Жажда любви - Оливия Уэдсли

Он на мгновение остановился и затем прибавил все тем же спокойным голосом:

— Знаете, я увидел вас в первый раз в опере, два года тому назад. Я не мог забыть этого никогда.

Позади них раздался голос Кэртона. Сара быстро повернулась. Она не испытывала ни удовольствия, ни досады вследствие его прихода, но какое-то необъяснимое побуждение заставило ее более тепло приветствовать Шарля, чем она бы хотела на самом деле.

— Я приехал в своем автомобиле и хочу отвезти вас всех с собой на выставку, во дворец, — быстро заговорил он. — Поедем, Сара. Бобби говорит, что он везет леди Диану, а вы, Жюльен, и я можем поехать на лимузине.

— Но… — как-то беспомощно протестовала Сара, внезапно почувствовав какую-то неуверенность в себе.

— Пустяки, она, конечно, поедет, мсье Кэртон, — решительно заявил Роберт. — Ну, иди, Сюзетта, принеси свой плащ.

Через десять минут они уже подъезжали к новому танцевальному залу, который был в моде тогда. Публика теснилась у входа. Кэртон тотчас же пригласил леди Диану, а Роберт увлек Сару, Гиз остался сидеть в ложе и смотрел на танцующих.

Когда Роберт привел Сару назад, Гиз просто сказал ей: «Теперь мой черед!» — и прежде чем она успела выразить согласие или отказаться, она уже закружилась в его объятиях.

— Значит, у вас нашлось время выучиться танцевать? — сказала она ему с несколько насмешливой улыбкой.

Если б он мог говорить искренне, то должен был бы сказать:

— Да, я выучился танцевать, чтобы при первом же удобном случае заключить вас в свои объятия.

Мысль, что он мог бы сказать ей это, промелькнула в его мозгу, но так же быстро исчезла и осталась только сардоническая улыбка, вызванная ею.

— Чему вы смеетесь? — спросила она.

— Когда-нибудь я скажу вам это… наверное! — ответил он.

— Если вы так уверены в этом, то почему не скажете теперь же?

— Потому что вы тотчас же отойдете от меня или даже убежите прочь, как улетает прочь великолепная бабочка, когда ее напугают.

— Значит, ваша улыбка имеет какое-то страшное значение?

— Нет, но только причина ее не совсем обыкновенная, уверяю вас.

Он заглянул в ее глаза и незаметно сжал ее крепче в своих объятиях.

«Этот странный человек, по-видимому, влюблен в меня», — подумала Сара, но не почувствовала при этом никакого волнения или тревоги. Она была спокойна и уверена в себе, и никакая эмоция не шевельнулась у нее в ответ на эту мысль.

Она не могла прожить два года в свете, где веселятся не на одних только благотворительных базарах или скачках, и не узнать, что мужчины восхищаются ею и желают любить ее. Да, она это знала, но не задумывалась над этим. Она долго находилась под обаянием своей первой любви, а затем так была подавлена болезнью Коти, что в эмоциональном отношении она совсем перестала существовать для внешнего мира. Появление Шарля Кэртона заставило ее встрепенуться, но не вызвало у нее никаких чувств к нему. Но ведь невозможно встретиться с человеком когда-то любимым и игравшим в течение некоторого времени большую роль в вашей жизни и не уплатить при этом той дани, которую требует от вашего сердца прежняя страсть. Сару взволновал не Шарль, а ее собственные воспоминания, прежнее горе, испытанное ею, и это сделало ее более доступной эмоциям. Если бы не вернулся Кэртон и не заставил ее встрепенуться, то она никогда не догадалась бы, что Гиз ее любит. Однако она только посмеялась над этой мыслью и тотчас же отбросила ее. Но отзвук этого все же остался в ее душе и только усилил в ней интерес к Жюльену. Когда она ехала домой, сидя напротив обоих мужчин, то чувствовала, что атмосфера вокруг нее несколько насыщена электричеством.

Оба подождали у входа, чтобы проститься с нею, и, по-видимому, им это было нелегко. Жюльен пошел пешком, когда Сара скрылась в подъезде, и Кэртон остался один в своем экипаже.

«Этот молодой нахал влюблен в нее», — решил Кэртон. Но ведь и он тоже был влюблен и сам не отрицал теперь этого факта. Сара занимала все его мысли, та новая Сара, у которой было богатство, положение и самый удобный, беспомощный муж. Вся схема этих вещей, как сказал себе Кэртон, могла бы быть специально создана для него. Он, конечно, не мог уверить себя, что Сара любит его, но он не хотел быть безнадежным обожателем. Даже самый скромный по натуре человек, который был некогда страстно любим какой-нибудь женщиной, не в состоянии поверить, чтобы в ее сердце могла бесследно исчезнуть всякая привязанность к нему, а Кэртон вообще не страдал избытком смирения, и правила, которыми он руководствовался в своей жизни, опирались на его личный опыт и знание женщин. К Саре он применил следующий принцип: «Никогда не бывает слишком поздно, чтобы надеяться, или слишком рано, чтобы вновь начать строить».

