Скорпион - Сергей Валяев

Интересно, когда шел отстрел импортной дичи, где находился Смирнов? По тому, как возвращался начальник группы живым и невредимым, нетрудно было догадаться — находился он за спиной стреляющего.

И государственно-политического чиновника можно понять: ребенок не должен испытывать нужды ни в чем. Правда, про таких, как наш ГПЧ, Нач говорил:

— Хапают ртом и жопой!

И в этом грубом, солдафонском изречении сермяжная правда нашей прекрасной действительности.

Утверждают, что когда-то давно народец наш распался на дворовых и пахотных крестьян. Дворовые завсегда были при дворе, и жизнь их была сладка и чудесна, заботушка лишь была одна: не допустить промашки в услужении; пахотные — растили хлеб, и жизнь их была ещё слаще, забота была только одна: чтобы хлебушка хватило на всех. Потом пахотных крестьян извели: много они, дармоеды, хлеба жрали, воздухом дышали, да неудовольствие выказывали, особенно, когда у них землицу отбирали.

И остались одни дворовые, и дворовые родили дворовых, и эти дворовые тоже родили дворовых, а те в свою очередь — дворовых. И теперь многие друг перед другом бахвалятся:

— Мы дворяне, — говорят.

Моя беда в том, что я слишком много знаю и понимаю. А когда понимаешь, начинаешь скучать. Мне скучно, и поэтому я один. У меня была мама. Когда она была жива, я приезжал на дачу. Мама радовалась мне — я был для неё игрушкой. Она смотрела на меня во все глаза, спешила печь пироги, говорила что-то важное для себя, а я бухался в старое кресло и тотчас же засыпал мертвым сном. И мне ничего не снилось.

Потом я возвращался во враждебный мир. И начинал вести наблюдение за ним. И за теми, кто в этом мирке невразумительно проживал, считая, что их жизнь есть единственная ценность, которую нужно охранять и беречь как зеницу ока. Что ж, это их право. И если у них есть возможность чужой шкурой защитить свою, то почему бы этой возможностью не воспользоваться?

…Так получилось, что мне пришлось подсматривать в замочную скважину. Разумеется, не в буквальном смысле слова.

— Не в службу, а по дружбе, — сказал Нач, и мне пришлось выполнять его мелкое поручение.

Я отправился на конспиративную квартиру. Дверь открыла невзрачная женщина. На мой пароль — махнула рукой. Комната была забита видеорадиоаппаратурой. На стене висел портрет вождя всех времен и народов И.В. Сталина. Генералиссимус стоял в полном параде, держал в руке трубку и с прищуром вглядывался в суету текущего дня.

— Люся, — сказала женщина. — Так меня зовут, — сказала женщина, и я обратил на неё внимание: лицо её не запоминалось, ходила бесшумно, как тень.

Она включила телевизор, и голубоватый свет рассеялся по комнате. На экране проявилась картинка: комната, где на стенах, как в комиссионном магазине, висели иконы — некоторые из них лежали на столе.

Потом в апартаментах появляется знакомая мне личность. Это тот, которого без ума любит и обожает Мадам, дочь своего выдающегося папы. Личность молода, холена, в атласном халатике, рыкает арию — он у нас артист Большого театра. Вдруг замолкает, оказывается, решил заняться более важным делом: затолкал в ноздрю указательный палец. И пока холеный бык-производитель занят своим богатым внутренним миром, я думаю о себе: хочу я этого или нет, но обстоятельства сильнее меня: механизмы Системы, куда загоняет нас жизнь, не может работать без смазки. А лучшая смазка кровь.

Отвлекаюсь: новое явление — Мадам. Она вся в папу: похожа на борца, выступающего на опилках передвижного цирка. Мадам сбрасывает с покатых плеч норковую шубейку:

— Бориска-киска, нас же ждут!

— Подождут, — находчиво отвечает артист театра.

— Ты же обещал?

— Имею я право делать то, что я хочу?

— А что ты хочешь, киса? — дама льнет к кавалеру.

Тот делает попытку освободиться от объятий, это, однако, не так просто:

— Прекрати, надо ехать.

— Ну, Боренька.

— Поехали, нас ждут.

— Ааа, пошли они, голубая сволочь!

— Слушай, выбирай выражения.

— Что? — дочь Папы цапнула своего любимого за нос. — Ты — вонь французская!.. Я тебя вытащила из говна. А ты, дрянь! Да, я тебя…

— Прости-прости, — освободив нос, артист Большого делает попытку успокоить даму своего артистического сердца. — Прости. С голосом что-то. И ролей не дают…

— Дадут! Если я захочу!

— Ах, ты моя сладкая!

И, обнявшись мертвой хваткой, как два цирковых борца, они удалились в покои.

— Скоро они уедут, — сказала Люся. — Надо будет поработать, мальчик.

— Да, — сказал я.

— Жучков надо удалить. Там, на столе иконы.

— Да, — повторил я.

— Вот ключи, вот схема квартиры.

Я взял со стола ключи, зафиксировал в памяти схему шестикомнатной квартиры.

— Есть вопросы?

Я замялся, признаюсь, мне хотелось задать один интересующий меня как профессионала вопрос, но не задал.

— Вопросов нет.

Я выполнил мелкое поручение Нача, и он, столкнувшись со мной в коридоре Управления, поблагодарил:

— Спасибо, сынок.

— Пожалуйста, — ответил я; мне хотелось задать интересующий меня вопрос дяде Колю, но он торопился: наш ГПЧ уезжал в инспекционную поездку в южные регионы страны, и работы по этому случаю было невпроворот.

Если бы государственный чиновник не уезжал в инспекционную поездку на юг, то я бы, конечно, задал вопрос генерал-майору: какой дурак запустил жучков в иконы: ведь их можно снять, обменять, в конце концов пустить на растопку камина.

Я не спросил Нача об этом халатном казусе ещё и потому, что догадался: Глебов. Мой друг и товарищ с некоторой безответственностью отнесся к боевому заданию и мне пришлось исправлять его ошибку. Вообще-то у нас практикуется принцип: ошибка твоя — будь добр, сам исправь. Но так получилось, что Глебов не мог исправить свою оплошность, и пришлось её исправлять мне. Почему же мой товарищ не мог исправить свою оплошность? Я думаю, по причине моего хронического насморка. ОРЗ, говорят в таких случаях врачи и выписывают больничный лист.

И теперь я спрашиваю себя: если бы я стоял в том, утреннем радостном лесу, что тогда?.. Раздался бы тогда случайный выстрел дуплетом?

Философы утверждают, что смерть всегда неожиданна, даже если её ждать. Тот, кто ждет, до конца не верит, что старуха, размахивающая сельхозинвентарем, оборвет нить именно его жизни. Никто не верит, ан нет…

Я к тому, что неожиданно скончался деятель музыкального искусства. С нашим ГПЧ они были друзьями ещё со школьной скамьи. А школьная дружба, по себе знаю, самая надежная: мы с Глебовым, например, сдружились ещё в первом классе. Пришлось ГПЧ выкраивать четверть часа для такого важного мероприятия.

Покойник лежал в гробу в центре консерваторской сцены. Несли ветки от еловых веток пахло Новым годом. Любопытствующий народец был тих, печален, интеллигентен. Наш ГПЧ склонил голову в скорби. Но тут в зале произошло некоторое странное оживление, вызвавшее, конечно, у нас интерес.

К подмосткам направлялась известная народу шлягерная певичка. Очевидно, в её гардеробе не оказалось нового скромного наряда, и ей пришлось на свою располневшую фигуру натягивать старенькое платьишко, которое, впрочем, было как новое. Дело в другом: платье по прежней моде было чересчур декольтированно — и по этой причине знаменитой груди было многовато в этот скорбный час. Что, однако, вызвало в зале легкий ажиотаж: про покойника все забыли; все были живые люди, а когда живешь, то для глаза куда приятнее глядеть на щедрую плоть, тем более принадлежащую скандальной эстрадной звезде. Кажется, у многих появилось опасение: как бы чего не вышло: вдруг скандалистка запоет веселенькую песенку? Все обошлось: пай-девочка пустила слезу и тихо удалилась продолжать свою шумную эстрадную программу.

— Хороша, — крякнул ГПЧ уже в машине, и было не совсем понятно, то ли он осуждает нашу эстрадную песню, то ли одобряет.

Моя дочь тоже любит петь: она ужасно фальшивит, но мне нравится. Ей уже семь лет, и у неё нет проблем, кроме одной: здоровье. Когда я пришел в один из выходных в гости, её мама сказала:

— Поздравляю: глисты. Жрет немытое, дура! Сколько говорить: руки мыть надо!

— Прекрати, — сказал я. — Глисты не самое страшное в нашей жизни.

— Тебе хорошо!.. — кричала женщина. — Ты отвалишь, а мне возиться?!

— А мы пойдем с Марией в аптеку, — предложил я.

— Идите-идите, чтобы глаза мои вас не видели!

И мы пошли с Машкой в аптеку. И там приобрели замечательное лекарство, то есть борьба с глистами в нашей стране велась успешная.

Ничего страшного не случилось; жизнь надо принимать такой, какая она есть. Если возникают проблемы, их надо решать. Все проблемы можно решить. При одном условии — надо жить. А жизнь прекрасна. Особенно для слуг народа. В этом смысле у нашего ГПЧ все в порядке. У него была любовница, но не было жены, она, к несчастью, давно умерла, и поэтому появилась эта любовница. Я хочу сказать: любовница была не потому, что жена умерла: потому что государственно-политический чиновник был как-никак тоже мужчина.