Спектакль для одного зрителя - Марина Серова

— Ханум что-нибудь хочет? — осведомилась она.

— Проходите, пожалуйста, я хочу задать вам несколько вопросов.

На столь необычное предложение горничная отреагировала настороженным взглядом. Я вспомнила совет Исмайлова о том, что не стоит задавать лишних вопросов насчет государственного устройства Азербайджана и экономической политики Алиева. Но я ни о чем не собиралась спрашивать горничную и сразу успокоила ее на этот счет.

— Дело в том, что я приехала сюда после своей коллеги, — начала я. — Может быть, вы знаете, на этом же этаже, в пятьсот тридцать третьем останавливалась Елизавета Лисицына? Это было несколько дней назад…

Женщина замялась, недоверчиво поглядев в мою сторону. Я поняла, что, хоть разговор и не о политике, все равно горничная усекла, что это — дело темное и к ее работе оно имеет весьма отдаленное отношение.

Тем не менее я знала, что надо делать в подобной ситуации, и, достав пятидолларовую бумажку, протянула ее блондинке.

Угодливо улыбнувшись, та затараторила в ответ:

— Я помню эту женщину Такая симпатичная, красивая, в очень коротком платье… Еще к ней мужчина приходил, наверное, друг.

— Какой мужчина? — неожиданно резко спросил Бен.

— Ну, русский. В смысле не наш, из России, — повернула к нему голову горничная.

— Когда она съехала?

— Насколько я знаю, она никуда и не уезжала.

Номер продлили на месяц, но, правда, жила она здесь всего один день. И уехала с этим мужчиной. А куда, это уж я не знаю.

— То есть номер сейчас пустует?

— Конечно, пустует, ждет хозяйку. Мы уважаем тех, кто нам платит. — Женщина выразительно посмотрела на мою сумочку, откуда я недавно достала доллары.

Я поняла, что для продолжения беседы следует достать еще пятерочку, что с успехом и сделала. Горничная расплылась в приветливой улыбке, словно девушка с рекламного щита азербайджанской авиакомпании «Хава Йоллары».

— Да вы не беспокойтесь! Ваша подруга вернется.

Сами понимаете, любовь у них, наверное… Что могут делать двое — мужчина и женщина, — если уединяются надолго. Им только можно позавидовать — с влюбленными сила Аллаха.

Горничная неопределенно подняла правую руку, унизанную золотыми кольцами, вверх, давая понять, что на все воля всевышнего, и, судя по всему, вихрь жизни столицы Азербайджана, захвативший бедную Лизу, в глазах этой крашеной блондинки выглядел вполне естественным времяпрепровождением на курорте.

— А почему вы решили, что у них роман? — дрожащим голосом спросил Бен.

— Я женщина… Взрослая, не маленькая девочка. — Горничная снисходительно посмотрела на моего друга. — Наверное, что-нибудь в жизни понимаю, когда вижу мужчину с женщиной. С первого взгляда могу определить, просто ли это коллеги по работе или между ними нечто большее. А если бы вы видели, как нежно он ее обнимал и как она ему ласково что-то шептала на ухо, вы бы поняли, что они созданы друг для друга.

Я почувствовала, какой горечью отозвалось это в душе Бена. Скорее всего горничная, сама того не ведая, нанесла рану его нежному сердцу.

— Вы не можете нам описать подробнее этого мужчину? — вернула я горничную в конструктивное русло.

— Высокий, наверное, с метр восемьдесят, блондин, не худой и не толстый… У нас, знаете, редко такие мужчины встречаются. На вас чем-то похож, — вдруг кивнула она Диме. — Тоже такой симпатичный, — чуть подсластила пилюлю горничная.

— А во что был одет?

— Кожаный плащ, сразу видно, в дорогом магазине брал. При галстуке, сейчас это редкость у наших мужчин… Обеспеченные господа обычно выглядят очень консервативно, все эти черные пиджаки, однотипные галстуки. А тут вроде то же самое, но костюм какого-то кремового оттенка, галстук в тон рубашке…

— Вы случайно не слышали, о чем они говорили?

— Я не прислушиваюсь к разговорам постояльцев. — Горничная встала в позу и опять посмотрела на сумочку.

«Е-мое!» — чуть было не вырвалось у меня. Но этим своим восклицанием я бы явно нарушила эти кет восточного разговора: ведь матом, как объяснил нам водитель по пути из аэропорта, ругаются здесь только самые опустившиеся люди и бандиты, которых, в принципе, по его словам, в Баку, в отличие от России, практически нет.

«Что ж, бог троицу любит», — обреченно вздохнула я и в третий раз открыла свою сумочку. Пять долларов через секунду исчезли где-то в районе пышного бюста горничной.

