История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - Василий Сиповский

Ларинъ.

Когда Онѣгинъ знакомится съ ними, старика Ларина уже въ живыхъ не было: онъ "былъ простой и добрый баринъ", и краткая эпитафія на его памятникѣ прекрасно рисуетъ всю его жизнь, тихую, безпорывную:

Смиренный грѣшникъ, Дмитрій Ларинъ,Господній рабъ и бригадиръПодъ камнемъ симъ вкушаетъ миръ.

Позднѣе Гоголь въ "Старосвѣтскихъ помѣщикахъ" напишетъ сходную идиллію изъ жизни захолустныхъ дворянъ, но, въ художественномъ отношеніи, нѣсколько строчекъ эпитафіи, брошенныхъ вскользь Пушкинымъ, гораздо выше цѣлой повѣсти Гоголя, въ которой есть и каррикатурность, и тенденціозность.

Ларина.

Сама Ларина тоже простая женщина, когда-то бредившая романическими героями; выйдя противъ воли замужъ, она сперва потосковала, но потомъ свыклась съ новой жизнью и узнала тихое и вѣрное счастье.

Привычка свыше намъ дана —Замѣна счастію она —

Ольга.

У Лариной двѣ дочери. Одна — Ольга, простая, недалекая дѣвушка, живая и немного сентяментальная. Только фантазія Ленскаго могла идеализировать эту дѣвушку, въ сущности, мало-оригинальную и мало-интересную. Пушкинъ говоритъ о ней-

…любой романъВозьмите, — и найдете, вѣрно,Ея портретъ: онъ очень милъ,Я прежде самъ его любилъ,Ео надоѣлъ онъ мнѣ безмѣрно!..

Татьяна.

Гораздо интереснѣе была старшая сестра Татьяна, — полная противоположность Ольгѣ и во внѣшности, и въ характерѣ. Она ребенкомъ еще жила въ родной семьѣ одиноко, — "казалась дѣвочкой чужой", дѣтскихъ игръ не любила и молча могла просиживать цѣлые дни y окна, погруженнаи въ мечты. Но, неподвижная и, повидимому, холодная, она жила сильной внутренней жизнью, — "страшные разсказы няни" сдѣлали ее фантазеркой, ребенкомъ "не отъ міра сего".

Ея простонародный мистицизмъ.

Чуждаясь наивныхъ деревенскихъ развлеченій, хороводовъ и игръ, она за то всей душой отдалась народному мистицизму, — ея наклонность къ фантазированью облегчила ей это.

Татьяна вѣрила преданьямъПростонародной старины:И снамъ, и карточнымъ гаданьямъ,И предсказаніямъ луны.Ее тревожили примѣты.Таинственно ей всѣ предметыПровозглашали что-нибудь,Предчувствія тѣснили грудь."…Вдругъ увидяМладой двурогій ликъ луныНа небѣ съ лѣвой сторовы,Она дрожала и блѣднѣла.Что-жъ? тайну прелесть находилаИ въ самомъ ужасѣ она:Такъ васъ природа сотворила,Къ противорѣчію склонила.

Чтеніе романовъ.

Отъ сказокъ няни она рано перешла къ романамъ.

Они ей замѣняли все, —Она влюблялася въ романыИ Ричардсона, и Руссо…

Изъ фантазерки-дѣвочки она сдѣлалась "мечтательной дѣвушкой", которая жила въ своемъ особомъ міру: она окружала себя героями своихъ излюбленныхъ романовъ, и чужда была деревенской дѣйствительности.

Давно ея воображенье,Сгорая нѣгой и тоской,Алкало пищи роковой.Давно сердечное томленьеТѣснило ей младую грудь.Душа ждала кого-нибудь.

Встрѣча съ Онѣгинымъ.

Является Онѣгинъ. Въ толпѣ дикарей-помѣщиковъ онъ — слишкомъ крупная и оригинальная фигура — и Татьяна безъ труда увѣровала, что это и есть ея давно-жданный герой — y ней -

…открылись очи,Она сказала: это онъ!

Чувства ея, вызванныя этой встрѣчей.

И вотъ, она бросается къ свонмъ давно-перечитаннымъ романамъ, чтобы опять бесѣдовать съ любимыми героями -

Теперь, съ какимъ она вниманьемъЧитаетъ сладостный романъ,Съ какимъ живымъ очарованьемъПьетъ обольстительный обманъ.

Всѣ любимые ею романнческіе герои -

Всѣ для мечтательницы нѣжнойВъ единый образъ облеклись, —Въ одномъ Онѣгинѣ слились.

Себя она воображаетъ тоже геровней, подругой дорогихъ ей рома-ническвхъ героевъ — Клариссой,[23] Юліей,[24] Дельфиной.[25] Немудрено, что въ книгахъ она находитъ "свой тайный жаръ, свои мечты". Подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ перечитанныхъ книгъ она сочиняетъ Онѣгину письмо, въ которомъ повторяетъ слова и даже фразы любовнаго письма Юліи къ С.-Прё.

Разговоръ съ няней о любви.

