Дневник посла Додда - Уильям Додд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понедельник, 24 июля. Сэм Макрейнольдс, член палаты представителей от штата Теннесси и член американской делегации на экономической конференции в Лондоне, в сопровождении Джорджа Мессерсмита, Джорджа А. Гордона и других сотрудников посольства отправился сегодня в так называемый Дворец Блюхера – огромное обветшалое здание, купленное государственным департаментом за 1,7 миллиона долларов по рекомендации одной из комиссий конгресса, которую возглавлял член палаты представителей Портер. Предполагалось образовать здесь американскую дипломатическую и консульскую резиденцию, подобно тому, как это было сделано в Париже. В прошлом году бывшие владельцы здания предложили расторгнуть купчую при условии выплаты страховой премии, причитавшейся им ввиду того, что здание пострадало от пожара, во время которого обрушилась большая часть кровли. Однако мой предшественник на посту американского посла в Берлине Фредерик М. Секкет-младший при поддержке сенатора Свэнсона отклонил это предложение. Несмотря на то что все сотрудники посольства уговаривали Секетта и Свэнсона согласиться на расторжение купчей и сберечь таким образом правительству огромную сумму денег, последние настояли на завершении сделки.
Поскольку очередная сессия конгресса намеревалась заняться вопросом о Дворце Блюхера, мы с Макрейнольдсом решили осмотреть его. Около часа мы бродили по этому полуразрушенному зданию и пришли к выводу, что правительство поступит разумно, если продаст его хотя бы за 500 тысяч долларов с убытком в 1,2 миллиона долларов. К этому мнению присоединились все сопровождавшие нас сотрудники посольства.
Несколько позже Мессерсмит пригласил меня к себе на совещание, в котором должны были принять участие также Макрейнольдс и Гордон. Через несколько минут после того, как я зашел к Мессерсмиту, Гордон сообщил по телефону, что не сможет явиться. Ясно было, что он возмущен решением Мессерсмита провести официальное совещание в своем кабинете. По его мнению, я уронил свое достоинство, согласившись принять участие в совещании вне стен посольства. Кажется, Гордон очень усердный, но до мозга костей педантичный кадровый служака.
Среда, 26 июля. Сегодня утром корреспондент агентства Юнайтед Пресс Фредерик Эхснер высказал мне общее возмущение американских корреспондентов по поводу действий нового германского правительства. Вслед за тем меня посетили два представителя «Чейз нэшнл бэнк», чтобы обсудить финансовые отношения с Германией и вопросы, касающиеся погашения ее долгов Соединенным Штатам. Они признавали, что в 1926 году американские финансисты поступили весьма опрометчиво, предоставив Германии миллиардные кредиты под весьма сомнительное обеспечение, надеясь на план Дауэса.
В полдень мне позвонил Эдгар Маурер и пригласил на неофициальный завтрак к себе домой, где я познакомился с молодым фон Мольтке – внуком прославленного генерала и с профессором университета в Бреслау евреем Розенштоком, состоящим теперь на службе в германском министерстве иностранных дел. Оба они проявили незаурядные познания в области истории, и это позволило мне направить разговор в научное русло и не вдаваться в чрезмерную критику правительства, поскольку мои высказывания могут получить огласку.
Во второй половине дня меня посетил профессор Берлинского университета Отто Хёцш, бывший депутат рейхстага и известный интернационалист. Он рассказал мне о своей поездке в Вильямс-таун в 1928 или 1929 году и о своем посещении президента Гувера в Белом доме. Хёцш сказал, что он более или менее доволен гитлеровским режимом. Я заметил, что почти все немецкие ученые дали себя запугать, но совершенно ясно, что это скорее страх перед безработицей, чем добровольное подчинение силе.
Побывала у меня также одна из тех многочисленных общественных деятельниц, которые на всякое дело способны смотреть лишь с одной стороны. Она разглагольствовала о немецких поселках для безработных, которые устраиваются вокруг крупных промышленных центров, и заявила, что они являются чуть ли не идеальным решением проблемы безработицы.
