Скорпион - Сергей Валяев

Я ушел из Конторы, убедившись, что не имеет смысла работать на власть. Какой резон служить тому, кто постоянно предает. Многие из нас ушли в охранные структуры, многие подались в коммерцию, а некоторые, как я, ушли… в охотники.

Разговор не о тех, кто бродит по родным буеракам и своим проспиртованным дыханием портит окружающую среду. Разговор не о тех, кто напрасными выстрелами пугает зверье. Разговор о нас — охотниках на людей.

Mаnhanter, если давать буквальный перевод с популярного языка: охотники на людей (во множественном числе).

Menhanter — охотник на людей, коим я и являюсь, Александр Стахов. Алекс — для товарищей, Стах — для врагов.

Первых у меня мало, но они есть: выполняют ту же сложную ассенизаторскую работу. Вторых чуть поболее, их очень много, если быть откровенным. Безработица нам, охотникам за скальпами, не угрожает.

Мы — профессионалы, опыт и прежние связи помогают нам решать возникающие проблемы. В большинстве случаях к нам обращаются частные, скажем так, лица, способные оплатить наш ударно-радикальный труд. А поскольку цены на рынке подобных услуг умопомрачительные, то к нам адресуются только в крайних случаях. И по надежным рекомендациям.

Найти человека по заказу не так сложно, как кажется дилетантам. Существует проверенная годами схема поиска биологического объекта. Вопрос в другом — зачем находить? И тут возникают проблемы. Mеnhanter должен быть убежден, что тот, кого он явит заказчику, не будет легко устранен с помощью пеньковой веревки или пластита, или пули. Причины для подобных ликвидационных мер обязаны быть самыми значительными. В противном случае, manhanter выступают соучастниками убийства. Поэтому прежде, чем заняться конкретной работой, каждый из нас изучает проблему. Как говорится, если ты профессионал — будь им. Хотя иногда случается решать и те проблемы, за которые по тем или иным причинам не могут взяться государственные спецслужбы, спелененные инструкциями и законами.

И еще: поскольку я Скорпион по знаку зодиака, то профессия menhanter, как нельзя лучше отвечает моему душевному состоянию и физическим кондициям. То есть живу и работаю я в согласии с самим собой, готовый в любое необходимое на то мгновение нанести смертоносный жалящий удар. Однако прежде, чем атаковать врага ядовитым жалом, его надо хорошо и обстоятельно изучить. Это закон времени и моего небесного знака.

Одна из текущих и сложных проблем и стала поводом для моей прогулки по картофельному полю с действующим полковником ФСБ Старковым. Этот моцион как бы завершил кропотливый труд моих коллег над объектом, занимающимся преступной коммерцией — торговлей наркотиками.

От обновляющей нашей родины тянет новым сладковатым душком. В Серебряном веке аристократы нюхали кокаин, это считалось хорошим тоном. Нынче, во времена Великой смуты, модно садиться на иглу, глотать экстези и нюхать героин, отсвечивающий счастливым серебристым небытием. Есть спрос будут предложения. Понятно, что нашлись те, кто решил для удобства прибыльного бизнеса создать структуры, включающие в себя организацию производства, переработку, транспортировку и распространение дури в общенациональных масштабах. По оперативным сведениям, нарождающаяся без особых мук родная наша наркомафия состоит из трех частей, представляющих классическую пирамиду, основание которой составляют розничные торговцы. Над ними — средние оптовики и перевозчики с охраной. И, наконец, верхняя часть пирамиды, задача которой — планирование операций и отмыв денег.

Год назад службам безопасности удалось затронуть по касательной одного из наркобаронов республики по прозвищу Папа-Дух, в миру — Дыховичный Дмитрий Дмитриевич, 1937 года рождения, имеющего две отсидки за предпринимательскую деятельность.

Несомненно, господин Дыховичный имел дар организовывать сообщества с криминальным креном, и поэтому, когда страна, подобно Атлантиде, погрузилась в мутные океанские воды капитализма, он без проблем нашел самое выгодное занятие: торговля наркотиками.

Прозвище же отражало его конспиративную суть — он был неуловим, точно дух. Во всяком случае, последний год. Он был везде и нигде. Он менял облики, как актер роли. Создавалось впечатление, что он находится под защитой боевого подразделения, владеющего методами оперативно-разыскной работы. Изучив материалы, я высказал именно эту точку зрения:

— Не из наших ли кто его прикрывает?