Шарль надеялся; он знал цену сентиментальным воспоминаниям, своей сдержанности и проявлению рыцарских чувств, но он хотел, чтобы были видны раны, нанесенные ему. Он приходил ежедневно и сообщал Саре о всех своих решениях и открытиях. Она не отрицала присущего ему очарования, удивляясь лишь, что он до сих пор сохранил его и что она даже это чувствовала.

Габриэль объявила весело и простодушно, что она влюблена в него. Адриену он тоже нравился. Он принадлежал именно к такой категории людей, которых все любили. Кроме того, он вдруг сделался чрезвычайно интересен, потому что доктор-специалист, к которому он обратился, объявил, что у него болезнь сердца.

— Я не удивляюсь этому! — быстро подхватила леди Диана.

Однако болезнь, по-видимому, носила серьезный характер, потому что лицо Шарля временами принимало трагическое выражение и отпечаток какой-то нежности и чистоты, что ему необычайно шло. Сара сначала не верила этому, но под конец убедилась, когда Лукан сказал, что у него действительно есть органическое страдание сердца.

Шарль все чаще и чаще приходил к ней в дом и постоянно отнимал у нее время. Роберт ухаживал за леди Дианой, а вместе с ним и целая орда его приятелей, которые тотчас же явились, как только услышали о ее приезде в Париж.

Огромный дом Коти еще раз сделался центром веселья; он это любил, когда был здоров.

Жюльен лишь вследствие счастливой случайности нашел однажды днем Сару одну. Остальные уехали на какой-то праздник в Версаль, Сара же объявила, ЧТО она слишком устала, и отказалась от того, чтобы Кэртон разделил ее одиночество, о чем он усиленно просил.

— Я хочу быть одна, — сказала Сара, но забыла предупредить лакея.

Прошел уже месяц с тех пор, как она видела Гиза и вообразила, что он в нее влюблен. Теперь, когда он опять явился, она вдруг почувствовала, что тщеславие ее уязвлено. В самом деле, она порой вспоминала его, между тем он исчез и оставался в отсутствии, не давая о себе никаких вестей, ни писем, ни посланий.

Гиз уселся возле нее, посмотрел на нее и, вздохнув, проговорил:

— Я уезжал в судебную командировку на месяц. Но мне это показалось целой вечностью.

Сара, взглянув на него, пришла к заключению, что лицо его похудело, однако его серые глаза блестели, и когда он ей улыбнулся, то она решила, что его улыбка совершенно изменяет его лицо: оно делается менее суровым. Впрочем, в нем чувствовалась всегда большая жизненная сила и нервность.

— И вы вернулись назад из своей поездки еще более знаменитым, чем прежде? — спросила она.

— Отчего это женщины думают всегда, что мужчине нравится, если они говорят ему о его… работе? — возразил Жюльен.

— О чем же вы хотите, чтобы я говорила с вами? — засмеялась она.

— Расскажите мне, что вы делали. Я часто видел ваше имя в газетах. Вы, должно быть, очень веселились, не так ли?

— Моя мать и мой племянник… — начала Сара и потом расхохоталась. — Как это нелепо звучит, не правда ли? Да, мы были веселы. Я ведь не могла раньше много выезжать, видите ли! Родственница моего мужа, мадам Кларанс, которая шапронировала меня со времени его болезни, должна была уехать домой на некоторое время, но с тех пор как здесь моя мать…

— Понимаю! — рассеянно произнес он и прибавил: — Вы меня пригласите на свое ближайшее собрание? Я бы хотел быть…

— Конечно. Я пошлю вам пригласительную карточку.

— Благодарю. А вы по-прежнему ездите верхом каждое утро?

— Да… Я люблю это.

— Могу я присоединиться к вам?

— О да, если вы тоже ездите верхом! Нас всегда бывает целое общество теперь.

— В таком случае я могу. Мне надо наверстать много потерянного времени.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Этот целый месяц, который я был в отсутствии, — невозмутимо пояснил он. — Но я не покину Париж в настоящее время раньше конца сезона.

Сара с интересом наблюдала его. Он был для нее загадкой, потому что одновременно казался и очень искренним, и очень лукавым. Он всегда говорил совершенно прямо такие вещи, которые имели большое личное значение, но он говорил их так спокойно и с таким невозмутимым видом, что трудно было подозревать, что тут скрывалось что-то другое.