Эффект преломления, или парижская история - Александр Барбаросса

– Слушай, почему ты здесь? Ты же великолепно танцуешь и, наверняка, могла бы зарабатывать танцами… В конце концов, ты могла бы давно все бросить, так как явно делаешь это не из-за денег. В чем причина? Или ты нимфоманка?

Отпив немного шампанского, Ясмина откинулась на подушки рядом с ним так близко, что Андрею в мельчайших подробностях был виден покрытый особым «золотым» шоколадом сосок ее левой груди, и тихо ответила:

– Ты не знаешь моей истории и не вправе судить о чем бы то ни было…

Увидев, что собеседник собирается возразить, она добавила:

– Я знаю, что ты как раз и хочешь узнать ее. Помнишь, что я говорила тебе про три посещения? Ты стоишь сейчас на пороге, а нужно ли тебе это? И нужно ли это мне?

Увидев, что Ясмина не хочет отвечать, Андрей попытался перевести разговор на другую тему:

– Ладно, не отвечай. Скажи хотя бы, почему ты выбрала именно «танец живота», а не стриптиз, например?

Она рассмеялась, обнимая его:

– Какой ты все-таки хитрый! Ну, хорошо, попробую объяснить.

Андрей, не в силах оторвать взгляд от позолоченного соска и возбужденный этим нежным объятием, прильнул губами к ее груди, стирая остатки «золотого» шоколада. Ясмина застонала. Когда разгоряченные и утомленные они снова упали на подушки, он напомнил:

– Ты хотела объяснить про танец…

Она приподнялась на локте и произнесла:

– Здесь все просто. Я очень люблю этот танец и арабскую музыку. Знаешь ли ты, что, рассказывая человеку, какая музыка тебе по-настоящему нравится, ты открываешь ему свою душу? Иногда по одной единственной песне можно составить портрет души любого человека.

Андрей немного подумал над ее словами и возразил:

– Ерунда какая-то. Сегодня нравится одно, завтра другое… Я увлекался разными стилями в разное время, а, если следовать твоей логике, должно быть что-то общее

– Или что-то, что нравится всегда. Просто надо понаблюдать. Не спеши спорить. Постарайся вспомнить. Наверняка, есть музыка, которую ты слушаешь всю свою жизнь… Скажем, двадцать лет назад ты увлекался роком, потом, например, электронной музыкой или чем-то еще, но при этом всегда тебе нравилось, скажем, танго или романс. Не спеши, покопайся в памяти.

Андрей задумался, вспоминая, а Ясмина продолжала:

– Я не скрываю от тебя свою музыку и открываю тебе свою душу. Здесь и сейчас мне хорошо с тобой. И я вижу, что тебе тоже хорошо со мной. Потому что я открылась тебе. Ведь ты забываешь, что заплатил за это деньги. Ты приходишь сюда за любовью, за самой чистой любовью, которую можно купить за деньги. А чистая любовь скоротечна, секунда – и к ней добавляются примеси быта. В этом и есть причина моего занятия – я ищу и даю эту самую любовь в чистом виде, этот любовный эфир, который испаряется к утру без остатка, но до утра мы дышим и наслаждаемся только им. Разве не восхитительно? Поэтому я не хочу, чтобы ты приходил трижды в месяц. Ну, представь, ты влюблен в меня, а я ответила тебе взаимностью. Что дальше? Будем жить вместе? И ты никогда не простишь мне моего прошлого, как в рассказе Цвейга…

Андрей знал этот рассказ и спросил:

– А почему ты решила, что я поведу себя именно так?

Ясмина улыбнулась:

– У тебя, дорогой, может быть больше шансов, чем у других, остаться человеком в такой ситуации, но я знаю, что у нас разные дороги.

Андрей хотел было возразить, но Ясмина начала снова его ласкать, и он поддался ее напору без сопротивления. Утром его разбудил сильный аромат свежесваренного кофе. Ясмина сидела на кровати рядом и курила, отрешенно глядя в окно. Увидев, что гость проснулся, она с улыбкой сказала:

– Доброе утро, султан!

Голова после бурной ночи шумела. Андрей сел на кровати и ответил:

– Доброе утро! Когда ты успела сварить кофе?

Он дотянулся до часов и увидел, что стрелки уже подходят к полудню. Быстро умывшись и одевшись, Разумовский сделал глоток кофе и достал портмоне. В отличие от остальных своих коллег Ясмина никогда не брала деньги заранее. Расплатиться с ней можно было только утром. Заметив, что Андрей взял в руки кошелек, она отрицательно помотала головой и произнесла:

– Сегодня я не возьму с тебя денег. Не спорь, это мой подарок тебе.

Андрей удивленно поднял на нее глаза, а она в ответ добавила:

– Да, это подарок. На прощание. Больше не приходи.

