Том (8). Мост дружбы - Александр Казанцев

– Так ведь не американцы же!

– Как же! Они даже возмущались, слезы лили, а сами потихоньку Израйль по головке гладили. А потом…

– Что потом?

– Еще полтора года назад во главе с американцами высадились в Ливане натовские миротворческие силы.

– Чтобы не было междоусобной войны.

– И началась там другая «миротворческая», «в одни ворота».

– Почему «в одни ворота»? Что за футбольный язык?

– Да потому, что в эти минуты, когда мы мимо плывем под советским флагом, корабли шестого американского флота подошли к ливанской столице и расстреливают ее из артиллерийских орудий. Вот тебе и миротворцы!

– Какой ужас! По радио слушаешь, не чувствуешь, что это рядом!

– Кстати, о футбольном языке. Адмирал с линкора «Нью Джерси» хвастал, что один снаряд, выпущенный с его корабля, оставит воронку размером с футбольное поле. Видишь, какие «миротворческие футболисты»! Но беда в том, что кратеры с футбольное поле образуются не на спортивных площадках, а в густо населенных жилых кварталах города и прилегающих к нему деревнях. И мирные жители превращаются в угольки. И некоторое время даже светятся в темноте. Вот какие «пальмовые веточки»!

– Но как это возможно? Как на это весь мир смотрит?

– Невозможно, но происходит, потому что твои янки во всем мире считают себя и полицейскими и хозяевами.

– Почему мои! – возмутилась Аня. – Никакие не мои! Я просто не понимаю.

– А они понимают, что им стрелять безответно по городу сподручно с кораблей. Свой «военный бизнес» предпочитают делать с комфортом. А дома у себя войны сто лет не нюхали, только богатели от нее твои американцы.

– Капиталисты и рабочие – не одно и то же. Зачем ты так?

– Хочу пронять тебя, а ты своего Андрюху проймешь. Так почему я так строго за курсом слежу? Да потому, что эти «джинсы-джимсы», чтобы им, их «кровавому миротворчеству», никто не помешал, объявили зону вокруг своего флота особой и всякий появившийся в ней корабль или самолет – вражеским.

– Как так вражеским? Войны нет и формальных врагов у Америки быть не может!

– Не может. Верно! Сенат американский войны не объявлял. Но «миротворческими делами» с уничтожением во имя их мирных жителей заниматься не возбраняется, как видим. Для этого твоим американцам санкции сената не требуется. Зачем война, если воевать можно и без ее объявления? Напал во имя непрошеной «свободы» на чужой народ. Напал «во имя мира» на чужую землю. Впрочем, не «нападать с помощью оружия», а, по терминологии того адмирала, «играть в футбол в одни ворота». Безнаказанно притом и без свидетелей в виде нежелательных кораблей или самолетов в зоне. Вот и я не имею права командой рисковать, под их миротворческий прицел попасть. Приходится за курсом следить, чтобы в «преступную мирную зону» ненароком не попасть.

– Это ужасно, что ты рассказал. А я знала, как «не знала»!

– А ты говоришь: американцы!

– Не все же такие!

– Не все, но дающие приказ и делающие бизнес на войне – таковы! Им кровь с рук не отмывать. Она где-то там на суше проливается. Даже в бинокль не видно. У них дело техническое, подал снаряд в казенную часть, нажал спуск, от грохота ухмыльнулся, и опять заряжай. В день по полтысячи выпускают. Производительность труда, как у Форда! Да ты прислушайся. До нас грохот канонады докатывается.

– Я думала, где-то там гроза.

– Не гроза, а угроза, и не тайная, а явная. Так что пусть лучше ваша «американская тайна», которую твой Андрюха выдумал, тайной останется.

На капитанский мостик по крутому трапу взлетел взволнованный радист в распахнутом кителе, Анин знакомый, молодой паренек, рыжеватый, кудрявый, радиолюбительством увлекался:

– Иван Семенович, товарищ капитан! Торговый теплоход торпедирован. Недавно в Гданьске в судоверфях на воду спущен. Шел из Триполи и из «проклятой зоны» выйти не успел.

Иван Семенович преобразился, выпрямился, усы дыбом:

– Координаты?

– В ста милях отсюда. На юго-юго-восток.

– Курс зюйд-ост-ост! – крикнул капитан вахтенному в рулевой рубке.

Аня широко открытыми глазами смотрела на отца.

– Разложить на палубе советский флаг, чтобы с воздуха видно было! – громовым голосом командовал он. – Полундра!

«Дежнев» застал «Фредерика Шопена» еще на поверхности. Вернее, только его высоко поднятую корму со свежевыкрашенным на верфи рулем и поблескивающим на солнце, словно отполированным винтом. Очевидно, в трюме скопился воздух и не давал кораблю затонуть окончательно.

– Эй, на юте, на баке! Готовить шлюпки! – гремел бас капитана. – Геть с мостика, – последнее относилось к дочери.

Аня ни жива ни мертва скатилась по трапу на палубу. Там она, притаившись за переборкой, наблюдала, как матросы снимают с шлюпок брезенты, бросают на скамейки пробковые пояса и спасательные круги.

Андрей старательно греб в паре со своим корабельным другом Васей. Аня смотрела им вслед. Ее в шлюпку не взяли, как она ни просилась.

Для того чтобы рассмотреть торчащую из воды корму, Андрею приходилось оборачиваться через плечо; Аню же он видел все время. Она перегнулась через реллинги и всматривалась в море.

Волны были округлыми и казались небольшими. Однако черные точки – головы людей, держащихся на воде – заметно поднимались и опускались. Шлюпки тоже то взлетали, становясь силуэтами на эмали неба, то проваливались, полуприкрытые валом.

Советские моряки на передних шлюпках подбирали из воды людей.

Шлюпка Андрея шла одной из последних. Но даже с нее различить Аню было нельзя: «Дежнев» развернулся. Зато на торчавшей из воды корме тонущего судна Андрей увидел одинокую фигуру. «Неужели капитан с погибшего корабля?»

– Люди под правым бортом! – крикнул рулевой.

Андрей – он сидел на левом борту – вытянул шею.

– Сушить весла! – послышалась команда.

Андрей видел, как с поднятого Васиного весла капает вода. А за этим веслом, то поднимаясь, то опускаясь, по пояс высовывались из воды два человека. Они все время были на одном расстоянии один от другого, будто сидели на разных концах бревна.

С шлюпки бросили пробковые пояса.

Андрей совсем близко от себя увидел слипшиеся волосы и ястребиный профиль человека, поднявшего из воды руку.

– Зачем пробками швыряешься? – с сильным кавказским акцентом крикнул пловец. – Веревку бросай! Давай скорей веревку!

Вася встал и бросил линь. Человек поймал его на лету и опустился в воду по плечи. Около него тотчас всплыла длинная труба, на которой он, очевидно, сидел верхом. На противоположном ее конце все еще держался другой человек. Ему бросил линь Андрей.