за "синей юбкой" рванул?!— в стартовом напряге подорвался Петр.

— Ну.

Зиночка, наконец уяснившая что к чему, суетливо выгребала из хвои. Она барахталась в ней, с хрустом стопорясь на сучках. Петро опередил пловчиху кособоким скачком через дыру в заборе.

...Они вдвоем поймали уже отоваренного Василия и вдавили его в забор: проволоку в гнездах, сулящую четвертной, еще нужно было выковырять, сдать, тогда как Ваську всего-навсего расколоть на троих методом силового напора.

Биоарифметический закон всех революций: отнять и разделить — который раз срабатывал без сбоев.

Слушая внизу разномастный ор в трех тональностях, я обреченно собирал в сумку ремонтный набор: топор, пилу, клещи, кусачки, гвоздодер и гвозди, молоток. День улетел псу под хвост: с теплицей и забором возиться дотемна.

За год на сельском погосте зарыли восемь сгоревших в сивушном пожаре. Шестеро навсегда скрючились и застыли — кто в бурьяне, кто у мусорных баках. Двое повесились после загулов. Каждый третий школьник в качестве дегустатора уже пробовал наркодурь, доставляемую диаспорой цыган,— дискотека кишела накурившимися.

За прошлую зиму, весну и лето со дворов угнали более двадцати коров и бычков. Ни одно парнокопытное не возвратилось к хозяину ни в живом, ни в мясном виде, хотя ворюг знали поименно.

Из восьми выстроенных на западной окраине села коттеджей-дач взлому и ограблению подверглись все восемь. Один из хозяев, плюнув на милицию, привез из города на двух "джипах" братков. Братки тайфуном прошлись по сельским притонам, поломали пяток ребер, расквасили с десяток сопаток и вернули почти все ворованное. Дом этого хозяина больше не трогали. Зато остальных чистили по второму и третьему разу.

Поселок, имевший несколько лет назад в своем производственном активе леспромхоз, совхоз и спиртовой завод, ныне победно благоухает лишь отспиртованной бардой.

Леспромхоз и совхоз съежились шагреневой кожей, выставив на улицу по три четверти своего рабочего люда, оставив их один на один с Ее препохабным Величеством Нищетой. Нищета и беспросветность бытия примерились к России, как грифы к падали, с момента воцарения на кремлевском троне Горби-меченого. А хищно вкогтились, когда стартово чмокнул и отпустил цены Гайдар.

Ныне нищета конвейером плодила люмпенов, утративших или не имевших способности сопротивляться. Она же бессчетно поставляла в нынешний социум воришек, воров и ворюг, загоняла в запои даже отменных и совестливых мастеров типа Василия. Народ в ельциноидном сепараторе все стремительнее расслаивался на новорусские с криминальным душком "сливки" и синий обрат.

ПОПЫТКА СДЕЛАТЬ социальный срез сиюминутной России будет выглядеть пасквилем и преднамеренной дебилизацией русского народа, если пристально не всмотреться в нынешний противовес люмпен-охлосу: трудовой, предприимчивый слой дельцов. Это ни в коем случае не еврейские олигархические присоски к российским недрам: здесь-то все в точном соответствии с классификацией Брема и Дарвина, назвавших этот класс классом паразитов — те, кто высасывая ископаемый энергетический потенциал страны, гонит выручку за него в чужие, враждебные банки.

Полноценные дельцы (от слова "дело") нынешней России — это увесистый конгломерат мелких и средних производителей, фермеров, большинство челноков с дипломами вузов, инженеры, врачи, учителя в частных колледжах.

Таким, сколотившим свое дело в селе или городе, повезло: плотоядно чмокнул Гайдар, подавая команду "фас",— и правящая паразитарная кодла ринулась грызться к бесхозному госкорыту, отпустив на время дикой приватизации вожжи. А предприимчивый люд остался предоставлен самому себе.

Рекламные полосы газет в любом регионе взбухают и лопаются от зазывных предложений: моем машины! Делаем и реставрируем мебель под "барахло"! Наши клизмы — лучшие в мире! Ремонтируем бытовую технику! Строим коттеджи, бани, кладем камины и печи!

По всей необъятной территории России Его напористое Превосходительство частник, сцепив зубы в конкурентной борьбе, восстанавливает битые машины и печет пирожки, открывает кафе, "бистро" (и у нас — как в Париже, только труба пониже, да дым пожиже!), шьет костюмы и стрижет пуделей, ловит сетями рыбу и разводит индюков.

Именно эти доморощенные, социальные сперматозоиды держат все еще страну на плаву, оплодотворяя в ней саму жизнь: покупают друг у друга машины, турецкое и итальянское шмотье, стригут, бреют, массажируют друг друга, во многом формируя бюджет.

И все они поголовно, скопидомствуя, откладывая по рублю, тысяче, миллиону — построили или приступают к постройке своего дома — вековой мечте крестьянина о своей усадьбе, так преступно, мерзко обрубленной в семнадцатом.

Десятилетиями терзаемый, кастрируемый в русском человеке инстинкт своего дела выжил и возродился чудом, как феникс из пепла перестройки. Потомки недобитых пассионариев жадно, настырно прорастают в нынешнее бытие, пробивая головой мертвящую корку чиновного асфальта.

Этот слой пока малообразован и виртуозно ориентирован на обход дурных законов. У него примитивный зародыш эстетики в душе.

Это для его дезорганизации состряпаны уродливые полчища порножурналов, порнофильмов, гариков сукачевых, голозадых борек моисеевых. Они затопляют эстрадные и театральные залы маразмом, лавой пошлятины и дурновкусицы, выжигая традиционно русскую культуру.

Этот слой практически отлучен и ОТУЧЕН от сценографии Малого театра и Татьяны Дорониной, от оркестра, которые создали Плетнев и Светланов, от ансамбля Моисеева, хора Минина, от потрясающих душу певцов Владияра, Татьяны Петровой, Сергея Захарова.

Но великий евгенический инстинкт улучшения породы заставляет русских дельцов рвать жилы и надрывать пупок в челночестве для содержания своих детей в музыкальных школах, в консерваториях, в менеджменте, в лучших специализированных колледжах.

Именно туда нагло лезет, хамски прорывается чужеродная педо-рать, внося в педагогические программы вирусы космополитизма, секса, бессмысленной информатики.

Именно этот средний слой вызывает все большую нервозность в кремлевских верхах: он набирает силу, и его необходимо оседлать. Уже назначены первые ренегаты-наездники: Горбачев и Титов, сколачивающие под него очередную холуйскую партейку.