Миниатюры - Анна Калаур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скука… Какая же скука этой ночью. Даже секса не хочется с легкодоступной дамой… И пить не хочется. Что же это такое? Каждый день одно и тоже, никаких новых ощущений нет, – Крейзи Ди открыл шкаф, в котором увидел множество спрессованной сценической одежды. – Вот в чём дело. И из-за этого я каждый день глажу свои костюмы. Нужно переехать в другой номер, где шкаф побольше. Заодно и от этой озабоченной дамы избавлюсь: не найдёт она меня. Что же может быть интересного здесь, в этом пустом и правильном номере?
Крейзи Ди стал выдвигать полки в комодах и шкафах. Делал он это быстро и неосознанно, но внезапно, остановился, присел на кровать, вытащив из отдела тяжёлую книгу в твёрдом переплёте:
– Евангелие… Оно похоже на Бога, все о нём слышали, но никто в руках не держал, а тем более не читал. А я почитаю… А что?… А это просто потому, что делать сегодня больше нечего. Открою страницу наугад, прочту её и всё. И больше ничего.
Крейзи Ди закрыл глаза, открыл Евангелие и ткнул пальцем на случайную страницу:
– Неделя 26. Притча о безумном богаче. «У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих. И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое. И скажу душе моей: душа! Много добра лежит у тебя на многие годы; покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?»
Дилан посмотрел на открытый и набитый одеждой шкаф, на бутылку и стакан с алкоголем на столешнице, на пачку кубинских сигар, которую он даже не раскрыл сегодня. Он с облегчением вздохнул и сказал:
– И действительно… Кому?
Костюмы, деньги и другие вещи остались в номере, не нашли только Крейзи Ди и Евангелия, но никто не заметил его пропажи.
Свобода – воздух
Эта история произошла в одной из психиатрических больниц города-миллионера. Данное заведение не отличалось соблюдением прав человека, напротив, людей, попавших туда, лишали человеческого отношения. Пациентов держали в четырёх стенах, одевали в белые одежды, на прогулки выпускали строго по расписанию, ежедневно подвергали унизительным допросам и сомнительным терапиям, которые не давали результатов. Да и не для того их держали здесь. Надежды на выздоровление не было ни у одного из них, а выбраться отсюда ещё никому не удавалось. Безумен тот, кто попробует освободиться, но это же – сумасшедший дом.
Марию Скавронскую содержали в палате одну, и никого к ней не пускали. Её посещали только медсестра, которая приносила больничную еду, и лечащий врач. Родственники к ней не приходили, да и неизвестно, были ли они у неё вообще. В этот ненастный день Мария стояла у окна и смотрела на город, который только начал просыпаться. Девушка была спокойна, не было в ней никакого помешательства, как у большинства пациентов этой больницы, наоборот, она была вежливой и тихой. Но в тихом омуте, как известно, черти водятся, поэтому она и здесь. Открылась дверь, в палату вошёл доктор, который тут же спросил:
– Здравствуйте, Мария, как вы себя чувствуете? Ничего не болит?
На это пациентка серьёзно и с грустью ему ответила:
– Душа у меня болит, доктор, надоело мне здесь. Эти белые обои. Они слепят глаза. Здесь душно, еда противная. Я хочу домой к маме.
– Ну вы же сами понимаете, что мы не можем вас отпустить, пока курс лечения не будет закончен.
– Доктор, какое лечение? Я абсолютно здорова и могу делать что угодно, вот только меня принуждают лежать как овощ в больнице.
– Вы здесь находитесь не просто так, а по причине стационарной амнезии. Вы ничего не помните из прошлой жизни.
– Доктор, да вы в своём уме? Я всё помню. Мы жили в своём доме с мамой, папой и сестрой. Мама готовила нам вкусные пирожки. Что я здесь делаю, я совершенно не понимаю! – рассердилась Мария на доктора.
– Мария, успокойтесь, как только закончится курс лечения, мы вас отпустим домой…
– Но я….
– Выпейте. Выпейте и заснёте, а я к вам завтра ещё зайду.
Пациентка выпила лекарство, которое ей дал доктор, после чего, он вышел из палаты. «Ну и дурак же этот Пётр Иваныч, – подумала Мария, – не знает, что на меня его снотворное ничуть не действует. А вообще я редко сплю. Я всегда бодрая, а меня считают здесь за больную».
Мария любила много думать, потому что ей было больше нечем заняться. И сейчас она стояла у открытого окна и была счастлива, что её палата находится на десятом этаже, с высоты которого так хорошо видны огни вечернего города. Тут же Мария представила себе, что идёт по обочине освещённого фонарями города, рассматривая всё вокруг.
– Да ну, папаша, с женой своей спи, а у меня расценки твёрдые, – услышала Мария со стороны. «Проститутки, – догадалась девушка. – Ночные бабочки. Это какой-то дурак назвал их так, а все остальные подхватили. Они ведь не свободны и готовы на всё ради денег. Нет. Это не есть истинная свобода». На мгновение Мария снова почувствовала себя здоровой. Она гуляла по ночному проспекту, и не было там ни проституток, ни их клиентов, а в лицо дул свежий ветер.
– Воздух, – произнесла девушка и открыла глаза. Нет, она не стала здоровой, а так и осталась в больничной палате, и ночной город как на ладони. Тяжко вздохнув, она пошла спать.
На следующий день к ней опять пришёл врач и задал ей стандартный вопрос о самочувствии, на что пациентка ответила:
– Пётр Иваныч, вы мне задаёте стандартные вопросы. Зачем? На что должно действовать это лекарство? Что со мной такого должно произойти, чтобы вы меня отпустили домой, к маме? Устала я! Я не свободна: мне думать больно, мне дышать больно. Отпустите меня, пожалуйста.
– Я не могу этого сделать. Вы считаете, что у вас есть мама, а на самом деле её у вас нет.
