Избранная - Вероника Рот

Четыре расхаживает по толпе неофитов, наблюдая, как мы повторяем движения снова и снова. Когда он останавливается передо мной, у меня скручивает внутренности, как будто их помешивают вилкой. Он смотрит на меня, меряет взглядом с головы до пят, нигде не задерживаясь, — практичным, изучающим взглядом.

— У тебя мало мышц, — говорит он, — а значит, лучше использовать колени и локти. В них можно вложить больше силы.

Внезапно он прижимает руку к моему животу. Его пальцы такие длинные, что ладонь касается обеих сторон грудной клетки. Мое сердце бьется так сильно, что грудь болит, и я смотрю на него широко распахнутыми глазами.

— Не забывай держать живот напряженным, — тихо произносит он.

Четыре убирает руку и идет дальше. Я чувствую давление его ладони даже после того, как он уходит. Странно, но мне приходится остановиться и перевести дыхание, прежде чем продолжить тренировку.

Когда Четыре отпускает нас на ужин, Кристина толкает меня локтем.

— Удивительно, что он не разорвал тебя пополам, — говорит она и морщит нос. — Он пугает меня до полусмерти. Этот его тихий голос…

— Угу. Он…

Я оборачиваюсь через плечо. Четыре спокоен и поразительно сдержан. Но я не боялась, что он причинит мне боль.

— …и вправду пугает, — наконец говорю я.

Ал, который шел перед нами, оборачивается у Ямы и заявляет:

— Я хочу сделать татуировку.

— Какую именно? — спрашивает Уилл из-за спины.

— Не знаю, — смеется Ал. — Просто хочу почувствовать, что и вправду покинул старую фракцию. Больше не тоскую по ней.

Мы ничего не отвечаем, и он добавляет:

— Я же знаю, что вы меня слышали.

— Хочешь научиться помалкивать, а? — Кристина тычет Ала в толстую руку. — Я думаю, ты прав. Сейчас мы наполовину здесь, наполовину там. Чтобы оказаться здесь целиком, надо выглядеть как все.

Она косится на меня.

— Нет. Я не стану обрезать волосы, — говорю я, — или красить их в странный цвет. Или прокалывать лицо.

— А как насчет пупка? — спрашивает она.

— Или соска? — фыркает Уилл.

Я издаю стон.

Обучение на сегодня закончилось, и мы вольны делать, что захотим, до самого отбоя. При мысли об этом у меня немного кружится голова, хотя, возможно, виновата усталость.

Яма кишит людьми. Кристина предлагает Алу и Уиллу встретиться в тату-студии и тащит меня на склад одежды. Мы карабкаемся по тропинке, взбираемся все выше над дном Ямы, и камешки летят из-под наших ботинок.

— А что не так с моей одеждой? — спрашиваю я. — Я больше не ношу серое.

— Она уродливая и безразмерная, — вздыхает Кристина. — Просто разреши мне помочь. Если тебе не понравится то, что я выберу, обещаю, тебе больше не придется это надевать.

Через десять минут я стою перед зеркалом на складе одежды в черном платье до колен. Юбка не пышная, но и к бедрам не липнет, в отличие от первой, выбранной Кристиной, от которой я отказалась. Мои голые руки покрываются мурашками. Кристина стягивает резинку с моих волос, и я расплетаю косу. Волнистые пряди ложатся на плечи.

Затем она показывает черный карандаш.

— Подводка для глаз, — поясняет она.

— Имей в виду, у тебя не получится сделать меня симпатичной.

Я закрываю глаза и не двигаюсь. Она проводит кончиком карандаша вдоль ресниц. Я представляю, как стою перед своей семьей в этой одежде, и меня чуть не выворачивает наизнанку.

— Кому охота быть симпатичной? Я сделаю тебя заметной.

Я открываю глаза и впервые смотрю на свое отражение прямо. Сердце бьется все быстрее, как будто я нарушаю правила и меня должны наказать. Избавиться от внушенного мне образа мыслей альтруиста будет нелегко, все равно что вытащить одну-единственную нить из сложной вышивки. Но я найду новые привычки, новые мысли, новые правила. Я стану кем-то другим.

Мои глаза всегда были голубыми, но тусклыми, серовато-голубыми — подводка сделала их ярче. В раме из волос черты лица кажутся мягче и полнее. Я не стала симпатичной — мои глаза слишком большие, а нос слишком длинный, — но я вижу, что Кристина права. Мое лицо трудно не заметить.

Мне не кажется, что я вижу себя впервые; мне кажется, что я впервые вижу кого-то другого. Беатрис — девушка, которую я украдкой разглядывала в зеркале, которая тихо сидела за ужином. А это — та, чьи глаза притягивают и не отпускают меня; это Трис.

