Английский детектив. Лучшее - Артур Дойл

— Миссис Толлер! — удивилась мисс Хантер.

— Да, мисс. Мистер Рукасл, когда вернулся, выпустил меня, перед тем как пошел наверх к вам. Ах, мисс, как плохо, что вы не сказали мне, что собираетесь делать, ведь я могла предупредить вас, что вы только зря потеряете время.

— Хм! — произнес Холмс, внимательно глядя на нее. — Похоже, миссис Толлер знает об этом деле больше, чем кто бы то ни было.

— Да, сэр, это верно. И я готова все рассказать.

— В таком случае прошу вас, садитесь и расскажите нам все. Некоторые подробности мне, признаться, до сих пор неясны.

— Сейчас, сейчас вы все узнаете, — сказала она. — Я бы и раньше все рассказала, если бы смогла выбраться из погреба. Если дело дойдет до суда, надеюсь, вы не забудете, что я помогала вам и для мисс Элис была другом.

С тех пор как ее отец снова женился, мисс Элис забыла, что такое счастье. С ней никто не считался, она не имела права ни во что вмешиваться. Но все стало еще хуже, после того как она у кого-то из друзей познакомилась с мистером Фаулером. Насколько мне известно, мисс Элис по наследству имела право распоряжаться частью семейного капитала, но она была такая скромница, такая тихоня, что никогда об этом не говорила и все отдала в руки мистера Рукасла. Он не сомневался, что с ней ему бояться нечего, но, когда на горизонте возник жених, а в будущем, возможно, и муж, который потребует все, что будет принадлежать ему по закону, он понял, что этому нужно положить конец. Отец мисс Элис хотел, чтобы она подписала бумагу о том, что он имеет право распоряжаться всеми ее деньгами, независимо от того, выйдет она замуж или нет. Но она отказалась, и тогда он стал просто изводить ее. Довел бедняжку до того, что у нее случилось воспаление мозга, и шесть недель она находилась между жизнью и смертью. Когда наконец ей сделалось лучше, она уже не была похожа на себя, превратилась в тень, ей пришлось обрезать свои чудесные волосы, но только для ее молодого человека это ничего не значило. Он не отвернулся от нее, повел себя, как и полагается настоящему мужчине.

— Все ясно, — сказал Холмс. — Думаю, ваш рассказ расставил все точки над «i». Остальное я могу домыслить и сам. После этого мистер Рукасл, очевидно, и заключил дочь в той комнате?

— Да, сэр.

— И привез мисс Хантер из Лондона, чтобы отделаться от мистера Фаулера, настойчиво добивавшегося встречи с мисс Элис.

— Так и было, сэр.

— Но мистер Фаулер, будучи человеком упрямым, как и полагается моряку, взял дом в осаду и, поговорив с вами, сумел как-то (уж не знаю, замешаны ли тут деньги) убедить вас, что ваши интересы совпадают.

— Мистер Фаулер — очень щедрый и настойчивый джентльмен, — без тени смущения произнесла миссис Толлер.

— Таким образом, ему удалось устроить так, чтобы ваш супруг не знал недостатка в спиртном, и, когда вашим хозяевам пришлось уехать из дома, в нужном месте появилась приставная лестница.

— Совершенно верно, сэр.

— Что ж, мы должны перед вами извиниться, миссис Толлер, — сказал Холмс, — поскольку ваш рассказ действительно очень помог нам во всем разобраться. А вот, если не ошибаюсь, и миссис Рукасл с врачом. Ватсон, нам теперь, пожалуй, лучше вместе с мисс Хантер вернуться в Винчестер, поскольку наше locus standi[7] представляется мне весьма сомнительным.

Вот так и была раскрыта загадка зловещего дома с рощицей медных буков перед фасадом. Мистер Рукасл выжил, но навсегда остался калекой, и на этом свете его держит исключительно забота преданной жены. Они до сих пор живут вместе со старыми слугами, которым, очевидно, известно столь много о прошлом Рукасла, что ему трудно с ними расстаться. Мистер Фаулер и мисс Рукасл, заручившись специальной лицензией,[8] поженились в Саутгемптоне на следующий день после бегства из «Медных буков». Сейчас мистер Фаулер работает правительственным чиновником на острове Маврикий. Что же до мисс Вайолет Хантер, то, к моему великому сожалению, мой друг Холмс утратил к ней интерес сразу после того, как она перестала являться главным действующим лицом одного из его расследований. Сейчас она возглавляет частную школу в Уолсоле и, думаю, весьма преуспела на этом поприще.

