Кинокомпания Ким Чен Ир представляет - Пол Фишер

Но никуда не делась проблема «Корейской киностудии», которая была причастна к провалившимся капсанским съемкам. Нескольких студийных начальников, считавших, что они попросту выполняют свою работу, снимают хвалебную картину о заместителе председателя кабинета министров, герое партии, обвинили в «антипартийной деятельности». В сентябре 1967 года Ким Ир Сен созвал на студии внеочередное совещание политбюро. Явился и его сын, не упускавший ни единой возможности наведаться на студию. Когда все студийные руководители кротко покаялись в том, что подвели Трудовую партию, настал черед сказать свое слово Ким Ир Сену. Он разразился пространной диатрибой, полной оскорблений и риторических вопросов.

– Есть тут кто-нибудь, – проворчал он, – кому хватит мужества добровольно взять на себя руководство студией и вернуть ее на верный путь по заветам партии?

Ким Чен Ир наблюдал из глубины зала. Из-за спин внезапно раздался его тоненький, почти женский голос. Все заоборачивались.

– Я возьму на себя эту задачу, – сказал Ким Чен Ир. – Я попытаюсь.

Тут, надо думать, великий вождь улыбнулся. Ким Чен Ир работал в Центральном комитете и понимал, как действуют внутрипартийные механизмы; он был плоть от плоти вождя и с семи лет обожал кино. С точки зрения Ким Ир Сена, у мальчика была вполне подходящая биография. Ким Чен Ира прямо на месте произвели в директоры по культуре и искусствам Отдела пропаганды и агитации; в его ведение передали кино, театры и издательства.

Было ему двадцать пять лет.

Едва войдя в должность, Ким Чен Ир тоже созвал внеочередное совещание, куда пригласил некоторых ключевых кинематографистов и актеров.

– Мы все – товарищи по борьбе, мы все стоим на защите партии, – сообщил он собравшимся. – У нас на всех одна жизнь и одна смерть… Для бойца революции нет никого дороже товарищей. Я буду верить в вас, а вы поверьте в меня, и мы станем работать вместе.

И он всем поочередно раздал их собственные официальные портреты, скопированные из личных дел отдела кадров. На каждой фотографии от руки значилось: «Будем работать вместе», или «За наше вечное товарищество, мы пойдем одним путем» – а внизу дата и подпись Ким Чен Ира. Считаные недели назад все эти люди были уверены, что их судьба предрешена – они тоже падут жертвами Капсанской чистки. А теперь сын вождя обещает встать с ними плечом к плечу, если они согласны стоять плечом к плечу с ним.

После символического увольнения пары-тройки «подрывных элементов» Ким Чен Ир принял в партию всех остальных – а вручение партбилета в те времена было высочайшей честью, которой удостаивалась только элита. Он улучшил им жилищные условия и снабжение продуктами, построил для них специальный универмаг, где можно было покупать товары, не входившие в еженедельный паек, и пустил автобус от их домов до студии, чтобы им не приходилось мотаться на работу на велосипеде или пешком. И он завалил их подарками – «одежда, еда, часы, проигрыватели и телевизоры», по словам одного инсайдера, – порой просто царскими, каких среднему северокорейцу не попадалось на глаза за всю жизнь. Когда кинематографист умирал, Ким Чен Ир выбивал из парткома деньги на похороны и пенсию для семьи, а самые выдающиеся актеры, режиссеры и сценаристы его стараниями ложились в землю на кладбище для Героев, Павших Во Имя Революции, на холме над Пхеньяном. «Товарищ Ким Чен Ир особенно холит и лелеет киноартистов, – говорилось в студийной инструкции. – Когда ему достается что-нибудь хорошее, он с ними делится. Он увековечивает их при жизни и после смерти».

Разделавшись с идеологическим перевоспитанием сотрудников, Ким Чен Ир приступил к их профессиональной переподготовке. Из своей личной коллекции он извлекал старые советские и северокорейские фильмы, показывал их подчиненным, комментировал и требовал рацпредложений. «Корейскую киностудию» не ремонтировали с войны – Ким Чен Ир расширил ее территорию до десяти миллионов квадратных футов. (Для сравнения: студия «Метро-Голдвин-Майер» в Калвер-Сити, штат Калифорния, крупнейшая студия золотого века Голливуда, занимала каких-то 7,6 миллиона квадратных футов.) Он выкинул старую советскую аппаратуру 1950-х, самолетом из Москвы и Германии доставил новейшие камеры, осветительное и операторское оборудование, монтажные столы. Он ежедневно отсматривал весь отснятый материал всех фильмов и писал замечания, соображения о том, где провисает сюжет, вкладывая в работу над картиной свое, как он сам выражался, «глубокое понимание полноты жизни». Благодаря своему обширному кругозору молодой сын вождя видел то, что было недоступно его подчиненным. Его преданность делу их восхищала. Прежде «Корейской киностудией» руководили партийные деятели, и киноманов среди них не попадалось – как и людей, хоть что-то понимавших в съемочном процессе. Ким Чен Ир же практически поселился на киностудии и день за днем проводил там долгие часы.

