История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - Василий Сиповский

Широкое знакомство Пушкина съ иностранной литературой.

Въ этотъ періодъ жизни Пушкшъ особенно широко интересовался иностранными писателями, — раньше въ лицейскій періодъ и во время пребыванія на югѣ y него были всетаки излюбленне писатели, которымъ онъ усиленно подражалъ (Парни, Вольтеръ, Шатобріанъ, Байронъ) — теперь число писателей западноевропейскихъ, упоминаемыхъ имъ въ письмахъ и замѣткахъ, сразу выростаетъ. Имена Байрона, Вальтеръ-Скотта, Вергилія, Горація Тибулла, Данте, Петрарки, Тассо, Аріосто, Альфьери, Мильтонъ, Шекспира, Саути, Мура, Руссо, M-me Сталь, Беранже, Ротру, Делавиня, Ламартина, Гете, Шиллера и мн. др. — указываютъ, какъ разрослись литературные интересы и вкусы нашего поэта, — въ этомъ, еще неполномъ, спискѣ встрѣчаются писатели всѣхъ эпохъ, народностей и направленій.

"Борисъ Годуновъ".

Къ Михайловскому періоду относится созданіе "Бориса Годунова": чтеніе "Исторіи Государства Россійскаго" Карамзина и увлеченіе Шекспиромъ вдохновили Пушкина, внушили ему идеи и форму его драмы.

Содержаніе.

Содержаніе драмы не разбито по дѣйствіямъ и явленіямъ: оно распадается на три части: прологъ, главную часть и заключеніе.

Къ прологу отнесены событія 1598 года (избраніе Годунова на царство; отношеніе къ этому факгу бояръ и народа). Главная часть захватываетъ событія 1603-го года (бѣгство Григорія изъ монастыря; Борисъ Годуновъ въ періодъ апогея своей власти, но уже наканунѣ своего постепеннаго паденія; отношеніе къ нему бояръ и народа. Борисъ Годуновъ въ своей семьѣ; появленіе самозванца въ Польшѣ; его любовь къ Маринѣ). Эпилогъ, заключающій драму, захватываетъ событія 1604 года. (Борьба съ самозванцемъ, Смерть Годунова; смерть дѣтей Бориса).

а) вступленіе. Отношеніе къ Борису знати.

Въ первой части ("прологъ") яркими штрихами очерчены отношенія къ Борису высшаго, родовитаго боярства и простого народа. Въ рѣчахъ коварнаго, злобнаго, но трусливаго Шуйскаго чувствуется затаенная скрытая злоба именитыхъ бояръ противъ Бориса, — этого всесильнаго «выскочки», готоваго шагнуть на царскій престолъ.

Какая честь для насъ, для всей Руси!Вчерашній рабъ, татаринъ, зять Малюты,Зять палача и самъ въ душѣ палачъ,Возьметъ вѣнецъ и бармы Мононаха!

Чувствуется, что здѣсь, въ средѣ этой аристократіи, уже зрѣеть заговоръ противъ Годунова, хотя онъ не успѣлъ еще и сѣсть на престолъ. Собесѣдникъ Шуйскаго, простодушвый Воротынскій, на нашихъ глазахъ дѣлается врагомъ Годунова, благодаря этой хитрой рѣчи Шуйскаго.

Отношеніе народа къ избранію.

Участіе народа въ избраніи Бориса на царство представлено чисто-пассивнымъ, безсознательнымъ… Очевидно, сторонники Годунова собрали толпу, ему сочувствующую; къ ней примкнули, отчасти изъ любопытства, отчасти изъ страха люди, совсѣмъ не заинтересованные въ дѣлѣ Годунова. Въ этой пестрой толпѣ нѣтъ единаго сердца, нѣтъ единой души… Приводя разговоры, ведущіеся въ заднихъ рядахъ этой толпы, Пушкинъ даеть понять, что эта толпа ненадежна, и "избраніе" сдѣлано не ею, a группой, — царь выбранъ, благодаря энергіи сторонниковъ, но не голосомъ народа.

Рѣчь Бориса.

"Но вотъ появляется передъ нами и самъ новоизбранный царь. Онъ говоритъ красивую рѣчь, въ которой обращается къ патріарху, боярству, народу.

Ты, отче патріархъ, вы всѣ, бояре!Обнажева душа моя предъ вами:Вы видѣли, что я пріемлю властьВеликую со страхомъ и смиреньемъ!Сколь тяжела обязанность моя!Да правлю я во славѣ свой народъ,Да буду благъ и праведенъ…

Ложь — основа всей жизненной трагедіи Бориса.

"Мы не знаемъ, искрення, или лжива, эта рѣчь, — говоритъ ли передъ нами дѣйствительно-растроганный человѣкъ, или ловкій лицемѣръ; намъ ясно лишь одно, что это — рѣчь заблуждающагося человѣка. Если Борисъ думаетъ обмануть своихъ слушателей, то тотъ, кто подслушалъ разговоръ Шуйскаго съ Воротынскимъ, народные толки на Дѣвичьемъ Полѣ, скажетъ, что обманывающимся является при этомъ онъ самъ, — этотъ искусный лицемѣръ. Если же Борисъ не лицемѣритъ, если онъ искренне говоритъ о себѣ, какъ о народномъ избранникѣ, то заблужденіе его выступаетъ еще ярче. Поэтому рѣчь царя, полная мира и любви, полная такихъ свѣтлыхъ надеждъ, оставляетъ въ насъ тяжелое, тревожное впечатлѣніе. Царь говоритъ:

Да правлю я во славѣ свой народъДа буду благъ и праведенъ…

A намъ слышатся въ это время злобныя рѣчи Шуйскаго, слышится смѣхъ вародвой толпы…

Великій обманъ — таково общее впечатлѣніе, оставляемое въ насъ и сценой, гдѣ выступаютъ бояре, и сценой, гдѣ дѣйствуетъ народъ, и рѣчью царя… Сѣмя лжи, посѣянное самымъ избраніемъ Бориса, рано, или поздно взойдетъ" (Ждановъ)…

b) главная часть. Отношеніе народа. Монологъ Бориса.

