Том 17. Джимми Питт и другие - Пэлем Вудхауз

Должно быть, он простоял так довольно долго, витая мыслями где-то вдали, как вдруг прямо у него за плечом раздался голос:

— Послушайте, прошу прощения, не найдется ли у вас… Хелло! — Это был его белобрысое лордство граф Дривер. — Послушайте, вот ведь черт побери, мы с вами постоянно встречаемся!

Бродяга, спавший поблизости на скамейке, тревожно вздрогнул во сне от его кудахчущего смеха.

— Любовались на реку? — поинтересовался лорд Дривер. — Я тоже. Часто так делаю. Вы согласны, от этого вроде как бы становится как-то так… Ну, сами понимаете. В таком, ну знаете, духе… Даже не знаю, как это выразить.

— Сиропообразном? — подсказал Джимми.

— Я хотел сказать — поэтическом. Допустим, есть одна девушка…

Он умолк и стал смотреть вниз, на воду. Джимми такая задумчивость была близка и понятна — в его жизни тоже была одна девушка.

— Я их усадил в такси, — продолжил лорд Дривер, — и пошел сюда покурить, только спичек у меня не оказалось. У вас, случайно…?

Джимми протянул ему коробок. Лорд Дривер закурил сигару и снова устремил взор на реку.

— Потрясный вид, — изрек он. Джимми кивнул.

— Забавное дело, — сказал лорд Дривер. — Днем вода мутная и мерзкая. Прямо-таки угнетающее зрелище. А вот ночью… — Он помолчал и, минуту спустя, заговорил снова: — Послушайте, вы видели девушку, с которой я был в «Савое»?

— Да, — сказал Джимми.

— Потрясная девушка, — истово сказал лорд Дривер.

На набережной Темзы в предрассветный час не бывает посторонних. Любой человек, с кем вы заговорите — ваш друг, и если он готов слушать (а по здешнему этикету слушать он обязан), можете без стеснения излить ему душу. Именно этого от вас и ждут!

— Я жутко ее люблю, — сказал его лордство.

— С виду она очаровательная девушка, — сказал Джимми.

Помолчали, внимательно рассматривая реку. Где-то в ночи послышался плеск весел — полицейский катер совершал патрулирование.

— А она вызывает у вас желание поехать в Японию? — спросил неожиданно Джимми.

— А? — дернулся его лордство. — В Японию? Джимми внезапно перешел с позиции сочувственного слушателя на позицию доверительного рассказчика.

— Год назад я встретил девушку… всего-то один раз мы и встретились по-настоящему, а потом… Ну ладно! Словом, все это так на меня подействовало, я просто не мог нигде оставаться дольше месяца. Поехал в Марокко — без толку. Поехал в Испанию — тоже не легче. Вот на днях один малый говорил, Япония тоже довольно интересная страна. Я и думаю, не съездить ли?

Лорд Дривер посмотрел на бывалого путешественника с интересом.

— Мне этого не понять, — сказал он озадаченно. — Чего ради мотаться по всему свету? В чем проблема? Почему вам не остаться рядом с этой девушкой?

— Да я не знаю, где она.

— Не знаете?

— Она исчезла.

— Где вы ее видели в последний раз? — спросил лорд Дривер, как будто Молли была перочинным ножичком, который потерялся.

— В Нью-Йорке.

— А что значит — исчезла? Вы что, не знаете ее адрес?

— Я даже имени ее не знаю.

— Ну знаете, черт побери, что за дела! Вы с ней хоть разговаривали?

— Только один раз. Все это довольно сложно. В общем, она пропала.

— Ничего себе история, — сказал лорд Дривер, и Джимми с ним от души согласился.

— Похоже, — сказал его лордство, — мы с вами в одной лодке.

— А у вас в чем проблема? Лорд Дривер замялся:

— Да вот, просто я хочу жениться на одной девушке, а дядюшка мой желает, чтобы я женился на другой.

— И вы боитесь задеть дядюшкины чувства?

— Не то, чтобы чувства, а просто… а, ну его, слишком долго рассказывать. Я, пожалуй, пойду. У нашей семьи дом на Итон-сквер.

— Вы поедете или пешком? Если пешком, я могу пройти с вами часть пути.

— Отлично. Ну что, пошли?

Они свернули на Стрэнд и через Трафальгарскую площадь вышли на Пиккадилли. Пиккадилли в предрассветный час приносит в душу мир и покой. Какие-то люди поливали мостовую водой из длинного шланга. Плеск воды, льющейся на пересохшие деревяшки, ласкал слух.

У самого входа в Гайд-парк, справа от дороги, стоит небольшая закусочная для таксистов. От волнения и разговоров у лорда Дривера разыгралась жажда. Он предложил завершить эту ночь удовольствий чашечкой кофе.

— Я часто сюда захожу, когда я в городе, — сказал лорд Дривер. — Таксисты не возражают. Нормальные ребята.

