Мифы сталинской эпохи - Армен Сумбатович Гаспарян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что для этого придумали? Чтобы в течение 10–14 дней после проведенных следственных мероприятий чекисты все-таки брали санкцию прокуратуры. Логика понятна, за эти 10–14 дней следствие, как правило, уже заканчивалось. Если человека признавали виновным, то брали задним числом санкцию прокуратуры. Дальше он отправлялся, соответственно, в распоряжение троек, где вердикт выносился весьма и весьма оперативно, опять же говорю, вплоть до расстрела.
По формальному признаку прокуратура за все эти безобразия, как станут говорить во времена Хрущева, ответственности не несла. За все отвечали сами чекисты. Они сформировали тройки, они провели аресты, следственные мероприятия, опросили свидетелей, провели допросы, очные ставки, подобрали полностью доказательную базу, они же довели дело до суда. Такая схема взаимодействия между прокуратурой и чекистами сложилась не в 30-х годах, гораздо раньше. С самых первых дней советской власти ВЧК ставила себя выше всяких там наркомюстов. Да, Ленин указывал на необходимость создания рабоче-крестьянского уголовного кодекса, многократно советовался с наркомюстом, с прокуратурой, но, в принципе, позиции чекистов были незыблемы. Партийная гвардия всегда стоит на страже революции, и все, что она делает, идет на пользу мировому пролетариату. Это догма, с ней даже никто не спорил.
Прокуратуре, конечно, все это было не сильно приятно, но там прекрасно понимали роль органов ВЧК и ГПУ в первые годы советской власти. Поэтому прокуратура занималась, в общем, расследованием преступлений вместе с уголовным розыском, сыском так называемым. А вот по КРским делам товарищи чекисты сами определяли, что и как доказывать. В качестве примера можно привести инструкцию губернским военным и военно-транспортным прокурорам по наблюдению за органами ГПУ. Она вышла еще в 22-м году и была подписана наркомюста Курским и зампредом ГПУ Уншлихтом. ГПУ тогда предоставили право на внесудебную расправу в отношении бандитов, взятых с поличным на месте преступления. Также там предусматривалось извещение органов прокуратуры об арестах, произведенных органами ГПУ по политическим делам и шпионажу, не позднее 14 суток после проведения ареста.
Все та же понятная логика. Вы взяли хорошо законспирированного агента какой-нибудь иностранной разведки, за 14 дней, в принципе, вполне себе можете управиться с допросами и прочими следственными мероприятиями. Чтобы прокурорские не мешали своими постоянными напоминаниями о социалистической законности и прочих глупостях, у вас есть эти 14 дней, а уж потом, задним числом, можно их оповестить. Дальше, опять же, действует ваш трибунал, и прокуратура опять-таки в это не вмешивается.
Но вот Генеральный прокурор предложил не только существенно ограничить несудебные полномочия НКВД, но и повысить в результате роль прокурорского надзора. Это произошло уже в 1935 году, так сказать, по итогам 13-ти лет работы, когда стало понятно, что прокуратура не может все время быть неким фиктивным органом. Теперь прокуратура настаивала, чтобы НКВД расследовал и судил не все дела по КРским статьям, а все-таки ограниченно. По этому в том самом проекте постановления по созданию НКВД СССР речь шла об отстранении прокуратуры от надзора за следствием ОГПУ, ну, чтобы не мешали. Действительно, на тот момент чекистам было достаточно сложно работать с прокуратурой, дел было, что называется, выше крыши, а еще этот контроль, он только все усложнял. Но дискуссия-то по этому вопросу велась, в том числе на самых верхних этажах советской власти.
Должен ли прокурор все-таки следить за ходом следственных дел, имеет он право вмешиваться или нет, должен ли он после окончания следствия узнать хотя бы его результаты? Или его можно поставить перед фактом, что кого-то уже расстреляли или, допустим, отправили лет на 10 в лагерь? И как, вообще, следить за правильностью следственных действий, если вы, по сути, узнаете обо всем постфактум? Вдруг произошла какая-то трагическая ошибка? Профессионалы юриспруденции могли бы помочь ее исправить, но, когда все закончилось, их помощь нужна как мертвому припарка.
В результате пришлось создавать специальную комиссию ЦК ВКП(б) под руководством Лазаря Кагановича, которая занялась подготовкой всех документов об образовании Народного комиссариата внутренних дел. Конечно, развернулась полемика. Больше, дольше и громче всех критиковал проект Крыленко, особенно по поводу права ОГПУ на внесудебные порядки следствия. Он предложил, не мудрствуя лукаво, снова вернуться к положению 22-го года, когда ОГПУ имело право на административную высылку и ссылку в концлагеря на срок не более 3-х лет, а вот за всеми остальными делами уже стояла прокуратура. Соответственно, каждое внесудебное решение должно было регулироваться в каждом отдельном случае постановлением Центрального исполнительного комитета.
Представляете, во что бы это вылилось в масштабах страны? ЦИК только этим и занимался бы, начинали и заканчивали бы день вопросами рассмотрения требований особых троек ОГПУ по проведению следствия. Конечно, на это никто не пошел. От Кагановича потребовали убрать право ОГПУ заключать осужденных в лагеря. По сути, захотели урезать те широчайшие полномочия, которые ГПУ Советского Союза имело в 20-е годы.
Итак, в 1934 году, второй раз в истории советского государства, органы госбезопасности и внутренних дел объединяют в состав единого ведомства. Если кто-то не знает, первый раз это было сделано в 22-м году, когда НКВД РСФСР и ГПУ возглавлял Дзержинский. В результате 10 июля 1934 года ЦИК принимает постановление об образовании Общесоюзного народного комиссариата внутренних дел, в составе которого создаются Главное управление государственной безопасности – ГУГБ, рабоче-крестьянская милиция, пограничная и внутренняя охрана, пожарная охрана, исправительно-трудовые лагеря, трудовые поселения и некоторые другие службы. Особое совещание при НКВД состоит из заместителя народного комиссара внутренних дел, уполномоченного народного комиссара внутренних дел по РСФСР, начальника ГУКР, прокурора СССР и его заместителя. Все дела рассматриваются заочно. Что же касается пресловутых троек, то они создавались на местах, и в их состав входили: первый секретарь обкома или ЦК, начальник соответствующего НКВД, прокурор края, области или республики. Напомню, прокуратуру тогда возглавлял Вышинский.
Специальные репрессивные органы потребовались, конечно, для устрашения населения. В стране было, мягко говоря, не все спокойно. Людей, которые на тот момент оставались недовольны советской властью, имелось великое множество. Вообще, общество не было таким монолитным, как теперь принято думать. Все путают 30-е годы и послевоенные. Во все 20–30-е годы акты бандитизма, терроризма, острой политической конфронтации не были чем-то из ряда вон выходящим. Убийство Кирова стало неким водоразделом, когда власть увидела, что прошлая методология уже не работает, необходимо придумывать и реализовывать новую схему управления. Логичным следствием стала, конечно, активизация деятельности военных трибуналов. В союзных республиках тут
