Секс - наставник по соседству (СИ) - Попова Любовь

Оно медленно стекает по тыльной стороне ладони, сквозь смуглые пальцы, контраст от которых вызывает ощущение падения. Меня качает на подвесном мосту над бурной, вспененной рекой. А Тимур не жалеет меня, только усиливает давление реки, продолжая двигаться все выше. Обнимает коленку, оставляя важный след и далее. До внутренней стороны бедра, которые я непроизвольно раздвигаю, затаивая дыхание.

Он же не станет? Вчера я сама, а я сегодня?

Он выливает вторую порцию масла на другую ногу, а мне выть хочется. И страшно, что вот — вот мост перевернется и я полечу вниз. Вся боль, весь дискомфорт исчезли. Даже возмущение махнуло платочком. Осталось только тяга к чувствам, которые не должны накрывать уважаемую, пусть и преданную женщину в браке.

Мост переворачивается в тот момент, когда его обе руки на моих бедрах, когда пальцы приближаются к опасной границе. Я еще держусь за него, повисая в воздухе, но уже на грани грехопадения. Особенно когда наглые руки растягивают дрожащие ноги в сторону, окунаясь взглядом в запретное и неприличное женское естество. Хотя и надо признать, что не без удовольствия гладкое.

Я брилась лишь раз, кое — как, когда этого потребовали в роддоме. Но тогда я не смогла оценить результат, а теперь… Теперь результат оценивают пальцы обеих рук, раскатывающие масло по лобку, по складочкам, что они раздвигают.

Держусь одной рукой на веревках моста, чувствуя как колотится в горле сердце, как голова становится ватной, тяжелой, как слабеют пальцы…

А стоит Тимуру коснуться кончиками пальцев нервного комка.

Стоит только поднять глаза и посмотреть в его бурлящие в глазах воды…

Срываюсь вниз.

В бурную реку.

В оргазм, который накрывает с головой, топит, заставляя захлебываться. Я просто кричу с его ладонью на лице. Глотаю собственные слюни, содрогаясь от хлестких ударов воды, что по реке несет меня все дальше. Постепенно выносит на берег, где можно лежать и расслабляться.

Тимур так и находится сверху, часто дышит, шумно, рвано.

Одной рукой поглаживает мои еще гудящие криком губы, скользит ниже, сжимая тугие соски, ниже к подрагивающему мягкому животу, ниже к пульсирующей промежности.

Другой берется за свою ширинку. Я уже знаю, что увижу. Сейчас я хочу это увидеть, но раздается стук в дверь.

Мне словно за шиворот холодной воды наливают. Я тут же толкаю Тимура, сама ловко соскакивая и хватая собственные трусы. Господи, позорище! Зачем я вообще сюда пришла!

— Оксана, вам пора к мастеру. Состав уже впитался.

— Иду! Уже иду! — кричу, натягивая халата, бросая взгляд на Тимура, который пялиться в ответ. – Что?

— Ничего, просто вспомнил про желание. А судя по виду, ты уже довольна.

— Меня тут истязают. И не важно как! Как я могу быть довольна.

— Себе-то хоть не пизди, Оксан. Иди, а то подумают еще, что мы тут с тобой чем — то неприличным занимаемся, — поправляет своего змея в штанах, так и не успев его достать. – Иди, а то передумаю!

Тут же запахиваю халат и наконец покидаю комнату, в которой пережила одни из самых противоречивых эмоций в своей жизни.

Хотя рядом с Тимуром это уже становится нормой. Боль и удовольствие всегда бродят где – то рядом, заставляя менять взгляды на мир, а главное себя.

Глава 14.

Глупо думать, что внешнее преображение что – то может исправить внутри. Но я все равно остаюсь сидеть и ждать, когда из обычной среднестатистической домохозяйки сделают королеву бала.

Наверное, муж первое время под впечатлением действительно останется рядом.

Будет делать комплименты, как когда – то давно, а потом может даже подарит букеты, какие дарил в первые месяц «отношений».

Отношений.

Я ведь даже не помню, когда они начались. Просто я жила возле Светы, которая приютила меня, убирала, стирала, ела их еду и понимала задним умом, что бесплатно ничего не бывает, что нужно будет заплатить за возможность жить в уютной и светлой квартире, а не ютится по детским домам или приемным семьям, где по десять не самых жизнерадостных детей.

Меня такая участь постигла всего на месяц, словно жизнь продемонстрировала в какой – то момент, в каком месте я могу существовать, подвергаться нападкам и смешкам, недоедать, спать без одеяла.