— Видишь? — произносит Кристина. — Ты… потрясающая.

Учитывая обстоятельства, это лучший комплимент, который она могла придумать. Я улыбаюсь ей в зеркале.

— Тебе нравится? — спрашивает она.

— Ага, — киваю я. — Я выгляжу… другим человеком.

Она смеется.

— Это хорошо или плохо?

Я снова смотрю себе в глаза. И впервые не переживаю из-за необходимости отказаться от своей прежней личности; отражение дарит мне надежду.

— Хорошо. — Я качаю головой. — Извини, просто мне никогда не позволяли смотреть в зеркало так долго.

— Серьезно? — Кристина тоже качает головой. — Должна сказать, Альтруизм — очень странная фракция.

— Идем поглядим, как Алу делают татуировку, — предлагаю я.

Хотя я и покинула свою фракцию, я пока не готова ее критиковать.

Дома мы с матерью забирали почти одинаковые стопки одежды примерно раз в полгода. Легко распределять ресурсы, когда все получают одно и то же, но в лагере Лихости намного больше разнообразия. Каждый лихач получает несколько талонов, чтобы потратить в течение месяца, и платье стоит один такой талон.

Мы с Кристиной бежим по узкой тропинке в тату-студию. Когда мы туда добираемся, Ал уже сидит в кресле, и невысокий худощавый мужчина, на котором больше чернил, чем чистой кожи, рисует на его плече паука.

Уилл и Кристина листают книги с рисунками, пихая друг друга локтями при виде особо удачных. Когда они сидят рядом, я вижу, насколько они разные. Кристина темнокожая и худая, Уилл бледный и крепкий, но их беспечные улыбки очень похожи.

Я брожу по комнате, разглядывая картины на стенах. В наши дни художники сохранились только в Товариществе. Альтруисты считают искусство непрактичным, а любование им — временем, которое можно потратить на службу людям, и потому я видела произведения искусства в учебниках, но никогда не бывала в украшенных комнатах. От картин комната словно становится уютней и теплее, и я могла бы провести в ней многие часы, не замечая времени. Я провожу по стене кончиками пальцев. Изображение ястреба на одной из стен напоминает мне татуировку Тори. Под ним висит набросок птицы в полете.

— Это ворон, — произносит голос за спиной. — Правда, красиво?

Я оборачиваюсь и вижу Тори. Я словно возвращаюсь в комнату для проверки склонностей, в окружении зеркал, с проводами на лбу. Не думала, что снова увижу ее.

— Ну, привет, — улыбается она. — Не думала, что снова увижу тебя. Беатрис, верно?

— Вообще-то Трис, — отвечаю я. — Вы работаете здесь?

— Да. Просто отлучилась, чтобы помочь с проверкой. Бо́льшую часть времени я здесь. — Она постукивает пальцем по подбородку. — Знакомое имя. Кажется, ты спрыгнула первой?

— Да.

— Молодец.

— Спасибо. — Я касаюсь наброска птицы. — Послушайте… мне нужно поговорить с вами…

Я поглядываю на Уилла и Кристину. Я не могу отвести Тори в сторонку сейчас; они будут спрашивать.

— …кое о чем. Когда-нибудь.

— Не уверена, что это умно, — тихо отвечает она. — Я помогла тебе, чем смогла, и теперь ты должна справляться сама.

Я покусываю губы. У нее есть ответы, я это знаю. Если она не хочет поделиться ими сейчас, я найду способ разговорить ее в будущем.

— Хочешь сделать татуировку? — спрашивает она.

Набросок птицы приковывает мой взгляд. Я не собиралась делать пирсинг или татуировку, когда пришла сюда. Я знаю, что, если сделаю татуировку, это вобьет еще один клин между мной и семьей, который я никогда не смогу вытащить. И если моя жизнь продолжится в том же духе, скоро он станет самым незначительным клином между нами.

Но теперь я понимаю слова Тори о том, что ее татуировка символизирует страх, который она преодолела… это напоминание о том, кем она была, и напоминание о том, кем она стала. Возможно, есть способ почтить свою прежнюю жизнь и одновременно принять новую.

— Да, — отвечаю я. — Три такие птицы.

Я касаюсь ключицы, отмечая их полет… к сердцу. По одной для каждого члена семьи, которого я оставила позади.

Глава 9

— Поскольку вас нечетное количество, один из вас сегодня драться не будет, — говорит Четыре, отходя от доски в зале для тренировок.

Он косится на меня. Рядом с моим именем — пусто.

Узел в животе ослабевает. Отсрочка.

— Ничего себе!

Кристина пихает меня локтем, попадает в одну из ноющих мышц — этим утром ноющих мышц у меня больше, чем здоровых, — и я морщусь.

— Ой!