— Фраза ничего особенного бы не значила, — продолжила горничная. — Не знаю, что это вам даст… Просто молодой человек сказал вашей подруге:

«В Нахичевани нам будет лучше, чем здесь». Скорее всего они хотели поехать в курортные места, влюбленные часто туда ездят в свой медовый месяц. Там такие родники, такие горы — просто сказка! Да не переживайте вы! Она, наверное, ваша сестра или родственница. — Горничная посмотрела на Лисицына. — Я вам скажу, Аллах гоиса, они поженятся и нарожают много красивых детей!

Горничная не переставала расхваливать русскую красавицу, которая может родить здоровых румяных детей, красивых, как цветки раннего фаната, нежных, как гурии… А я затылком чувствовала, как обида душит изнутри Бена.

— Кроме этого молодого человека, она здесь с кем-нибудь еще встречалась?

— Да, — слегка наморщив лоб, кивнула горничная. — Я совсем забыла!.. В первый день, как только приехала, к ней зашел пожилой человек в каракулевой шапке, с тросточкой в руке. И я еще обратила внимание, что она была отделана слоновой костью… Видно, человек состоятельный. И обсуждали они, по-видимому, дела… С этим они тоже, кстати, говорили про Нахичевань и какой-то банк. Наверное, молодая чета решила не только провести там время в развлечениях, но и имела какой-то деловой интерес.

— А еще?

— Нет, по-моему, больше ни с кем она не встречалась. Я и так вам сказала больше, чем надо.

Поблагодарив горничную за информацию, мы попросили ее на прощание о том, чтобы если она что-либо услышит о нашей знакомой, пусть немедленно сообщит нам в любое время суток.

— Мы вам будем за это признательны.

Горничная поняла мой намек и в свою очередь еще раз плотоядно улыбнулась.

— Чего не сделаешь ради хороших людей… Ночью тоже можно звонить, да? — уточнила она.

— Конечно, в любое время, и без стеснения, — резко уточнил Бен.

Горничная закрыла дверь и оставила нас вдвоем.

Бен, ссутулившись, сел на краешек кровати и опустил голову. Я подошла к нему и, положив руку на плечо, спросила:

— Тебе очень тяжело?

Он промолчал, продолжая сидеть неподвижно.

Какое-то время Бен все в той же позе, упершись взглядом в пол, был занят своими мыслями, и я не решалась его беспокоить. Какой же он все-таки наивный! Каким был тогда, в десятом классе, таким, наверное, и остался… Хотя нет. Сегодняшний рассказ горничной о том, как его жена Лиза приятно проводит время в странах ближнего зарубежья, кажется, немного отрезвил его.

Каким же жалким и поникшим выглядел теперь этот самоуверенный еще недавно человек! Мне захотелось подойти к нему, обнять, успокоить, приласкать… Мне вдруг захотелось отдать ему свою теплоту, слиться с ним — рука к руке, голова к голове, тело к телу…

Но я не решалась. Вихрь воспоминаний налетел как ураган. И снова я вспомнила выпускной десятый, праздничный карнавал.

Я была Мальвиной в розовом платье. Дима — Пьеро, он читал мне по сценарию стихи, но я уже тогда знала, что люблю его. Но ведь в его жизни уже была Лиза, да и стихи, которые Пьеро читал Мальвине, были всего лишь заученным текстом.

И теперь, пройдя огонь, воду и медные трубы, я стала сильной женщиной, которая до сих пор так и не встретила своего мужчину, который бы крепко обнял, отвел в глубину спальни… Я хотела почувствовать себя робкой, слабой и покорной, как и должно быть в жизни по определению матушки-природы. Но такой мужчина в моей судьбе так и не появился. И рыцари дарят другим свои розы, посвящают им свои подвиги, а Пьеро не читает мне своих сонетов, прекрасней самых изысканных роз.

Не знаю, что со мной произошло, — казалось, разум покинул меня. Я сама подошла к нему, обняла, встала перед ним на колени, а он, уткнувшись мне в плечо, разрыдался. И я вместе с ним…

Потом он взял меня на руки, отнес и бросил на кровать. Не знаю, почему он поступил так. Не знаю, почему мне этого захотелось. Но уже в следующее мгновение мы срывали друг с друга одежды. И бог с ними, с этими пуговицами, господи боже мой, сколько же их тут понатыкано!

А еще через минуту его рука ласкала мои волосы, а мои ногти впились в его спину до крови. Я чувствовала его язык на своем небе, а комната наполнялась терпким запахом магнолий и цикад, пьянящим ароматом зеленых кипарисов: откуда-то издалека доносились легкие звуки восточной музыки, наверное, из летнего кафе. И в эти звуки органично вплетались наши стоны, придыхания и таинственные возгласы любви.

Бен оказался классным любовником. Нам совершенно не хотелось выпускать энергию любви из своего организма, которая блуждала в наших телах, как поток космических лучей. Казалось, он позабыл в эти мгновения о Лизе, а я — обо всех, кто был до него.