Очерки Москвы - Н Скавронский

Известно всем и каждому, что пропавшую вещь легче всего найти на Площади. По поводу этого нам пришлось натолкнуться на следующую сцену. По-видимому, дворовый человек, который внимательно осматривал многие вещи, кажется, натолкнулся на свою. Вероятно, уже практичный в этих случаях, он стал сейчас же торговаться и вместе с тем объявил, что это вещь его и что она у него недавно пропала. Продавец, несмотря на это замечание, совершенно равнодушно продолжал просить прежнюю цену.

— Экой, братец, ты какой, дать-то жаль больше: ведь вещь-то моя. Уступи, пожалуйста, всего недели две, как и украдено-то.

— И рад бы, друг, уступить, да не могу: себе дорого стоит…

Представьте отношения этого нового рода торговли и всю процедуру доказательства, что вещь действительно моя. Что дешевле — купить недорогую вещь или доказать?..

Это демократический пример; приведем еще, для большей характеристики Площади, аристократический. Он довольно ясно укажет на то, какими средствами из маленьких людей делаются большими.

Несколько лет тому назад пропала в Кремле маленькая пушка; искали, искали… и… нашли ее на Площади у торговца медью и всякой металлической всячиной, и всего замечательнее, что торговец этот находился на службе — добросовестным в Городской части, и, вероятно, о пропаже знал прежде, чем купил пушку. Это рассказывают не за анекдот, а за настоящее дело, за факт!

Говоря в начале статьи, что Городская часть — особый мир, требующий долгого и подробного изучения, мы, представив эти легкие очерки, надеемся быть правы.

Нищие. Город издавна служит главным приютом всевозможных промышленников, слывущих у нас под общим именем «нищих». В Городе живет их огромная ватага, которая в недавнее время ютилась вместе с бродягами и мошенниками внизу и вверху того дома, в котором нашли и восстановили в приличном виде терем Михаила Федоровича. Теперь эта ватага рассыпалась по разным местам, и многие из них живут в доме Шипова, что на Лубянке. По слухам, городские нищие делятся на артели, каждая из них имеет своего старосту, большею частию грамотного солдата, который в то же время служит и адвокатом за дела своего братства и хлопочет как представитель его там, где следует… Особенное несчастие рядов составляют из этого класса отставные чиновники гражданского и военного ведомства: они кара Божия для многих из купечества. Зная иные секреты некоторых из них, они ругательски ругают каждого, кто отказывает им в подаянии. Часто подобные дикие выходки падают и на голову человека честного и достойного уважения, и они остаются по неразгаданным причинам без всякого последствия… Возьмут, отведут, а чрез день или два эта личность снова явится, и опять брань и крик, поносные слова и крайне неприличные выходки на весь ряд.

Московское купеческое общество немало участвовало с целию кормления и приюта людей бесприютных: на его счет существует Николаевская богадельня; в день коронации Государя Императора Александра Николаевича пожертвовано с этой целию 30 000 р. с; но нищая братия не уменьшается в рядах, и какой-нибудь выгнанный из службы чиновник, величающий себя благородием, может до сих пор, основываясь на балагурстве с ними рядских трутней и невежд, поносить публично честного человека, а честному человеку ничего не остается делать, как молчать, иначе свои же подымут на зубки… Это только одна из порч рядской нравственности…

Мостовые, очищение, извозчики и прочее. В заключение скажем несколько слов о мостовых. Немудрено всем и каждому понять, что нет никакой возможности быть в хорошем состоянии нашей мостовой из булыжника, мощенной кое-как, пересыпанной щебнем и песком, там, где с утра до вечера не прекращается самое быстрое, самое тесное, деловое и нередко громоздкое движение. В состоянии ли выдержать наша московская мостовая, ходуном ходящая и под легкими дрожками, ежедневный прилив и отлив таких полных и сильных волн, как волны фабричной и промышленной жизни Москвы, из которых круглый год, не переставая, черпает себе воду почти целая Россия?.. Есть поэтому чему подивиться, что мостовая в Городе такая же, как и на прочих улицах Москвы. Касаясь этого факта, предоставим подумать нашей Думе, будет ли выгоднее сделать один раз навсегда прочную, плотную мостовую, нежели ежегодно тратить на поправку довольно значительные суммы, которые стекают в Москву-реку вместе с водою… Если даже она в настоящее время не непосредственно заведует этим или хотя и совсем не заведует, то все-таки недурно бы взять живую насущную потребность в свои руки и по крайней мере распорядиться. Благоразумный человек не откажется посодействовать этому делу, а то проезжайте хоть чрез Владимирские ворота, съезжайте и на Москворецкий мост — ведь это пытка и налегке, каково же с возом?.. (В городе извозчики большею частию привилегированные: они платят за право постоять где-нибудь на угле, зато дороже берут-Чужого сейчас же гонят и в хвост и в гриву.) Зимой, осенью и весной снега и грязь, без преувеличения, труднопроходимые, в этом нечего и уверять — известно это каждому москвичу. Ну, хотя бы не было средств очистить, так бы и быть — на бедность нечего пенять — напротив, на очистку улиц собирается довольно значительная сумма, в составлении ее участвует каждая лавка. Подрядчик Ефим Васильев несколько уже лет служит этому делу, и, может быть, потому все дурно идет, что он очень уже привык ко всем порядкам и знает все как по писаному. Странное дело, какими это судьбами один и тот же подряд остается за одним и тем же лицом, несмотря на совершенное равнодушие в исполнении принятой на себя им обязанности; ведь это, смеем сказать, рутина! В Городе на счет купечества содержится пожарная команда, на всех улицах есть колодцы, пожаров совсем не бывает, вода под рукой, снаряды, лошади, прислуга под боком, а летом глаз не продерешь от пыли… Неподвижность страшная, трубы ржавеют, солдаты бродят по разным местам… Часовой же, между прочим, всегда на месте. Форма по форме — как она везде-то въелась в нас.

РОГОЖСКАЯ ЧАСТЬ

Есть места и много улиц в Москве, которые как-то невольно заставляют призадуматься над формою, в какую сложились они под могучим влиянием общего хода прошлого, и над тем выражением, которое они приняли постепенно, незаметно даже для себя. Особенно поражает в них всякого, не жившего в этих местах и еще не свыкнувшегося с их жизнью, разнохарактерное разно. образце — не говорим, их внешности или обстановки, но более, так сказать, их внутренней жизни. Таких улиц по преимуществу много в больших городах, где большею частию слагалась жизнь того или другого народа или куда полною волною приливали исторические события. Характер обстановки носит на себе много следов той меры, как много или мало была задета данная местность этими волнами в общем их разлитии, даже и в не переносном смысле. В Петербурге, например, во многих местах, близких к Неве, еще до сих пор видны нарезы высоты воды наводнения 1824 года. Как в Париже и до сих пор, несмотря на деятельную перестройку, на каждом шагу многих улиц и площадей читаешь историю его прошлого, так точно и в Москве многие улицы, при всем их однообразии, резко выдвигают пред нами те или Другие формы многообразной русской жизни.