Разговоръ Татьяны съ няней передъ сочиненіемъ этого письма принадлежитъ къ изумительнымъ сценамъ, по своей художественности и психологической правдивости. Въ бесѣдѣ восторженной дѣвушки со старухой сталкивается простонародное воззрѣніе на любовь съ искусственно-приподнятымъ романическимъ чувствомъ; сталкиваются наивная старость и наивная юность.

Любовь Татьяны.

Поэтъ старается оправдать въ глазахъ читателей поступокъ Тани: съ нѣжнымъ чувствомъ умиленія склоняется онъ къ поэтическому образу своей героини и проситъ для нея снисхожденія. Она такъ чиста и такъ наивна. Въ ней нѣтъ ни тѣни кокетства, нѣтъ той лжи, которой вооружены свѣтскія красавицы -

…въ милой простотѣОна не вѣдаетъ обманаИ вѣритъ избранной мечтѣ.

Она "любитъ безъ искусства"; «послушная» влеченью чувства, она довѣрчива; къ тому же она-

…отъ небесъ одаренаВоображеніемъ мятежнымъ,Умомъ и волею живой,И своенравной головой,И сердцемъ пламеннымъ и нѣжнымъ.Ужели не простите ейВы легкомысліе страстей?

Отношеніе Онѣгина къ письму Татьяны.

Онѣгинъ былъ «тронутъ» посланіемъ Тани, но онъ "привычкѣ милой не далъ ходу": его пугала перспектива связать свою свободу «бракомъ» и опуститься до растительной жизни провинціи — «прозой» пахнуло на него отъ семейнаго счастья съ наивной, провинціальной дѣвицей. Ея неопытностью воспользоваться онъ не захотѣлъ — слишкомъ «неинтересна» была для него, "опытнаго охотника", вся эта несложная интрига: для него, ученика Ловласа, «борьба» была слишкомъ легка; кромѣ того, вѣдь онъ корчилъ въ это время Чайльдъ-Гарольда, a тотъ, какъ разъ, въ подобномъ случаѣ, отвергъ любовь героини, сказавъ:

Флоранса! если бъ сердце этоЯ для любви не схоронилъТогда бъ, повѣрь, любовь поэтаКъ твоимъ ногамъ я положилъ,Но ты не можешь быть моею —У насъ различные пути!("Чайльдъ-Гарольдъ")

Приблизительно то же сказалъ Онѣгинъ Татьянѣ при личномъ свиданьѣ. Только онъ прибавилъ еще нравоученіе въ духѣ тѣхъ, которыя расточалъ Грандисонъ,[26] любившій читать нравоученія тѣмъ «неопытнымъ» дѣвицамъ, которыя предлагали ему свою любовь:

Учитесь властвовать собой!Не всякій васъ, какъ я пойметъ, —Къ бѣдѣ неопытность ведетъ!

Не безъ юмора разсказываетъ Пушкинъ, какъ "проповѣдовалъ" Онѣгинъ, но онъ тутъ-же спѣшитъ добавить, что, въ этомъ случаѣ, онъ поступилъ "очень мило", онъ тутъ "явилъ души прямое благородство". Сама Татьяна впослѣдствіи, призвавала, что въ этотъ "страшный часъ" онъ поступилъ «благородно». И, конечно, если онъ не любилъ Татьяны, онъ поступилъ прекрасно, но самъ Пушкинъ указываетъ, что онъ почти полюбилъ ее.[27] Онѣгинъ впослѣдствіи самъ говоритъ, что былъ наканунѣ этой любви: "привычкѣ милой не далъ ходу" — изъ эгоизма онъ убоялся потерять «свободу» и предпочелъ разыграть разочарованнаго Чаільдъ-Гарольда, разбивъ чистое и чествое сердце Татьяны. Эта «игра» въ разочарованье была «ложью», — она стоила счастья двухъ молодыхъ жизней, и потому вина Онѣгина велика.

Ссора съ Ленскимъ.

Онъ пересталъ бывать y Лариныхъ, уединился y себя въ деревнѣ, гдѣ и повелъ спокойное, эгоистическое существованіѳ подражая въ образѣ жизни своему образцу — Байрону. Однажды, Левскій убѣдилъ его пріѣхать къ Ларинымъ на именины Татьяны, увѣривъ, что никакихъ гостей не будетъ. Онѣгинъ явился и былъ непріятно пораженъ при видѣ цѣлой кучи сосѣднихъ помѣщиковъ. Онѣгина взбѣсила перспектива сыграть въ ихъ глазахъ роль «жениха» и сдѣлаться предметомъ новыхъ сплетенъ и пересудовъ. Чтобы отомстить за обманъ, онъ рѣшился дразнить Ленскаго и сталъ ухаживать за Ольгой. Впечатлительный и довѣрчивый Ленскій увидѣлъ въ этомъ глубокое коварство Онѣгина и вызвалъ его на дуэль. Секундантомъ Левскій выбралъ Зарѣцкаго, стараго бреттера. Этотъ вызовъ былъ неожиданностью для Онѣгина, — онъ сознавалъ, что былъ неправъ предъ Ленскимъ, но, выросшій въ чувствѣ страха передъ судомъ общества, онъ имѣлъ слабость бояться того, что о немъ будутъ говорить его сосѣди, которыхъ въ душѣ онъ презиралъ.