Когда они открыли дверь, оказалось, что забегаловка почти полна. Внутри было жарко. Таксисты при выполнении своих профессиональных обязанностей успевают так надышаться свежим воздухом, что в частной жизни предпочитают обходиться без оного. Атмосфера забегаловки была насыщена разнообразными и противоречивыми запахами. В данный момент на первый план вышел жареный лук, хотя плиточный табак, будучи достойным соперником, не собирался отказываться от борьбы. Тонкое и вдумчивое обоняние могло бы также констатировать присутствие бифштексов и кофе.

В забегаловке происходил спор.

— Тебе, небось, не шибко охота попасть в Руссию, — произнес чей-то голос.

— Нет, я хучь щас в Руссью! — возразил таксист, похожий на сморщенную мумию, терпеливо дуя на блюдечко с кофе.

— С чего это тебе в Руссию захотелось? — осведомился его собеседник, заставляя вспомнить диалоги между массой Боунсом и массой Джонсингом.[9]

— А с того, шо там щас ходют по колено в кровищще! — ответствовала мумия.

— В чем, в чем?

— В кровишше! В кровишше, шоб я пропал! Вот потому-то я хучь щас в Руссью.

— Веселый парнишка, — рассудил лорд Дривер. — Послушайте, можно нам по чашечке кофе?

— Может, ну ее, эту Японию, поехать лучше в Россию? — задумчиво проговорил Джимми.

Им подали смертоносный напиток. Общий разговор продолжался своим чередом. Знатоки один за другим высказывали свои взгляды на внутренние дела России. Джимми получил бы от всего этого громадное удовольствие, не будь он таким сонным. Его спина уютно прислонилась к стене. Жара, стоявшая в закусочной, понемногу одурманила мозг. Голоса спорящих становились все слабее.

Он уже было задремал, как вдруг новый голос прорезался сквозь гул общей беседы и разбудил Джимми. Этот голос был ему знаком, равно как и своеобразный выговор.

— Прошу прощения, жентльмены!

Джимми поднял голову, стряхивая дремотный дурман. В дверях стоял оборванный молодой человек с огненно-рыжей шевелюрой и смотрел на посетителей закусочной с полуиронической, полу-вызывающей ухмылкой.

Джимми узнал этого человека. Это был Штырь Маллинз.

— Прошу прощения, — сказал Штырь Маллинз. — Не найдется ли на этом конкурсе красоты добрая душа, что угостит стаканчиком бедного сиротку? Жажда, понимаете ли, замучила. Только соблюдайте, пожалста, очередь, жентльмены.

— Закрой дверь, поганец, — неприветливо проговорила мумия таксиста.

— И давай, вали отсюдова, — прибавил политический противник мумии. — Нам здесь такие типчики ни к чему.

— Ага, значится, вы все ж-таки не мои давно потерянные братики, — расстроился новичок. — Вот ведь я же так и подумал, не то с лица были бы покрасивше. Спокойной ночи, жентльмены.

— Сказано тебе, закрой дверь! — рявкнула мумия с возрастающей суровостью.

Штырь нехотя шагнул за порог, и в этом момент Джимми встал и окликнул его:

— Одну минуточку!

Джимми еще ни разу в жизни не бросил друга в беде. То есть, строго говоря, Штырь, вероятно, не был ему другом, но даже просто знакомый всегда мог рассчитывать на Джимми в трудную минуту. А Штырь сейчас явно переживал именно такую минуту.

На лице трущобного юноши промелькнуло изумление и тут же сменилось деревянной неподвижностью. Он принял предложенный соверен, пробормотал невнятные слова благодарности и, шаркая ногами, вышел на улицу.

— Зачем вы дали ему деньги? — удивился лорд Дривер. — Он их пропьет, только и всего.

— А, он мне напомнил одного знакомого.

— Знакомого? Из цирка Барнума, должно быть, — сказал его лордство. — Ну что, пошли?

Глава X ДЖИММИ ПОДБИРАЕТ НА УЛИЦЕ ХРОМУЮ СОБАЧКУ

Когда Джимми остановился на пороге своего дома, от ночных теней отделилась черная фигура и, волоча ноги, приблизилась к нему.

— Это ты, Штырь? — спросил Джимми.

— Точно, начальник.

— Заходи.

Джимми провел его в дом, включил электричество и затворил дверь. Штырь стоял, моргая на ярком свету, вертел в руках помятую шляпу. Его рыжие волосы полыхали огнем.

Джимми незаметно рассмотрел его и пришел к выводу, что финансы у Маллинза на нуле. Костюм Штыря в некоторых довольно важных подробностях отличался от общепринятого одеяния светского человека. Да, трущобного юношу никак нельзя было назвать истинным денди. Шляпа у него была из мягкого черного фетра, по моде нью-йоркского Ист-Сайда. Выглядела она неважно, словно после бурно проведенной ночи. Черный фрак, лопнувший на локтях, весь в пятнах грязи, был застегнут на все пуговицы — видимо, с целью скрыть отсутствие сорочки, что, впрочем, удалось не вполне. Картину довершали серые фланелевые брюки и ботинки, из которых кокетливо выглядывали большие пальцы ног.