Андрей в изумлении подошел к ней:

– Ясмина, почему? Что случилось? Я обидел тебя?

– Ты здесь ни при чем. Просто больше мы никогда не встретимся.

– Ты можешь по-человечески объяснить, что происходит? Ты уезжаешь?

Ясмина закусила губу в раздумье, но потом ответила:

– Хорошо, я объясню, но обещай, прошу, что сразу после этого ты уйдешь, не говоря ни слова! Хорошо? Обещай!

Это прозвучало настолько трогательно и так по-детски, что Андрею ничего и не оставалось, кроме как обуться и дать ей это обещание. Ясмина следила за его действиями, и когда он выпрямился и пообещал, сказала:

– Я умираю. Болезнь пожирает меня. Не бойся, тебе ничего не угрожает – это не заразно. Мой муж, узнав, что я неизлечимо больна, оставил меня. Тогда я решила, что это несправедливо оставаться одной и лишиться любви из-за болезни и стала продавать свою любовь за деньги. Удивительно, но люди предпочитают платить за любовь, нежели получать ее просто так. На самом деле это я покупала ее за свои танцы. Деньги, как ты понимаешь, всего лишь предлог. Одиночество – вот что по-настоящему страшно! Я решила, что получу перед смертью столько любви, сколько смогу вынести. Мне осталось жить совсем немного. Ты – последний. Теперь тебе известно все. Прощай!

Андрей в ошеломлении выслушал эту короткую исповедь и, повинуясь мгновенному порыву, молча поцеловал девушку в лоб и вышел из квартиры.

Глава 10

Мари в очередной раз заглянула в саквояж. Ей захотелось порисовать, и она стала искать небольшой кожаный тубус, в котором всегда возила с собой бумагу, карандаши и прочие принадлежности. Два года назад этот кофр подарил ей Поль. Тубуса в саквояже не было, и она начала вспоминать как собиралась перед отъездом. Вероятно, в спешке забыла его в квартире. Воспоминания вырисовывались нечетко, как бывает при большом нервном перенапряжении, когда мозг просто отказывается воспроизводить картины, и так доставившие ему немало беспокойства. Во время своего бегства из Парижа Мари старательно гнала от себя мысли о Поле и Робере. Теперь все кончено, и не нужно больше вспоминать об этом. Надо просто забыть, надо заставить себя забыть. Но как? Как стереть из памяти воспоминания нескольких лет?

Пять лет назад Жанна устраивала прием в честь дня рождения Чезаре. Собралась вся богема и высший свет Парижа. Шампанское лилось рекой, искрясь в бокалах под стать сверкающим бриллиантами дамам. Мужчины в черных фраках немного разбавляли этот сияющий поток света, от которого рябило в глазах. Бал можно было назвать квинтэссенцией belle epoque. Скажи сейчас гостям, что это время уйдет безвозвратно всего через несколько лет, рассмеялись бы в лицо. Как можно поверить в такую чушь? Промышленник Рудольф Келлер, давний знакомый Жанны и Чезаре, представил своего сына хозяйке дома. Баварец Келлер женился на француженке и перенес штаб-квартиру своего концерна в Париж. При этом он без конца передвигался по всей Еаропе, но особенно часто бывал в Германии, где владел несколькими крупными сталелитейными заводами. Говорили, что он вхож на самый верх как во Франции, так и в Рейхе, где неоднократно встречался с Гитлером.

Восемнадцатилетний Поль Келлер привлекал к себе взоры многих юных красавиц. Высокий худощавый блондин с волевым подбородком, который он унаследовал от отца, железной рукой управлявшего промышленным концерном, выделялся на фоне сверстников. При этом, будучи единственным наследником империи Рудольфа Келлера, он обладал великолепными манерами без тени чванства, что говорило о хорошем воспитании. Однако, каждому, кто заговаривал с ним, сразу становилось понятно, что молодой человек прекрасно знает себе цену и в будущем, сменив отца у руля, возможно даже превзойдет его в бизнесе. Поздравив Чезаре, Рудольф обратился к сыну:

– Поль, посмотри на этого талантливого, да просто великого художника! Вот автор тех картин, что висят а нас дома! Я счастлив, что могу представить своего сына такому человеку!

Дело в том, что промышленник являлся страстным поклонником таланта Чезаре Бартоломео и коллекционером его картин. Они были знакомы много лет и поддерживали дружеские отношения, но в доме Жанны Рудольф оказался впервые. Он что-то еще говорил, когда, оборвав на полуслове речь, внезапно направился к «итальянскому» портрету маркизы. Постояв перед картиной минуту, он вернулся к Чезаре, который рассказывал Жанне и нескольким гостям историю про какое-то очередное сумасшедшее пари, и восхищенно сказал: