Клокард - Игорь Алимов

В один из таких вояжей – дело как раз было на побережье – господин Дройт натолкнулся на очередную бревенчатую стену (а надо вам знать, что постоянное присутствие под боком орущих зычными голосами толп вонючих мужиков с разнообразным дубьем и неудержимой страстью к чужому имуществу породило множество таких стен, в разной степени высоких, но все как одна мощных, сработанных из здоровых стволов), а за стеной оказался городок – небольшой, боевитый, даже местами ухоженный, но несколько безалаберный в смысле способов наведения порядка.

Господин Дройт сотоварищи покинул рейсовый дилижанс и живо вник в местные проблемы: подрался с таможней, нанес визит в банк, навел дружбу с Кисленненом и случайно прибил забором местного шерифа, что следовало сделать уже давным-давно, ибо этот толстый пьяница любил только собственный револьвер, до такой степени длинноствольный, что варвары почитали его за предмет культа и называли – в грубом переводе – «Далеко-Стреляй-Быстро-Убивай». Револьвером достоинства шерифа Гопкинса, собственно, и исчерпывались, так что после того, как его – дрыхнувшего глубоким пьяным сном – задавило рухнувшим забором, тумпстаунское сообщество в большинстве своем вздохнуло с облегчением.

Так и вышло, что граф Винздорский сделался тумпстаунским шерифом – а кто бы еще, собственно? Приглядевшись к местным делам, г. Дройт сделал выводы и записи в блокнотике, наладил трехсменную охрану городских стен и возобновил поездки по местам. Его вояжи со всей неизбежной закономерностью привели к тому, что через довольно короткое время в метрополии у власти встала Палата лордов, понаехавших в Тумпстаун по приглашению нового шерифа, – он прельстил баронов и маркизов блестящими перспективами развития, железной дорогой и стремительным развитием демократии (в правильном понимании этого слова) – а после этого городишко стал расти как на дрожжах и строиться как одержимый.

И все было хорошо – даже замечательно – и варвары уже не накатывали на город так часто, как раньше, присмирели варвары, присмирели! – и тумпстаунская биржа бурлила, и Пит Моркан взялся за строительство комбината по производству электрических пишущих машинок с памятью на двадцать четыре страницы, – но тут неожиданно выяснилось, что любая форма правления имеет свой исторический предел даже при вопиющей, тотальной демократии: престарелый герцог приказал нам всем долго жить собственным головным мозгом уже без него, и мудрый г. шериф, как всегда посоветовавшись с японским князем Тамурой, воспользовался этим обстоятельством для внедрения в тумпстаунское общество очередных перемен.

В городе было провозглашено президентское правление, которое вначале мало кто одобрил, но которое быстро доказало свою состоятельность и немалую жизнеспособность. Единственным существенным недостатком нового положения вещей стало чрезмерное обилие разных политических партий, расплодившихся как опята на сыром пне; но и это оказалось по вкусу тумпстаунским обывателям, быстренько и со вкусом включившимся в политическую жизнь. Добавлю, что демократия в славном городке Тумпстауне развилась уже до такой степени, что никому – кроме, разве что, самых оголтелых рахиминистов – и в голову не приходило переизбрать вечнозеленого президента О’Рейли.

А вот в Клокарде управляло так называемое городское собрание: раз в пять лет, на две недели – и в эти дни стрельба на улицах гремела непрерывно – город делился на округа, от которых выдвигались депутаты, избиравшиеся в это самое собрание всеобщим тайным голосованием. Позднее прорвавшиеся в собрание, из своего числа – опять-таки тайным голосованием – выбирали президента, коему предстояло в течение последующих пяти лет разруливать все клокардские проблемы, соотноситься с сопредельными городами и делать тому подобные немаловажные вещи от лица города. Через пять лет петрушка с выборами начиналась по новой: новые члены городского собрания, новый президент и все такое. Бах-ба-бах! У нас такого никогда не было. И это странно, ибо всем известно, как охочи тумпстаунцы до активных развлечений – виски не наливай лишний стаканчик, а пострелять дай непременно, лучше по движущимся целям – а что такое выборы, как не две-три недели здорового отдыха, полного разнообразных развлечений?

Резиденцией клокардского президента и его администрации была ратуша – именно туда я и направился. Мне были нужны подробные карты города, включая сюда всякого рода коммуникации, типа канализации и оптоволоконных линий. После казуса, приключившегося с мадам Цуцулькевич, искать карты в компьютерной сети я почел неразумным – так что оставалось позаимствовать потребное иным способом и в ином месте.

Напустив на себя самый простецкий вид, я по всем правилам местного этикета справился у могучего, торчащего столбом справа от входа констебля, как пройти в отдел регистрации предпринимательства, получил исчерпывающие объяснения – «вверх по лестнице на второй этаж, направо по коридору, шестая дверь» – и проник в ратушу.

Здесь было прохладно и пустынно: редкие посетители и служащие (мало различающиеся меж собой по внешнему виду) неторопливо шествовали по ковровой дорожке, устилающей широкую мраморную лестницу, передвигались по коридорам; а на площадке второго этажа, у высокой металлической плевательницы, под огромным, в тяжелой тусклой раме портретом какого-то исторического лица курила сигары, оживленно беседуя, группа из четырех джентльменов самого делового вида.

Никто не обратил на меня ровно никакого внимания и я, талантливо отворачиваясь от камер слежения, а кое-где непринужденно заслоняя лицо шляпой, обследовал сначала второй этаж – как и было велено констеблем, – а потом спустился на первый, где, как я и подозревал, располагался архив и разные технические службы городского хозяйства.

В длинном темном коридоре, простиравшемся по обе стороны от лестницы, оказалось и вовсе безлюдно. В конце, правда, светилась красным глазком очередная камера, но я – деревенский простак с глупой рожей – не вызвал никаких подозрений: из двери с надписью «Охрана» ко мне на встречу никто не вышел и не поинтересовался, какого, собственно, черта я сюда приперся, оставив в небрежении любимые сельскохозяйственные угодья и тучный скот.

Удачно вытягивая шею и изо всех сил тараща глаза на вывески, я медленно прошествовал по коридору и скоро обнаружил искомый архив, однако же стойко пренебрег нужной дверью и постучал в следующую – с потрясающей по глубине табличкой «Служба коллекторов».

На стук никто не вышел, не откликнулся и вообще никак не отреагировал – и я на всякий случай постучал еще раз, а затем, сделав вид, что таки да, меня пригласили, повернул бронзовую ручку, открыл массивную дубовую дверь (в клокардской ратуше вообще все было капитальное, выстроенное на совесть) и, сорвав с головы шляпу, проник внутрь.

Моему взору предстало обширное помещение, уставленное шкафами и столами – всего столов я насчитал три: широких, заваленных бумагами; из шкафов торчали аккуратные рулоны чертежей или чего-то в таком роде, а на столах мерцали экранными заставками мониторы компьютеров. Самое забавное было то, что в коллекторной службе не оказалось ни служителей канализации, ни камер слежения: совершенно возмутительная, надо вам сказать, беспечность! А вдруг сюда заберется злобный рахиминист, желающий совершить политическую диверсию в трубах – среди отходов и прочих вторичных продуктов? Засунет в какую-нибудь важную трубу свой кожаный носок? Это же весь город может залить дерьмищем, а кто будет виноват? С рахиминистов станется, да-да!

Но я-то не собирался чинить препятствия текущему под городом говну, а потому быстренько присел к ближайшему компьютеру и тронул его за мышь. Бегущая строка «Жизнь становится все более настоящей» сменилась хорошо обжитым рабочим столом – и я еще раз про себя выругался: ну надо же! уйдя по своим немаловажным делам, местные труженики коллекторов и очистных сооружений даже не озаботились запаролить экранные заставки, не говоря уже о самих компьютерах – приходи, кто угодно, и делай, что хочешь! А я-то уже приготовится взламывать!..

Здание было опутано локальной сетью, и это меня особенно порадовало, потому что изначально я планировал вылезти на карниз и забраться в соседний архив через окно. Однако же прогресс и здесь оказался к моим услугам, и через пару минут я уже уверенно шарил в архивной базе данных, выуживая и сбрасывая на захваченный с собою диск все карты, которые только сумел отыскать.

Карт оказалось много и – разные. Диск заполнился почти под завязку. Я как раз отстрелил его, поднялся и стоял уже у самой двери, когда она распахнулась и в помещение мелкими шажками вошла миловидная молодая дама в обтягивающем жакетике темно-синего цвета, с длинными, уложенными в высокую прическу белыми крашеными волосами и с папкой под мышкой. Дама выглядела немного, на мой вкус, комично, потому как к такому короткому кокетливому жакетику скорее полагалась бы не менее короткая и именно что обтягивающая юбка; на ней же юбка была длинная и широкая – до самого пола, как и водится в Клокарде; при этом белая блузка дамы обладала таким изрядным вырезом, что если бы не кружавчики и всякие рюшечки, я бы ее не заметил – в разрезе незастегнутого жакета царили высоко поднятые розоватые налитые корсетом груди – перси! – и на них возлежали три нитки крупного жемчуга. Перси готовы были выпрыгнуть из жакета и броситься прямо на меня, и я замер, пораженный этим сногсшибательным зрелищем. Даже рот открыл от восторга.