Король - Джон Норман

К люку неуверенно двигалась группа плотно укутанных фигур. Каждую из них почти полностью скрывало плотное, непрозрачное белое покрывало, наброшенное на голову и перевязанное на шее так, что покрывало образовывало капюшон. Чуть ниже в ткани были прорезаны два отверстия, через которые были просунуты обнаженные красивые руки. Покрывало падало мешковатыми складками до округлых икр. Можно было разглядеть нижнюю часть икр, тонкие щиколотки и маленькие ступни — все эти части тела, подобно рукам, были полностью обнаженными. На левой щиколотке каждой фигуры блестел легкий, плоский, узкий, но прочный стальной браслет. После выгрузки у причала из какого-то транспорта и первого рева восторга со всех сторон фигуры с радостью подчинились приказу знакомого голоса. Они шли цепочкой: идущая впереди протягивала правую руку назад и за нее цеплялась вторая фигура, и так далее. Иногда идущие цепочкой не держались за руки, а клали их на плечи друг другу.

Теперь закутанным в покрывало фигурам позволили разжать руки и согнали их в кучу у решетчатого подхода ко второму люку, в нескольких футах от Юлиана и Отто.

— Почему они не в цепях? — строго осведомился Юлиан.

— Они не пытаются бежать, — возразил офицер.

Вокруг раздался смех.

— Простите, господин, — потупился офицер.

— При перевозке такого груза я требую выполнения всех мер предосторожности, — произнес Юлиан.

— Да, господин.

— Я говорю не о веревках, — уточнил Юлиан. — Необходимо надевать на них цепи — на шею, на запястья, на щиколотки, ошейники должны быть прочными, хорошо запертыми, из переплетенных пластин.

— Да, господин.

Фигуры под непрозрачными покрывалами беспокойно зашевелились.

С портовой башни раздался третий сигнал.

— Начинается отсчет, — предупредил офицер.

— Вы должны немедленно подняться на борт, — добавил другой.

— Они правы, господин, — примирительно сказал Лисис.

Офицер у верхнего люка беспокойно вертелся на последней ступени трапа.

— Я бы посмотрел на них, — подозрительно и резко заметил Юлиан.

— На это нет времени, господин, — возразил старший офицер.

— Так отложите вылет! — приказал Юлиан.

Его приказ был исполнен поспешно, почти со страхом.

Мужчины на ярусе радостно закричали.

— Они без ошейников! — негодующе произнес Юлиан.

— Но у них скованы ноги, — возразил старший офицер.

Бесформенные фигуры, после того, как с них сняли покрывала, превратились в легко одетых красивых женщин. Они были облачены в белые, короткие юбки, скорее, просто куски ткани, обмотанные вокруг бедер, и плотные белые лифы. У каждой женщины была обнажена полоса тела между юбкой и лифом.

— На них слишком много одежды, — заметил Юлиан.

— Эти рабыни приготовлены для подарков, — ответил офицер.

Юлиан осмотрел одну из женщин, затем подошел к другой и сорвал короткую юбку с ее левого бедра.

Одна из рабынь, блондинка, протестующе вздохнула, хотя не ее бедро подверглось такому внезапному насильственному осмотру.

Юлиан изумленно оглядел женщину, затем повернулся к офицеру.

— Эта даже не заклеймена!

— Клейма нет ни у одной из них, — ответил офицер. — Одна особа, чье имя не следует называть здесь, решила, что будет лучше оставить на усмотрение будущих хозяев этих рабынь, как их клеймить и клеймить ли их вообще.

— Понятно, — протянул Юлиан.

— Они предназначены для подарка, — еще раз повторил офицер.

— Но они рабыни и ничем не отличаются от других рабынь, — возразил Юлиан.

— Верно.

— Обычное клеймо подойдет им, как и всем прочим.

— Да, — кивнул офицер.

— Даже самые красивые рабыни должны носить простое клеймо, чтобы они помнили — они всего лишь рабыни!

— Да, вы правы, — согласился офицер.

Одна из рабынь сердито напряглась, и это не ускользнуло от внимания Юлиана.

— Пора на борт! — позвал офицер, ждущий у люка.

На причале послышался визг свиней. Козы, свиньи и овцы значились в первом списке, но свиней до сих пор не успели погрузить.

Босые ноги рабынь переступали по стальной решетке главной платформы близ некрутого ската, также решетчатого, поднятого на уровень второго погрузочного яруса. Рабыни не испытывали особого неудобства, так как ячейки решетки были мелкими, но они, вероятно, нагрелись и резали обнаженные ступни острыми бесчисленными кромками прутьев. Решетчатый скат, который можно было приподнять на различный уровень, был устроен так же.

— Живее! — прикрикнул офицер у люка.

Одна из рабынь, блондинка, направилась к трапу у пассажирского входа, поднялась на три ступени, но тут же вскрикнула от боли — ниже подола короткой белой юбки ее ноги ожег удар плети одного из двух офицеров, которые пригнали на причал рабынь — по-видимому, он был самым суровым из надсмотрщиков.

— Что это ты делаешь? — сердито поинтересовался он.

— Поднимаюсь на борт, — ответила женщина. На причале поднялся смех.

— Ступай туда, где стояла, — сурово приказал офицер, указывая плетью на толпу полуобнаженных красавиц, стоящих у решетчатого ската.

На мгновение она застыла на ступеньке трапа, но когда офицер вновь поднял плеть, быстро спустилась вниз и встала с рабынями.

Смех на причале не утихал.

— Простите ее, господин, — обратился белобрысый офицер к Юлиану. — Эта женщина с Майрона-VII, она так погрязла в долгах, что была продана в рабство, и пока еще плохо понимает, что значит быть рабыней.

Юлиан внимательно разглядывал белокурую рабыню.

— Она еще научится! — засмеялись одни грузчики.

— Да! — подхватили другие, и смех вспыхнул с новой силой.

— Отойдите в сторону! — вдруг крикнул офицер.

Мимо прогнали небольшое стадо свиней — всего около дюжины, им управляли двое мужчин с палками. Стадо загнали в нижний люк, куда заносили грузы.

— Сюда! — донесся из люка голос матроса.

— Тебя погрузят туда, крошка, — сообщил старший офицер блондинке, указывая на нижний люк, — вместе с другой скотиной.

Рабыня согнулась и, похоже, с отчаянием и испугом попыталась сорвать со щиколотки браслет.

Из двадцати рабынь или тех, кого принимали за рабынь, десять были брюнетками, десять — блондинками.

— А они недурны, — заметил один из мужчин.

— Да, — отозвался другой.

— Интересно, зачем их везут на Тангару, — произнес первый.

— Нас поселят в тавернах Вениции, — объяснила одна из рабынь.

— Думаю, у меня найдется дело в Вениции, — многозначительно сказал мужчина.

— Вряд ли, — рассмеялся другой, — это же настоящая глухомань.