Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича - Михаил Вострышев

Оскорбленное правительство сослало горячего оратора в деревню. Константин Константинович безоговорочно принял сторону защитника русских и славянских интересов.

«Дорогой я читал речь Аксакова, председателя Славянского благотворительного] общества в Москве. Речь эта, сказанная по поводу Берлинского конгресса, напечатанная в «Гражданине», за что он был запрещен на три месяца, и наделавшая столько шуму в Петербурге, по-моему, прекрасно сказана, замечательно справедлива и обличает то, что до сих пор только думали и не смели высказывать» (14 июля 1878 г.).

Многие, в том числе императрица Мария Александровна и цесаревич Александр Александрович, стремились к новой войне. Но министерство финансов, а за ним и военное министерство высказались категорично: воевать нечем и не на что. Тем более Россия испортила отношения с большинством европейских государств и находилась в международной изоляции. Да и собственных, внутренних проблем хватало сверх головы, чтобы еще раз очертя голову лезть в балканские дела. Харьковские земцы, к примеру, писали Александру II в 1879 году: «Великий государь! Дай твоему верному народу право самоопределения[23], которое соответствует его природе; дай ему то, что ты дал болгарам».

«О чем это они?» – мог бы спросить удивленный Константин Константинович. Он плохо знал свой народ, вернее, не знал его вовсе. Даже предприняв летом 1878 года поездки в Псков, Новгород, Петрозаводск, Белозерск, Череповец, на Валаам, он не мог сблизиться с обыкновенным русским человеком, понять его жизнь и заботы, ибо, окруженный другими великими князьями и свитой, видел лишь следующее: «…в деревнях народ встречал нас с восторгом, кидали в нас цветами, дарили ягоды, яйца, масло» (1 августа 1878 г.).

Общался он, главным образом, с губернаторами и именитыми купцами, для которых главным было поторжественней встретить и посытнее накормить детей и племянников государя, а отнюдь не посвящать их в трудности края. Однако встречи с простыми людьми на улицах провинциальных городов и в храмах, – когда видишь искреннюю радость на лицах, когда на тебя устремлены все взгляды, хотят поцеловать руку, поклониться, погромче выкрикнуть «Ура!», – зарождали ответную любовь к русскому народу, любовь не книжную, а реальную. Кроме того, эти путешествия в глубь страны помогали познать и полюбить родную природу, старинные русские города с их неповторимой архитектурой и героической историей. Особенное впечатление на великого князя произвел Новгород и его первенствующая святыня.

«По мере приближения к собору, увидев многочисленные купола за кремлевской стеной и узнав, что это главы Св. Софии, я почувствовал не то что умиление, а какое-то особенное благоговение перед этой святыней великого древнего народа, который чтил ее более, чем какой-либо народ или государство когда-либо почитали свою родную святыню. Ни у одного народа, ни у единого государства не было воинским кликом воззвание к своему храму и народу, как у новгородцев: "За Новгород и Святую Софию"» (14 июля 1878 г.).

Официальный, затянутый в чиновничий фрак и военный мундир Петербург все чаще вызывает неприятные ощущения.

«Тут нет места для ума, для души, для сердца, тут одна внешность и видимость! Все чувства здесь замерзают. Зимний дворец – совершенный ледник и все его обитатели – ледяные сосульки» (7 января 1878 г.).

Балы, фамильные обеды[24], торжественные завтраки и обеды у царедворцев, которые длятся по несколько часов, молебны, панихиды, именины, юбилеи, парады, визиты…

«Я устал от Петербурга, я хочу на дачу, в лес. Мне здесь душно» (14 мая 1878 г.).

В кругу семьи в Павловске и в Стрельце легче жить, свободнее дышится. Здесь покой, окружают лишь родные и близкие, перед которыми нет нужды разыгрывать роль царского племянника.

«Я благодарил от всей души Бога за все Его милости ко мне, тихую уютную жизнь» (25 сентября 1878 г.).

Печалит только, что отец в семье появляется все реже, он явно завел женщину на стороне, с которой хоть и не показывается на людях, но прижил детей. Константин Константинович все больше отдаляется от него и сближается с матерью.

«Уменя с Папа никаких отношений не существует, я люблю свою Мать, и мне больно видеть, как с ней часто поступают» (5 декабря 1877 г.).