ГИЛБЕРТ КИТ ЧЕСТЕРТОН

Человек в проулке

Гилберт Кит Честертон, эссеист, писатель и создатель отца Брауна, родился 29 мая 1874 года в Лондоне. В школе Святого Павла и Лондонском университетском колледже он не проявил литературной одаренности, хотя стал неплохим графиком и позже сам и со своими друзьями Эдмундом Бентли и Хилэром Беллоком иллюстрировал книги. Честертон был известным журналистом, искусным спорщиком и оратором, и даже его оппоненты отдавали должное его уму, гуманности и доброте, его свободолюбию и чувству парадокса.

Двое мужчин одновременно вошли с двух сторон в маленький проулок, отделяющий театр «Аполло» в Адельфи[9] от соседнего здания. Вечернее солнце наполняло улицы светом щедрым и ясным, молочным и пустым, но в сравнительно узком и длинном проулке было темно, из-за чего каждый из двоих видел напротив себя всего лишь темный силуэт. И все же мужчины даже в этих чернильных контурах узнали друг друга, ибо наружность у обоих была приметная, и встрече этой они не были рады.

Крытый проулок одним концом выходил на бульвар, который шел вдоль реки, отражающей все краски заката, а другим — на одну из крутых улочек Адельфи. Одна из сторон проулка представляла собой глухую стену, за ней находился старый, ныне закрытый ресторан театра, во второй имелись две двери, по одной у каждого края. Ни первая, ни вторая дверь не являлась обычным «служебным входом», это были специальные двери для частных лиц, предназначенные для особых гостей и заезжих знаменитостей, и сейчас ими пользовались актер и актриса, исполнявшие главные роли в шекспировской постановке. Исполнители такого уровня часто предпочитают иметь личные входы и выходы в театр, которые позволяют спокойно встретиться с друзьями или, наоборот, избежать встречи с ними.

Мужчины, появившиеся в переулке, несомненно, и были такими друзьями, которые знали о существовании этих дверей и оказались рядом с ними неслучайно, поскольку оба вошли в проулок одинаково спокойно и уверенно. Впрочем, не с одинаковой скоростью, что позволило им подойти к одной из тайных дверей одновременно, поскольку тот мужчина, который появился у дальнего конца, шел значительно быстрее. Мужчины со сдержанной любезностью приветствовали друг друга, и после возникшей неловкой паузы один из них, тот, который шел быстрее (похоже, он вообще был нетерпеливее), постучал.

В этом и во всем остальном эти двое были истинной противоположностью друг друга, но ни один из них ни в чем не уступал другому. Если говорить об их личных качествах, они оба были достаточно хороши собой, умны и пользовались определенной известностью. Оба занимали достаточно высокое общественное положение. Но все в них, от славы до приятной внешности, имело особенную и совершенно противоположную природу. Сэр Уилсон Сеймур был человеком, важность которого не вызывала ни малейшего сомнения у каждого, кто знал о его существовании. Чем больше вы вникали во внутреннюю жизнь государственного или церковного устройства, тем чаще вы сталкивались с сэром Уилсоном Сеймуром. Он был единственным здравомыслящим человеком на двадцать бестолковых комиссий, которые решали самые разнообразные вопросы, от преобразования Королевской академии искусств до разработки проекта биметаллизма в рамках всей империи. Особенно сильно его могущество ощущалось во всем, что касалось искусства. Он был настолько неповторимой личностью, что никто не мог с уверенностью сказать, кем он был в действительности: знатным аристократом, знатоком искусства или же великим художником, вхожим в аристократические круги. Как бы то ни было, достаточно было и пяти минут разговора с ним, чтобы почувствовать себя так, словно вся ваша жизнь проходила под руководством этого человека.

Необычность его внешности имела тот же характер. Выглядел он как-то даже заурядно, но в то же время был неповторим. К примеру, даже самые въедливые знатоки моды не смогли бы придраться к его шелковому цилиндру… И все же цилиндр его не был похож на все остальные цилиндры: возможно, он был чуточку выше принятого, что прибавляло росту и без того высокому сэру Уилсону Сеймуру. Сам сэр Уилсон был долговяз, худощав и немного сутулился, но отнюдь не казался слабосильным. В волосах его заметно просвечивала седина, но и за старика его никто бы не принял. Прическу он носил удлиненную, но женоподобным не выглядел. Кудри его слегка вились, но не производили впечатление завитых. Аккуратная острая бородка придавала ему вид мужественный и воинственный, а не наоборот, как у тех старых адмиралов на мрачных портретах Веласкеса, которыми были увешаны стены его дома. Перчатки у него были не просто серые, а с голубинкой, а трость с серебряным набалдашником была на какую-то толику длиннее обычного, что и отличало их от многих сотен подобных им перчаток и тростей, которыми джентльмены похлопывали об руку и помахивали в театрах и ресторанах.