От великого кинопродюсера ожидаются два непременных поступка, и в первый же год работы на студии Ким Чен Ир совершил оба. Во-первых, он снял эпическую, ключевую киноленту, воплотившую его кинематографический стиль, – официальные историки назовут этот фильм его первой «бессмертной классикой». «Море крови» поставлено по мотивам оперетты, якобы написанной Ким Ир Сеном в партизанские времена, и повествует о маньчжурской семье 1930-х, дающей отпор японским захватчикам. В фильме уже есть все элементы, впоследствии ставшие коронными номерами Ким Чен Ира: популярная песня, главная роль сильной женщины (в данном случае – матери семейства, которая вступает в коммунистическое сопротивление и контрабандой возит взрывчатку), рецептурный негодяй-иностранец, националистический подтекст и любопытный коктейль из насилия пополам с сентиментальщиной. Титры в северокорейские фильмы не вставляли, и это создавало иллюзию, будто фильм – целиком плод коллективного труда, однако «Море крови» спродю-сировал Ким Чен Ир и поставил Чхве Ик Кю, предыдущий глава студии. Чхве – вероятно, единственный северокореец, соперничавший с Ким Чен Иром эрудицией в области кино, – учился в Советском Союзе в годы зарождения северокорейской киноиндустрии, занимался русским языком и литературой в Пхеньянском университете и к 1956-му, в двадцать два года, был назначен руководить «Корейской киностудией». Он был единственным человеком в стране, чьи знания Ким Чен Ир готов был впитывать. «Море крови» снимали с небывалым размахом – то был аналог современного кассового блокбастера. Зрители удивлялись и восторгались, и внезапно о Ким Чен Ире, сыне вождя и молодом даровании, заговорил весь Пхеньян.

Затем Ким Чен Ир совершил второй поступок, по статусу положенный любому уважающему себя киномагнату: он влюбился в актрису.

Сон Хе Рим была одной из самых знаменитых ведущих актрис Северной Кореи. Ослепительная женщина – широкие скулы, густые брови, сильный подбородок, бледная кожа как будто светилась. Хе Рим была добра и замкнута. В пятидесятых училась в Пхеньянской киношколе, в восемнадцать лет бросила учебу и родила дочь, а затем восстановилась и доучилась до выпуска. Она вышла замуж за Ли Пхёна, сына председателя Корейского союза писателей, и этот брак не был счастливым.

Она была на пять лет старше Ким Чен Ира, и, впервые ее увидев, он потерял голову. Регулярно навещая съемочные площадки, он неизменно подгадывал так, чтобы встретиться с ней. Хе Рим прониклась к сыну вождя не сразу, но ее тронули рассказы о детстве без матери, она разделяла страсть Ким Чен Ира к искусству, и к тому же он, в отличие от ее мужа, был обаятелен и заботлив. Хе Рим завершила текущие съемки, отказалась от актерской карьеры, бросила мужа с ребенком и переехала к Киму.

Отношения их приходилось скрывать тщательнее любой военной тайны Северной Кореи. Ким Чен Ир с первого дня понимал, что жениться на Хе Рим не сможет: она уже замужем, у нее есть ребенок, и к тому же она старше, а в корейском обществе до сих пор косо смотрели на такую разницу в возрасте, тем более когда речь шла о сыне вождя, которому надлежало олицетворять все национальные добродетели. Любовницу приходилось таить и от публики, и от отца – иначе тот бесспорно положил бы конец роману. И однако эта пара умудрялась сохранять волнующую романтику отношений. Чен Ир устроил вступление Хе Рим в партию и присвоил ей титул заслуженной актрисы, приберегаемый для тех, кто особо послужил делу революции. Он отправлял ее на международные кинофестивали – ни одна северокорейская актриса так не блистала за рубежом, – а когда она возвращалась, он проводил с ней все свободное время, забирал ее со студии на одной из своих машин (к тому времени у него был один 600-й «мерседес-бенц», два 450-х, несколько «кадиллаков» и «роллс-ройс») и по меньшей мере единожды доставил ее на натуру частным вертолетом. Ночи они проводили в одном из многочисленных пустующих особняков Ким Ир Сена. Поначалу Хе Рим нравилось быть тайной любовницей, скрываться от сплетен и давления общества. Она не предвидела, что этот роман останется тайным до самого конца.