ВАЛИС. Трилогия - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для душевнобольных характерно ненавидеть тех, кто им помогает, и любить тех, кто им попустительствует. Жирный по–прежнему любил Бет и ненавидел МЦГО – лишнее свидетельство того, что ему самое место было в Северном отделении. Когда Бет забрала Кристофера и отправилась куда глаза глядят, она не сомневалась, что Жирный попытается покончить с собой, он ведь уже пробовал в Канаде. Собственно говоря, Бет собиралась вернуться, как только Жирный сведет счеты с жизнью. Она сама ему потом об этом сказала. Еще она сказала, что дико разозлилась, узнав, что его попытка не удалась. Когда Жирный спросил ее, почему она так разъярилась, Бет ответила:
– Ты в очередной раз доказал свою неспособность хоть что–то сделать.
Разница между нормальностью и безумием тоньше лезвия бритвы, острее собачьего клыка. Неуловимей призрака. Возможно, ее вовсе не существует, возможно, она сама призрак.
По иронии судьбы Жирного засадили в психушку не потому, что он сумасшедший (хотя он был сумасшедшим). Формально причина заключалась в законе о «нанесении себе ущерба». Жирный создал угрозу собственной жизни, что могло побудить множество других людей сделать то же самое. Пока Жирный находился в Северном отделении, с ним провели множество психологических тестов. Он их прошел, и у него хватило ума помалкивать о Боге. Собственно, все тесты Жирный фальсифицировал.
Убивая время, он без конца рисовал тевтонских рыцарей, которых Александр Невский загнал умирать на лед. Жирный идентифицировал себя с тяжеловооруженными тевтонскими рыцарями в железных шлемах с бычьими рогами. Каждый рыцарь нес в одной руке огромный щит, в другой обнаженный меч. На щите Жирный написал: «In hoco signo vinces» . Эту надпись Жирный обнаружил на пачке сигарет, она означала: «Этому знаку вы покоритесь». Знак имел форму железного креста.
Любовь Жирного к Богу превратилась в злость, в мрачную злость. Жирный представлял себе Кристофера, как тот бежит по поросшему травой полю, полы маленького голубого плаща развеваются. Кристофер все бежал и бежал. Нет сомнений, это бежал сам Жирный Лошадник, то, что еще было в нем от ребенка. Бежал от чего–то столь же мрачного, как его злость.
Вдобавок он несколько раз написал:
Dico per spiritum sanctum. Haec veritas est. Mihi crede et mecum in aeternitate vivebis. Параграф 28.
То есть: «Я говорю с вами посредством Духа Святого. Это правда. Уверуйте в меня и будете жить со мною вечно».
Однажды на плакате с инструкциями, висящем на стене в коридоре, Жирный написал:
Ex Deo nascitur, in Jesu mortimur, per spiritum sanctum reviviscimus.
Дуг спросил Жирного, что это значит.
– От Бога мы рождаемся, – перевел Жирный, – в Иисусе мы умираем, а со Святым Духом возрождаемся.
– Сидеть тебе здесь девяносто дней, – прокомментировал Дуг.
Как–то раз Жирный обнаружил объявление, которое его потрясло. В объявлении в порядке убывания важности указывалось то, что запрещается делать. Почти в самом верху было написано:
Запрещено выносить пепельницы из отделения
Ближе к концу списка красовалась надпись:
Запрещено проводить фронтальную лоботомию без письменного согласия пациента
– Правильно писать «перфронтальную», – сказал Дуг и подписал «пер».
– А ты откуда знаешь? – удивился Жирный.
– Есть два пути, – объяснил Дуг. – Или ты получаешь знание от органов чувств, и тогда оно называется эмпирическим, или оно само появляется в твоей голове, и тогда это называют a priori .
Дуг приписал на плакате:
Если я верну пепельницы, могу я получить свою лоботомию?
– Сидеть тебе здесь девяносто дней, – сказал Жирный.
Снаружи лил дождь. Лил не переставая, с тех пор как Жирный попал в Северное крыло. Если встать в прачечной на стиральную машину, сквозь зарешеченное оконце можно было увидеть парковку. Люди ставили свои машины и бежали под дождем. Жирному было приятно, что он находится в тепле Северного отделения.
Доктор Стоун, заведующий отделением, вызвал Жирного на беседу.
– Когда–нибудь раньше вы пытались покончить с собой? – спросил доктор Стоун.
– Нет, – ответил Жирный.
В тот момент он просто забыл про Канаду. Ему казалось, что жизнь началась две недели назад, когда ушла Бет.
– Полагаю, – сказал доктор Стоун, – что, попытавшись покончить с собой, вы впервые соприкоснулись с реальностью.
– Может, и так, – ответил Жирный.
– Я собираюсь дать вам, – продолжал доктор Стоун, открывая черный саквояж, – эликсир Баха. – Он произнес «Бага». – Это органическая вытяжка из определенных цветов, произрастающих в Уэльсе. Доктор Бах бродил по полям и лугам Уэльса, испытывая самые разнообразные душевные муки. И каждый раз срывал разные цветы. Если цветок был выбран правильно, он дрожал в руке доктора Баха. Таким образом доктор Бах подобрал нужную комбинацию цветов, а потом разработал уникальный метод, как сделать из них эликсир. Я настоял его на роме. – Доктор Стоун выставил на стол три бутылочки, потом достал одну побольше и слил в нее содержимое остальных трех. – Принимайте по шесть капель в день. Эликсир Баха не повредит вам, здесь нет токсинов. Эликсир избавит от чувства беспомощности, страха и неспособности действовать. Я полагаю, у вас блоки в трех областях: страх, беспомощность и неспособность к действиям. Вам следовало не пытаться покончить с собой, а просто забрать у жены сына. Закон Калифорнии предписывает оставлять ребенка с отцом до тех пор, пока суд не решит иначе. А потом следовало слегка побить вашу жену свернутой газетой или телефонной книгой.
– Спасибо, – сказал Жирный и взял бутылочку.
Он понял, что доктор Стоун сумасшедший, но сумасшедший как–то по–хорошему. Доктор Стоун был единственным в Северном отделении, кроме пациентов, кто относился к Жирному по–человечески.
– В вас слишком много агрессии, – продолжал доктор Стоун. – Я одолжу вам экземпляр «Дао Де Цзин». Вы когда–нибудь читали Лао Цзы?
– Нет, – признался Жирный.
– Позвольте я прочту вам отрывок.
И начал читать вслух:
Смотрю на него и не вижу, и зову незримым.
Внимаю и не различаю, и зову неслышным.
Хватаю и не могу удержать, и зову неуловимым.
Не стремись узнать, откуда оно – оно едино.
Сверху оно не в свете и внизу не во тьме.
Оно бесконечно и безымянно,
Оно вечно возвращается в небытие.
Его называют формой без формы,
образом без сущности.
Его зовут неясным и туманным.
Стою перед ним и не вижу лица его.
На путях древнего ДАО
Познаешь изначальное, овладеешь сущим.
ДАО называют законом всего.[13]
Жирный вспомнил первый и второй пункты своего дневника и по памяти процитировал их доктору Стоуну:
1. Существует один Разум, но в нем борются два принципа.
2. Разум производит свет, затем тьму; от их взаимодействия образуется время. В конце Разум дает победить свету, время исчезает, и Разум становится совершенным.
– Однако, – возразил доктор Стоун, – если Разум дает победить свету, а тьма исчезает, тогда исчезнет и сама реальность, ведь реальность это единство Ян и Инь.
– Ян – Первая форма Парменида, – сказал Жирный. – Инь – Вторая форма. Парменид утверждает, что Второй формы не существует. Есть только Первая форма. Парменид верил в моноистический мир. Люди верят, что существуют обе формы, но они заблуждаются. Аристотель говорит, что, по утверждению Парменида, Первая форма это «то, что есть», а Вторая – «то, чего нет». Таким образом люди введены в заблуждение.
Доктор Стоун внимательно посмотрел на Жирного.
– Каким источником вы пользовались?
– Эдвард Хасси.
– Он из Оксфорда, – заметил доктор Стоун. – Я учился в Оксфорде. Думаю, Хасси нет равных.
– Вы правы, – согласился Жирный.
– Что еще скажете? – поинтересовался доктор Стоун.
– Времени не существует. Эта великая тайна была известна Аполлонию Тианскому, Павлу из Тарса, Симону Волхву, Парацельсу, Бёме и Бруно. Вселенная сжимается в единую сущность, которая становится совершенной. Нашему восприятию, напротив, кажется, что нарастают беспорядок и хаос. Параграф 18 моей экзегезы гласит:
18. Реальное время закончилось в 70–м году о. э. с падением Храма Иерусалимского. Оно снова началось в 1974 году о. э. Промежуточный период был высококачественной подделкой, интерполяцией, подражающей творению Разума.
– А кто интерполировал? – спросил доктор Стоун.
– Черная Железная Тюрьма, олицетворение Империи. Мне было… мне было открыто… Самое важное из моих открытий это то, что «Империя бессмертна».
Откинувшись на стуле, доктор Стоун скрестил руки на груди и принялся раскачиваться взад–вперед, ожидая продолжения.
– Это все, что я знаю, – сказал Жирный, запоздало вспомнив об осторожности.
– То, что вы говорите, очень заинтересовало меня, – промолвил доктор Стоун.