Другая Музыка - Евгений Агнин

– Я не мог не подняться на эту священную сцену! – начал самозванный оратор. На слово «священную» зал отреагировал аплодисментами и ленивым свистом, – у нас сегодня, господа, день особый, сегодня юбилией не только нашего величайшего проекта, но юбилей и у нашего радушного хозяина, который предоставил это достопочтенное учреждение (в зале опять гогот и аплодисменты) для осуществление нашей исторической миссии, которая заключается в окончательном переформатировании…

– Оооо! – застонал от удовольствия зал и громко заоплодировал.

– Переформатировании, – продолжал оратор, – всего доселе спонтанного и вредоносного процесса … – тут он стал подбирать словцо- музицирования! Музицирования! (в зале глумливо хохотали) Эту часть рефлекторного существования гомосапиенса мы, наконец приводим в полное соответствие с имеющимися священными инструкциями!

На этих словах в зале сначала засвистели, а затем кто-то из присутствующих встал и начал довольно сильным голосом петь какой-то гимн, при этом призывно и по дирижерски размахивая руками. Многие подхватили гимн и тоже встали. Странный был этот гимн. Я не мог определить, даже приблизительно, на каком языке он исполнялся. Однако оратор на сцене замахал руками, призывая остановить исполнение гимна. Не время. А я видел в нем тяготение контролировать все происходящее до мелочей. Он хотел, чтобы праздник происходил строго по его алгоритму. Или повинуясь его импровизации.

– Я хочу призвать на эту сцену – он так и сказал «призвать», а не вызвать – нашего юбиляра, нашего радушного хозяина, который столько полезного совершил для нашего поистине исторического проекта! – продолжал верещать в микрофон оратор и, по всей видимости, главный распорядитель на этом мероприятии. Я теперь с резкой отчетливостью воспринимал тембр его голоса как мерзко скрипучий. Иэтим мерзким голосом распорядитель некоторое время вещал о заслугах хозяина дома сего (Главный врач клиники? Спонсор?). Во время своей речи распорядитель доглотал вино и небрежно-агрессивно швырнул пустой бокал в одного из официантов. Тот попытался поймать этот бокал, и почти получилось, но все же выронил, раза три пытаясь перехватить его на лету во время дальнейшего падения. Один раз даже подыграл себе коленкой. Но бокал все же ударился о деревянный пол, хотя и не разбился, а покатился. Официант кинулся за ним, чтобы схватить его до того момента, когда он прекратит вращательное движение, и какое-либо вообще. Главное схватить его в руки хотя бы и в самой последней фазе процесса: от хозяина к рабу. Но распорядитель и не покосился в сторону этого танца подобострастия. Он уже встречал у микрофона высокого и располневшего человека с седой головой, но так и расточающего вокруг светящуюся ауру здоровья и благополучия. Тот стал что-то говорить. Я не вслушивался в его речь. Меня занимали другие детали происходящего. Я посмотрел на моего спутника. Мой священник, который все больше и больше напоминал мне сэнсея восточных единоборств, с выражением хладнокровия и безучастия смотрел в зал. Там на сцену поднимались еще какие-то люди, и говорили дежурные речи. Чаще всего звучала фраза «священные инструкции». Если резюмировать услышанное, а еще лучше сказать, «понятое», ибо многое в прозвучавших со сцены речах было непонятно, то получится примерно следующее.

«Человечество прошло долгий путь по пути прогресса и просвещения. За это время удалось обуздать дикую и опасную стихию, которая всегда угрожала нарушить Большой Священный План своей непредсказуемостью. Теперь музыка наконец станет такой, что при ее помощи можно будет легко добиться тех великих целей, которые прописаны в Священной Инструкции. И это есть тот самый величайший исторический момент, который собравшимся здесь посчастливилось отметить и отпраздновать»

Конец ознакомительного фрагмента.