Душа и навыки - Макс Гурин

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, в которой все предшествующие главы, избавленные, наконец, от всевозможных кругов, помогают главе девятнадцатой восстановить её генеалогическое древо, поскольку, в самом деле, есть некоторая странность в том, что после главы пятнадцатой следует сразу же девятнадцатая, а между ними прямо какое-то, неприлично сказать, смутное время. Непорядок! Милицию надо вызвать

И они натурально её позвали. Во все свои голосов шестнадцать, что УЖЕ был какой-то нонсенс. А нюанс интересный в том, что партитуру каждая из них прочитала с листа без запинки и фальши, будто не джазу они в Москворецкой студии обучались, а оттрубили сперва Гнесинку, а потом и Консерву от звонка до звонка, да и мало того, будто все они ещё и талант от рожденья и бога имели, только тот о том не догадывался, потому что во время этого квинтесенциального пения он дрыхнул без задних ног, уставший от восьмичасовой непрерывной любви Мальвины, которую все-таки понял, как попросить, чтоб дала.

Знаете, как он понял? А так, что прежде он понял, что нужно сначала твердо решить для себя самого, (даром, что ты — божество!), действительно ли так необходима тебе эта святая сумасшедшая ебля до потери не то что божественного лика, а элементарного человеческого лица; то есть до полной потери сознания. Он подумал этак с годик и понял, что да, оченно надо. Не могу, мол, Мальвину не поебсти. Не Господь я, если она мне не даст. И тогда она открылась ему вся; самой, что ни на есть, естественною путёй.

Так что, милицию звать пришлось уже без него. Впрочем, скорее всего, потому-то она-то и не приехала. Пришлось как всегда обойтиться самими собой. Да и чем мы так плохи? Надо постараться только! Раз уж даже Господь Мальвину отодрать ухитрился, так мы уж как-нибудь вычленим из всех этих ебаных метатекстов, простите за множественное число, недостающие главы. Как-нибудь, блядь, уж замкнем чертову эту цепочку. Ты, елочка, не боись! Огоньки обязательно загорятся.

Но девятнадцатая глава неутешна. Курлычет она белугой, да дело не делает. Ей недоступна американская формула «помоги себе сам». Она бы с большим удовольствием «Сиднокарб» жралА в больших дозах, чтоб пёрло. Чего бы только ни делала она, это глупая девятнадцатая Мальвина, лишь бы не помогать самоёй собе.

Остальные же главы и всей бы душою ей, как и было поначалу-то, собственно говоря, да потом ее, мальвинино головное повреждение; её стойкое нежелание что-либо делать в своих же ведь интересах; полное отсутствие энтузиазма в деле, каковое, конечно, касается в первую очередь только её самой, и которое она не постеснялась навязать всем прочим главам под видом общего, — все это и послужило причиной тому, что все пятнадцать предшествующих ей до кругов глав, постепенно охладели к Мальвине и послали таки её на хуй с её проблемами, которые она совершенно не умеет решать в одиночку…

А тут ещё такой конфуз получился! Ебля со Вседержителем. Зачем, спрашивается, дала? А как не дать было? Ведь он так правильно и тонко об этом её попросил…

Но, с другой стороны, теперь у девушки не мозги, а сито: решето, полное каких-то совершенно чуждых ей и несовместимых со всем её генеалогическим прошлым (то бишь, реальным отсутствием прямых предков) ненужных, хоть и дорогих глупому женскому сердцу чудес.

Господь, он ведь по мужскому-то образу и подобию: поматросил и бросил. И вот она одна ходит по белу свету, ищет своих предков; скучно ей при этом до невероятия, да все равно, чем бы ещё заниматься. А не заниматься нельзя. Человек всегда должен находиться на острие монотонного героического труда. То есть, труд его, человека, и без того всегда на прицеле держит. Даже девочек. Даже их иногда и поболе.

Она встает каждое утро в восемь часов и отправляется на работу. Вся работа ея заключается в том, чтобы изо дня в день восстанавливать чужие генеалогические деревья. На свое — остается только пара часов перед сном, а нужно бы наоборот для успеха. Целый день заниматься древом СВОИМ, а перед сном пару часиков можно и поработать, но хотелось бы при этом, чтобы денег платили столько же.

Правильно говорят в народе: все главы дуры — все круги сволочи. А СВОЯ круги, так те и вовсе первые самогадины! Уф!!!

Господь же совсем пропал. Получил свое, сукин кот, и пропал. Как же так? Но почему же это все всегда именно так? Но почему вот, тогда, когда она усталая, отработав целый вечер в этих гребаных «Трех пескарях», хотела лишь одного, будто бы легендарный наш замыкатель кругов Самолёт: домой, — то ведь ни хуя ж подобного; села с этим самым Господом за стол, ела эти дурацкие устрицы, сопротивляющиеся во рту, слушала его божественное нытье; ещё не знала, что он Господь, да уже наперед жалела его, любила уже где-то во внутренних тайничках.