Тетя Света стала спасением, а брак с ее сыном всего лишь платой. А может быть гарантией, что моя жизнь снова круто не повернется. Те же люди. Та же квартира. Каждый день приятная рутина, которой не замечаешь.

Вздрагиваю, когда мои волосы опускают в раковину, а нежные руки касаются головы, легко ее массажируя. Приятное чувство расслабления, буквально уносит на берега счастья, где мы раньше бродили с мамой и папой. Где вместе плескались в маленьком бассейне на даче, что налили в огромное колесо. Даже ездили на море. Я не была никогда зашуганным ребенком. Всегда дружила со всеми во дворе, и в школе. Могла и с папой в футбол погонять. И с мамой вязанием заниматься.

Она каждый день заплетала мои в волосы огромную косу, сворачивала ее в кичку, вот так же трепетно мыла в нашей маленькой, уютной ванной. Первый звоночек, что счастье фальшивое случилось, когда папа внезапно ушел. В один момент человек, который таскал меня на руках и целуя в обе щеки просто хлопнул дверью ни разу не позвонив. Мама словно расклеилась. Красивая и радостная всегда, она потухла как лампочка, периодически мигая остатками энергии. Ушла и она, только с концами.

До отца даже дозвониться не могли. Только до его двоюродной сестры спустя несколько месяцев.

Это все лишило мой мир стабильности, погружая в пучину хаоса и страха, что так будет всегда. Стабильность вернула тетя Света. Пришла словно супергерой, разгоняя хаос правилами и ножницами. Состригла косу почти до самого затылка, потому что времени не было заплетать. Я плакала. Очень горько плакала, потому что ощущала, что последняя часть той жизнерадостной Оксанки упала на пол вместе с этой косой, рождая всегда и во всем послушную Оксану.

Неужели Тимур реально думает, что маникюр, педикюр, депиляция, что — то исправят. Вернут мне тот миг, когда все стало черно-белым. Порка единственным красочным пятнышком была дочка. Но как ухаживая за ней, вернуть мужа. Как вообще его вернуть? Хочу ли я его возвращать.

Мне долго колдуют над волосами. Состригают длину, сушат, в какой — то момент отворачивая меня от зеркала, чтобы нанести последние штрихи и сделать макияж.

Остается лишь закатить глаза, потому что я не верю, что могу стать другой. Потому что я не верю, что заслуживаю счастья. Стабильности, возможно. К ней и будем стремиться.

Мастер наконец отходит от меня, смотрит на свою работу, словно не постриг, а как минимум сделал пластику.

— Вы просто великолепны. Мне кажется я сотворил чудо.

— Так сказал, словно ты ей пластику сделал, — появляется Тимур, но даже в его глазах я вижу плохо скрываемое ликование. Словно вот именно он достал из горных пород алмаз и отточил своими руками. Ну или не руками.

Я не могу долго на него смотреть. Стыд лицо горячей краской заливает.

Перед глазами тут же образ его рук на моем теле, собственное падение в оргазм, фантомные импульсы которого я чувствую в теле даже сейчас.

Сама поворачиваюсь к зеркалу. Наверное, сейчас я должна вскрикнуть, захлопать в ладоши, может быть даже сайгаком запрыгать по студии. Только вот…

— Не нравится? — испуганно ахает мастер мужчина. От его нежного голоса хочется поморщиться.

— Нравится.

— Тогда в чем дело? Почему у вас лицо словно вы лимон съели?

— Когда я ем лимон, у меня другое лицо, потому что они вкусные. Это не я. Ну, то есть я, но не я.

— Все понятно, — усмехается Тимур и к моему лицу приближается, за плечи берется, опаляя своей сексуальной энергетикой. Его тяжелое желание нанизывает каждую клеточку моего тела на бусы, которые он оборачивает вокруг моей груди, стесняя ее.

И как его могла отпустить бывшая жена. Разве не должны жены в таких вцепляться и не выпускать? А может все дело в ревности? На Тимура смотрят все, каждая видит в нем мужчину мечты, который окажется именно ее соседом. И ревность тут будет самым частым спутником отношений. Он не задумываясь найдет себе женщину на вечер, и каждая будет счастлива, что ей перепали эти несколько часов. Наверное рядом с ним сможет быть лишь та, кто примет его вот такой фривольный образ жизни… Будет терпеть измены и продолжать радоваться, что он хотя бы возвращается домой…