И получил ответ:

— Возможно, Алекс. Сейчас все может быть. Поэтому и обращаюсь к тебе. — Помолчав, полковник добавил. — Могу, однако, назвать одну фамилию, правда, пока предположительно. Вдруг пригодится… Собашниковы, проговорил медленно, — братья Собашниковы. Два приморских торгаша, но на хорошей яхте. Есть подозрение…

— … что скупают товар по низким оптовым ценам? — предположил в шутку.

— Может скупают, может поставляют, — пожал плечами Старков. — В этом тоже разберись.

С коллегой по охоте на крупную дичь Старковым мы были знакомы с достопамятных времен и поэтому доверяли друг другу. Мужиковатый полковник был сметлив, крепок телом и духом; был сторонником решительных операбельных мер по истреблению злокачественных опухолей. И поэтому наша встреча на картофельном родном поле была далеко неслучайной.

— Алекс, — сказал он, — работать будешь по легенде. Делай что хочешь, но найди этого Папу-духа и можешь даже выбить из него дух.

— Хорошо, — сказал. — Постараюсь, — пообещал. — Посмотрим по обстоятельствам.

Я не мог дать никаких твердых гарантий. Местоположение «клиента» было неточным, а моя легенда вызывала массу вопросов. По ней выходило, что я, некто капитан Вячеслав Синельников, практически изгнан из рядов столичного СБ в областное управление службы безопасности. За превышение служебных полномочий, пьянство и аморальное поведение.

— Аморальное поведение, это как? — помнится, насторожился.

— Алекс, — посмеялся Старков. — Будь проще. Подлец Синельников бросил семью и детей ради молоденькой шлюшки.

— Ааа, — сказал я. — Тогда вопросов нет.

Освоив легенду, я убедился, что место аморальщика и пьяницы именно в приморской дыре, где нет никаких перспектив служебного роста. И ехал туда с легкой, сознаться, душой, чтобы не только найти и выбить дух из Папы-духа, но и поправить морским бризом пошатнувшееся в развратном угаре здоровье.

Если говорить серьезно, работа предстояла трудоемкая и ответственная. Любая Система себя защищает, а та, которая основана на продаже белой, как выражаются журналисты, смерти, и подавно. Мое воздушное отношение к данному делу объясняется лишь профессионализмом и тем, что даже приговоренный к повешению свыкается с этой некоммуникабельной мыслью. И в ожидание верного узла на нежной своей вые любуется на зарешеченный небесный лоскуток.

Пронзительный женский вопль выводит меня из столь оптимистических рассуждений:

— Уб-б-били!

Человек я любопытный — прыгаю с полки. Пассажиры выглядывают из купе, точно моллюски из раковин. Стучат колеса на стыках: убили, убили, убили! У двери в лязгающий тамбур перепуганная проводница, у неё мятое, будто подушка, лицо, на котором помечена малосчастливая жизнь на колесах.

— Тама, — сказала она.

В грязном тамбуре лежал человек. Его голова болталась в углу, черном от донбасского антрацита. Колеса били на стыках: убили, убили, убили! Я наклонился — человек икнул и открыл глаза, залитые недоброкачественным свекольным самогоном. Я выругался, как горняк в забое. Поднял невменяемого на ноги, прислонил к стене, позвал проводницу:

— Наряд бы вызвать?

— Ба! Свинья свиньей, — закричала та. — Ты что ж, скот недочеловеческий, людей пугаешь. — И мне. — Я уж сама, вот не углядела гада ползучего, — и поволокла пассажира.

Я хотел помочь, мне сказали, что помогать не надо. Я пожал плечами и вернулся в купе, где три потные малороссийские тетки раздирали вареные куриные трупики для последующего их внутреннего употребления.

Вот так всегда: рождаешься в надежде, что тебя востребуют, как героя, а вынужден влачить незначительное существование в инфекционных испарениях будней.

Тем временем скорый закатился в нечистый пригород Дивноморска. Море я пропустил. Оно пропало за городскими постройками, покрытыми желудочно-ржавыми подтеками неба.

Потом поезд, дрогнув, прекращает свой работящий бег. Галдящие пассажиры толкаются в узком пенале коридора, их можно понять: они торопятся к заслуженному отдыху на янтарном бережку или на белом пароходе, или на шипучей волне с медузами, напоминающим термоядерные взрывы на полигоне Семипалатинска в 1954 году.

Мне спешить некуда: я приехал в этот милый городок работать. Как можно работать, когда вокруг тебя, Стахов, он же Синельников, все мужское население отдыхает, а по вечерам обжигается жгучими, как медузы, телами местных мессалин.