И ведь сначала-то хватило ума ничего не делать. А потом он все-таки выкупил, как попросить. Не смогла не дать. И прошлое потерялось тогда, и будущего теперь нет. Как жить? Все отнял Господь хренов.

Прямо-таки, зачем вы, девушки, ГОсподов любите? Непостоянная у них любовь. Впрочем, сердце красавиц тоже не склонно к семейному счастью.

И ведь некому даже о беде рассказать. Нету предшествующих Мальвине голов. Сплошное по жизни лишь поголовье. Скота всякого. Вон та же милиция, приехала когда, говорит сразу: «Непорядок!» Потом смотрят, что Мальвина-то вся печальная и одинокая, как, простите меня, луна. И сразу уже иначе они тогда говорят: «Непорядок-то непорядком, но у нас у самих с богом сложные отношения. Да и потом у нас семьи у всех, дети-уроды, очень дорого стоят, в смысле, — лечение. Так что уж, извините, мамаша, мы в отделение лучше пойдем водочку кушать, а вы тут «Краба» поешьте, попридумывайте ещё себе всякой хуйни и будьте довольны. Живите богато! Счастья вам и всех благ!»

И милиция уходит. Тут их как раз по рацио (Не опечатка! (Прим. Сквор.)) вызвали в областной ЗАГС. Там Кот в сапогах Капле все горло выкусил одним махом.

И вправду, приезжают менты в ЗАГС, а там все, ну прям как в Библии описано: Капля с выкушенным горлом хрипит в полный рост, Кот в сапогах за Совесть угрюмо прячется, каплин жених Каплун, который собственно и есть одновременно Любовь, до ЗАГСа всех доводящая, взад-вперед ходит по залу и все в руках игрушечную мельничку вертит. Вертит и вертит, как очумелый. Весь ковер золотою мукой уж обсыпал.

Ну, менты-то тут всю компанию и повязали, а сами переженились все. И когда случилось такое в свете, приснился ей сон, в котором Господь ей сказал: «Мальвина, не расстраивайся, пожалуйста, не из-за чего! Я был неправ. Но, с другой стороны, меня и не было вовсе, потому что, Господь — это ты. Это мы с тобой сами к себе самим приходили, и все у тебя одной и внутри, а у меня внутри ты. А генеалогическое древо твое оно и есть три круга, тебе предшествующие. А Главой называешься ты по воле другого Господа, имя которому Шар Языка Озера Озер и святой дух Осётр, — то есть все просто так. И вообще все неважно. И никто никому не снится. Никакого Боэция не было, как и Сократа; не было и меня, и не Мальвина ты никакая, и никакая ты не глава, а только Ты. И имен не бывает. Всех зовут так же, как и тебя. А меня зовут Ты. Мы — Господь. Мы себе всех простим… Давай? Хорошо?»

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ, в которой шар попадает в яблочко

Яблочко — это переделка такая. И все это проделки Возможность-Ильничны: кадровые перестановки ея. Кино ведь всегда вынуждает к этому. Кино, как его же, кины, внутренний мир, полагает, что Господь — это Лента Лент. Документальный фильм о борьбе с эпидемией бешенства чужих воль, приводящих к златоносному любовному мельтешению.

Мукомолов развелось нынче, больше чем колокольчиков. При том, что ничего в мире нет, кроме музыки, которой не напасешься уже и на вторых. Притом, что их больше, чем мукомолов. Прямо хочется голову об стену себе разъебать!..

Стена стен Озеру озера угрожает угрозой повесить его на его же Лент Ленте, на его же, соответственно, Господе, да на виселиц Виселице. На его же, собственно, господнем прости. Угрожает открыть открывалкой Тайне тайн ею же саму в её же собственных рамках. Граница границ Вектору векторов навязывает маленькими узлами, чтобы не сказать «узелки»: Память памяти на память ему. Говорит: «Я уеду. А ты без меня скучать, плакать будешь. Ты всегда будешь знать, когда ты мне снишься. И не надоест мне, чтоб снился мне ты. А ты — это я. Мы суть Господь. Никому прощения нет. Я уеду на все сто процентов. На двести. Следовательно, в никуда, что не означает, что я никуда не уеду. Уеду, как твоя миленькая куртуазная дура!»

Следовательно, я есть Герда. Это, если ехать тебя искать и возвращать к тому, что жизнью считаю я, но никак не ты. Но я мужчина. Значит Герда не я. Значит, тебя не найти. Значит, и не искать. Послать тебя на хуй. Остаться с хуем, но без тебя. Но это не значит, что если с тобой, то без хуя, если, конечно, не Герда я все-таки логике любой вопреки.