Въ "главной части" уже обнаруживаются всѣ результаты этой лжи. Изъ тихой монастырской кельи лѣтописца Пимена выходитъ самозванецъ. Пименъ, старикъ, чуждый мелкихъ интересовъ современности, возвысившіся надъ волной текущей жизни, произноситъ свой судъ Борису. Тѣмъ ужаснѣе этотъ судъ, чѣмъ онъ чище, свободнѣе отъ личныхъ интересовъ. Старый монахъ является воплощеніемъ народной совѣсти, возмущенной преступленіемъ царя и требующей возмездія. Такимъ образомъ, если недовольство бояръ и равнодушіе народа представляютъ собою историческія условія, благопріятныя для паденія Бориса, — то въ осужденіи его за содѣянное преступленіе, — осужденіи, очевидно, все растущемъ въ сознаніи народа — наростаеть новое, самое главное, условіе гибели Бориса — «нравственное». Изъ добродушно-безстрастнаго народъ дѣлается теперь строгимъ судьей Бориса, судьей неподкупнымъ, не поддающимся даже на то добро, которое Борисъ творитъ, какъ правитель. Монологъ Бориса: "Достигъ я высшей власти" — рисуетъ весь трагизмъ его положенія: повидимому, онъ достигъ апогея своего величія, но счастья не обрѣлъ, — онъ видитъ, что какая-то неумолимая, злая сила подтачиваетъ его благополучіе… Въ толпѣ, выкликавшей имя Бориса, не видно было любви къ нему, но не было и открытаго нерасположенія къ нему, — теперь мы узнаемъ, что народное настроеніе успѣло выясниться и опредѣлиться не въ пользу Бориса. Призракъ народнаго избранничества разсѣялся. Борисъ увидѣлъ передъ собой народъ, готовый вѣрить всякой сплетнѣ, всякой клеветѣ, если только эта клевета касалась его, Бориса" (Ждановъ).

Вотъ почему въ душѣ его нѣть покоя: къ тому же совѣсть мучитъ его за содѣянное злодѣяніе. Но онъ еще не понимаетъ, что и голосъ народа, и голосъ его совѣсти- это наростающее возмездіе за преступленіе.

Отношеніе бояръ къ Борису.

Въ домѣ Шуйскаго собираются бояре. Въ рѣчахъ присутствующихъ чуется уже, что измѣна Борису готова; боярамъ рѣшительно нѣтъ дѣла до преступленія Бориса, — они руководятся только политическими соображеніями; чтобы свалить ненавистнаго имъ «выскочку», они готовы мутить народъ и перейти на сторону самозвавца. Событія развертываются все быстрѣе и быстрѣе. Но вотъ, сознаніе Бориса проясняется, — теперь онъ всѣ свои бѣды объясняетъ тѣмъ, что "прогнѣвилъ небеса", и онъ ждеть кары трепеща отъ мысли, что оно коснется и его дочери ("Безвинная! Зачѣмъ-же ты страдаешь?), и его сына (Ты невиненъ… A я за все одинъ отвѣчу Богу!).

е) Заключеніе. Отношеніе народа. Состояніе души Бориса.

Въ заключительной части — развязка всѣхъ тѣхъ положеній, которыя намѣчены въ прологѣ: народъ по отношенію къ Борису принимаетъ явно-враждебное положеніе: потѣшается надъ его приказаніемъ предать "анаѳемѣ" самозванца ("пускай себѣ проклинаютъ; царевичу дѣла нѣтъ до Отрепьева"); устами юродиваго народъ въ лицо Борису говоригь, что онъ "зарѣзалъ" Дмитрія. На эти слова Борисъ можетъ только простонать: "оставьте его. Молись за меня, бѣдный Николка". Двойная борьба — съ самозванцемъ — на окраинѣ государства — и со всей «землей» въ сердцѣ государства, въ Москвѣ, ему не подъ силу. Оттого, даже побѣда, одержанвая имъ надъ самозванцемъ, его уже не радуетъ: онъ чувствуетъ, что это торжество кратковременное,-

"Онъ побѣжденъ — какая польза въ томъ?"

Даже попытка обратиться къ воинскимъ талантамъ Басманова недолго ласкаетъ его надеждой: родовитое боярство, съ его мѣстничествомъ, не уступитъ власти Басманову, да и народъ не окажетъ ему поддержки.

"Волшебный кругъ, обведенный судьбой вокругъ Бориса, замкнулся безысходно. Судьба можетъ оказать лишь одну милость несчастному царю — предупредить возоръ развѣнчиванья, потери власти". Борису не пришлось, дѣйствительво, склонить голову передъ «разстригой». Онъ умираетъ. Но эта смерть — только начало конца. Мы должны еще увидѣть, какъ со смертью Бориса, гибнетъ дѣло всей его жизни, гибнетъ его царственное наслѣдство". (Ждановъ).