Мир Маньяка - Владимир Уваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Для суда? Нет! – ответил режиссёр на первую часть вопроса.
– И кто этот художник? Бабочко-производитель, так сказать.
– Вот это пока не понятно. Есть три варианта: отец, сын и они вдвоём. Надо прошерстить этот домик с огородиком вместе.
– Никто не даст. Даже близко не подойдём. С другой стороны – за нераскрытие этого дела постоянно стружку будут снимать, но одно дело – выговор, другое – работы лишиться, если полезть к ним напролом, – нахмурился Кот.
– Тогда поедим душевно и в хорошей компании, а заодно и подумаем о делах наших тяжких.
– Это-то у нас хорошо получается: и душевно поесть, и компания что надо. Но всё же… Что с этими садистами делать будем?
Ещё долго в квартире не смолкали голоса друзей, возникали разные мысли, и…
А на крыше здания, стоящего в 100 метрах от неё, лежал человек в наушниках с приспособлением, похожим на параболическую антенну, и с длинной оптической трубой. Он внимательно вслушивался и всматривался в то, что происходило в квартире…
Глава 10. Как договорились Иван Васильевич с Дмитрием Николаевичем
Иван Васильевич не был маньяком – Иван Васильевич был чиновником средней руки, то есть на «руку получал средне». А приглядывал он за детскими домами, или, как говорилось в их организации – курировал их. И не надо путать с «купировал». Хотя, по большому счёту, последнее более точно описывало его деятельность. «Отрезал» он всё, что только можно было «отрезать».
Первое время он безумно завидовал сослуживцам, курировавших более серьёзные направления – медицину, благоустройство. О дорожных службах он и мечтать не мог: асфальто-укладчики – стоило только чуть уменьшить слой асфальта – «выдавливали на обочину» такие суммы, что и потратить их было трудно. Но коллеги с этим справлялись просто замечательно.
Но, как известно, опыт приходит со временем. Тем более что не только он был недоволен соотношением «ожидания – реальность».
И в один прекрасный для Ивана Васильевича день – во всяком случае он так думал – в его кабинет зашёл человек. Неплохой костюм, аккуратная стрижка, официальная улыбка – в общем ничего предвещавшего чего-то значительного. Так, ещё один посетитель, «проситель» или «предлагатель» – так хозяин кабинета делил приходящих к нему. То есть, либо просить чего-то, либо предлагать что-то, в основном: либо – пустое, либо – слишком опасное, именно за этим приходили к нему.
Но служба обязывала выслушивать их хотя бы иногда, а то ведь – кто его знает? – накатают ещё жалобу, что было совсем ни к чему.
Вот только глаза у этого посетителя…
Было в них что-то эдакое. Непохожее на то, что их владелец будет что-то выпрашивать или предлагать какую-то мелочь.
– Дмитрий Николаевич, директор детского дома, – здесь он явно «соврамши», но Александр Васильевич этого не знал и продолжал слушать. – Для нашего разговора номер его и адрес абсолютно несущественен, – представился посетитель.
– Несколько необычно, но продолжайте.
– Ценя ваше время, я перейду сразу к делу. Объём финансирования детских домов вам известен как никому другому. И оставляет желать лучшего. А ведь дети заслуживают лучшего и большего.
Тут Иван Васильевич напрягся: после таких слов должна была быть предложена какая-то большая афера – надо было взвесить все плюсы и минусы. То есть – возможную прибыль и возможный срок. Хотя нет, срок – это навряд ли: никто не захочет выносить мусор из избы, глядишь, его начнут искать во всей избе.
– Просто безусловно. Для этого мы и трудимся. Только – для детей всё.
В конце последней фразы Иван Васильевича подразумевался вопросительный знак, но тоном он этого не показал.
– Естественно, для них – не считая маленькой комиссии за труды праведные.
– Только если оно того стоит, и не будет недовольных, жизнь так сложна… – фразы Иван Васильевича строил такие безобидные, такие обтекаемые, что даже если какой-нибудь человек из органов стоял рядом и всё понял – и не только понял, но и записал разговор на диктофон – то доказать ничего не смог бы, ведь за финансовые намёки не сажают.
– Есть люди готовые пожертвовать на благое дело, но им бы хотелось кое-что взамен… – расплывчато начал посетитель.
– Откатная благотворительность? Не приветствуется, – после этих слов, как говорилось в старом анекдоте, засмеялся бы даже кот.
Но разговаривающие были серьёзны, а кота в кабинете не было, поэтому диалог продолжался, может, даже чуть более напряжённо.
– Можно и так не сказать, – визави Ивана Васильевича тоже был мастером эзоповского языка, который для чиновников был родным. – Но мне хотелось бы продолжить разговор, понимая, что в принципе – вы согласны.
– В принципе – я за то, чтобы делать добро. Много добра. Для всех людей добро, – слово «всех» он подчеркнул особо.
– Тогда продолжим этот разговор не здесь и не сегодня. Засим – позвольте откланяться, – сказал Дмитрий Николаевич, применив именно эту стародавнюю формулировку на прощанье, поскольку «Честь имею» у него не выходило выговорить. – Я позвоню, – и директор детдома удалился с благостной улыбкой, как будто он не решал здесь свои делишки, а прикасался к святыне.
Впрочем, это было именно так – ведь святыня для него выражалась в количестве денежных единиц. Поэтому – этот кабинет вполне мог стать храмом, где они лежат. Надо только наклониться и подобрать их, а для этого – договориться с его хозяином.
На следующий день телефон действительно оповестил, что Ивана Васильевича хотят и услышать, и увидеть: завтра, в 20–00, в ресторане «Турандот».
Завтра для Ивана Васильевича наступило и в прямом, и в переносном смысле…
Так хотелось другой жизни!
Конечно, в «Турандот» он мог наведаться и без приглашения, но обедать и ужинать в отличном ресторане не являлось пределом его мечтаний. Ведь в жизни столько замечательных вещей, столь недостижимых для чиновника его ранга, пусть он даже работает в госучреждении одного из самых богатых городов мира.
«Яхты, самолёты, дома в удивительных местах, а таких мест он мог назвать с полсотни. Бриллианты и их друзья, а вернее – подруги: молодые красивые и такие соблазнительные![24] И любящие его…», – и подумав, добавил. – «И бриллианты. А он – такой! А они – такие! И всего этого – побольше! Хочу больше!».
Однако что такое в своей епархии он просмотрел?
Вроде всё выдоено, в разумных пределах УК РФ, вернее – в тех пределах, в которых жёсткие меры в виде лишения свободы как бы не грозили совсем. Поэтому принцип – «курочка по зёрнышку клюёт и сыта бывает» – он соблюдал. Только сыт-то он был, а доволен – нет.
При подъезде к ресторану «Турандот» его охватила эйфория, правда, вперемешку с беспокойством. Между этими двумя чувствами шла борьба: первое радовалось новым возможностям, второе не прочь было повернуть по направлению к дому, утверждая, что и так всё хорошо…
В