Не только внебрачная связь отца охладила любовь к нему. Константин Николаевич вечно в делах, занимая посты председателя Государственного совета и морского министра. То ли ему под грузом забот о благе государства некогда, то ли он очерствел и разучился по душам разговаривать с сыном. А сын жаждал именно доверительных бесед, а не сухих слов о кронштадтских доках, банковских займах и земском самоуправлении. Сын был идеалистом с поэтической душой, отец – трезвый прагматик.

«Я смотрел на Папа и сердился на самого себя: мне неловко, неприятно было быть у него, я чувствовал к нему полную отчужденность и никакой привязанности, и я с нетерпением ждал удобного случая уйти. Отчего же у Мама я совершенно свободен, говорю с ней обо всем? Оттого, что между нами нет никакой преграды, все люди, знакомые с нею, и мне милы. А у Папа совсем не то. Как это тяжело и грустно» (13 октября 1879 г.).

Но и выходить из отцовской воли совершеннолетний Константин Константинович, воспитанный в почитании родителей, не мог даже и помыслить. Как ему ни претила будущность моряка, он решил не перечить отцу и не разрушать его надежды видеть в сыне достойную замену себе. Нельзя было, как Никола, забывать слова, которые отец часто повторял: «Помни, какая течет в тебе кровь».

Гвардейский экипаж

С 1 ноября 1879 года Константин Константинович начал службу взводным командиром в Гвардейском экипаже. Эта привилегированная команда моряков была образована 16 февраля 1810 года из состава гребцов, обслуживавших императорские яхты. В нее входили корабельная команда и пехотный батальон для береговой службы.

Каждый день Константин Константинович должен был посещать свою роту, наблюдать, как матросы маршируют и повторяют ружейные приемы. Кроме того, под руководством ротного командира Константина Павловича Кузьмина великому князю пришлось изучать пехотный и морской уставы.

«Новое дело и пугает меня немного, и занимает, а скоро и наскучит, пожалуй» (2 ноября 1879 г.).

Константин Константинович, хоть и был назначен командовать несколькими десятками моряков, не умел ни правильно отдать честь, ни принять рапорт. Его познания в военном деле были равны нулю. Впрочем, не только у него. Молодые гвардейские офицеры, все без исключения, то и дело обращались к матросам, расспрашивая, как им следует поступать в том или ином случае. Ротный командир выбивался из сил, пытаясь вбить в головы пятерых высокородных новобранцев, какие команды они должны отдавать матросам и как называется та или иная часть ружья.

Константин Константинович нехотя овладевал азами морской военной службы, но зато с радостным оживлением взялся за обучение матросов грамоте.

Первый месяц службы закончился ротным праздником – днем Андрея Первозванного. Для офицеров был приготовлен стол посреди казармы с чарками водки и ротный предупредил, чтобы соблюдали меру – в стельку не напивались. Но великий князь не боялся за себя: он никогда не пил много из-за частых головных болей и боязни, что в пьяном виде может уронить свой титул, став запанибрата с менее родовитыми собутыльниками.

Неделю спустя, в Николин день, был уже праздник всего Гвардейского экипажа, военный смотр и новое застолье. Постепенно Константин Константинович стал свыкаться со службой, тем более что для него она была необременительной. А 2 января 1880 года исключительно за принадлежность к царскому роду он стал ротным командиром.

«Поехал сутра в роту, обходил все взводы. Мне очень совестно, не совсем понимаю вопросы фельдфебеля и все хозяйственные подробности, прихожу в смущение и совещусь отдавать приказания офицерам» (3 января 1880 г.).

Но умеешь или не умеешь, а выполнять обязанности ротного командира надо. Надо раздавать жалование, проводить учебные смотры, наказывать пьяниц и других нарушителей дисциплины.

Несколько раз Константин Константинович приглашает офицеров Гвардейского экипажа к себе во дворец. Проходят вечеринки чинно, в светских разговорах, за бокалом шампанского, за картами и музыкой. Иногда, правда, случаются новомодные развлечения.

«После ужина принялись за спиритизм, стол вертелся неистово, желая подняться, промучил нас час и не отделился от земли достаточно высоко» (7 апреля 1880 г.).

Государь не забыл о своем племяннике, и 30 июня 1880 года пожаловал его знаком минного офицера за то, что великий князь прослушал несколько лекций о минном деле. Но Константин Константинович не рад награде, он понимает, что ничего не смыслит в сей замысловатой специальности и никогда не сумеет исполнять обязанности минера.