Пятница, 28 июля. Сегодня ко мне заходил доктор Фриц Габер, которого можно назвать самым выдающимся немецким химиком, и принес рекомендательное письмо от Генри Моргентау-младшего из Нью-Йорка. Габер рассказал мне самую печальную историю о преследовании евреев, какую мне доводилось слышать. Ему шестьдесят пять лет; он страдает пороком сердца, и его уволили с работы без предоставления пенсии, на которую он имел право по закону, действовавшему до установления нацистского режима. Габер интересовался, как могут отнестись к заслуженному немецкому ученому в Америке, если он пожелает эмигрировать туда. Я мог только ответить, что по закону он не может рассчитывать на получение визы, так как иммиграционные квоты уже исчерпаны. Я обещал снестись с министерством труда и узнать, нет ли возможности предоставить подобным лицам какие-либо льготы. Прощаясь, Габер настоятельно просил меня быть осторожным и сохранить его дело в секрете, так как огласка могла бы навлечь на него большие неприятности. Бедный старик, подумал я, хотя он старше меня всего на год. Он собирается поехать в Испанию, чтобы выяснить, на что можно рассчитывать там.
На мой взгляд, такая жестокость неизбежно наносит вред самому правительству, которое к ней прибегает.
Понедельник, 31 июля. Написал письмо Дэниэлу Роуперу, в котором довольно подробно охарактеризовал некоторых наших дипломатов, упомянул о том, как ложно понимают они свои обязанности, описал обстановку, созданную здесь богатыми людьми на должностях послов, и отметил сильное соперничество, существующее между советниками посольства и генеральными консулами.
Вторник, 1 августа. В 11 часов ко мне зашел Джозеф Э. Риддер, сын Джозефа Э. Риддера-старшего, который во время президентства Вильсона был владельцем и редактором нью-йоркской газеты «Штаатсцайтунг», издававшейся на немецком языке. Теперь эта газета перешла в собственность Риддера-младшего. Он рассказал о том затруднительном положении, в котором газета оказалась в 1914 году, когда американцы немецкого происхождения требовали от него поддержки политического курса Гогенцоллернов, в то время как симпатии нью-йоркцев все больше и больше склонялись на сторону союзников. В конце концов «Штаатсцайтунг» приняла сторону Вильсона и его правительства. Я спросил Риддера, что он знает о Джордже Сильвестре Виреке и о его связях с германскими пропагандистами. «Германское правительство, – ответил Риддер, – выдало Виреку сто тысяч долларов на расходы по пропаганде. Но, – добавил он, – Вирек мало что сделал для Германии и не оправдал эти расходы». Надо сказать, что Риддеры недолюбливают Вирека. Они стали теперь горячими сторонниками президента Рузвельта.
Вслед за Риддером пришел Уолтер С. Роджерс. Он хотел, чтобы наше посольство зачислило в свой штат одного из сотрудников руководимого им Института текущей мировой политики и предоставило бы ему возможность изучать ту странную и беспокойную обстановку, которая сложилась в Германии, и составить секретный доклад для Роджерса и государственного департамента США. Я еще не вошел в курс дел, чтобы давать какие-либо обещания; к тому же мне кажется, что подобные исследования едва ли могут выйти за рамки обычных исторических изысканий, так как нельзя рассчитывать на то, что германские власти согласятся открыть своим политическим противникам доступ к архивам или хотя бы разрешат им посещать трудовые или какие-нибудь другие лагеря. Что же касается немецких газет, то они находятся под контролем правительства и в них можно найти лишь косвенные намеки. Я обещал Роджерсу подумать над его предложением и написать ему позднее.
Среда, 2 августа. Я простудился и слег в постель, что не помешало, однако, генеральному консулу прийти с докладом об очередном инциденте. Некий молодой американец из Нью-Йорка, студент одного из немецких университетов, объявивший себя коммунистом, арестован немцами примерно 1 июля и до сих пор содержится в полной изоляции, несмотря на все усилия генерального консула добиться свидания с ним. Приблизительно 24 июля Мессерсмит поручил своему помощнику навестить арестованного и выяснить обстоятельства дела. О случившемся узнали корреспонденты и намереваются предать эту историю широкой огласке в американской прессе.
Несколько позднее ко мне зашли Эдгар Маурер и Г. Р. Никербокер-младший15, чтобы испросить моего разрешения опубликовать сообщение об аресте американского студента в «Чикаго дейли ньюс» и в «Нью-Йорк пост». Они, однако, умолчали о том, что уже успели передать это сообщение по телеграфу в редакции своих газет, я узнал об этом лишь впоследствии. Мессерсмит также не счел нужным сказать мне, что он разрешил им сделать это.