Корабль дураков; Избранное - Себастиан Брант

Поведал мой правдивый стих.

Но многого я не сказал:

За два-три дня все написал,

А то, что делается спешно,

Никак не может быть успешно.

Принес один мазила раз

Свою картину напоказ

К прославленному Апеллесу.63

Придать себе желая веса,

Похвастал он: «С такой картиной

Я справился за день единый!»

Но Апеллес в ответ: «Да ну?

За целый день — всего одну?!

По этой судя, я считал,

Что за день ты штук шесть создал!» —

Мазиле так сказал художник…

Теперь представьте, что сапожник

Стачал сапог пар двадцать в день:

Рассыпались бы, чуть надень!

Сколь было бы для всех плачевно,

Коль оружейник ежедневно

Ковал бы дюжину клинков,

Снабжая ими простаков?

От них не прок, а лишь помеха:

С плохим оружьем не до смеха!

А если плотник без смекалки

Бревно для потолочной балки

Начнет тесать — так от бревна

Щепа останется одна!

И каменщиков есть немало,

Кирпич кладущих как попало.

Есть у портных свои грешки:

Длиннее делают стежки —

Скорей заказ готов. Увы,

Недолговечны эти швы!

А те, кто при печатном деле, —

Весь заработок за неделю

Беспечно в день один пропьют!

И то сказать, не сладкий труд —

И утомительный, и грязный:

Иль с мелочью разнообразной

Возись, иль книгу набирай,

И корректируй, и сверяй,

И краску черную вари

В такой жарище, хоть умри!

Иному, впрочем, на работу

Не жаль ни времени, ни пота,

А сделал — все не так, как надо!

Но он из Обезьянограда,64

И не было такого чуда,

Чтоб мастер дельный был оттуда!

На том же судне дураков

Немало есть учеников,

С которых шкуру-то дерут,

А платят им гроши за труд.

Но эти пустят все равно

Свой заработок на вино.

О завтра думать — есть ли толк:

Все пропил — лезь, как в петлю, в долг…

…Так они едут — с цехом цех,

Но я собрал еще не всех!

Ребенок учится тому,

Что видит у себя в дому:

Родители пример ему.

Кто при жене и детях груб,

Кому язык распутства люб,

Пусть помнит, что с лихвой получит

От них все то, чему их учит.

Теперь вести себя прилично

Не в моде стало, и обычно!

И женский пол, себя позоря,

Стал срамословить в разговоре.

Мужья — пример для жен своих,

А дети учатся у них:

Там, где аббат не враг вина,

Вся братия пьяным-пьяна!

Что говорить, — спокон веков

Полно на свете дураков!

Не волк воспитывал овец,

Походку раку дал отец.

Когда родители умны

И добродетельно скромны,

То благонравны и сыны.

Попался как-то Диогену65

Какой-то пьяный совершенно,

Впервые встреченный юнец.

«Сынок, — сказал ему мудрец, —

Ты, вижу, весь в отца родного:

Бьюсь об заклад — он раб хмельного!»

Коль видят нас и слышат дети,

Мы за дела свои в ответе

И за слова: легко толкнуть

Детей на нехороший путь.

Держи в приличии свой дом,

Чтобы не каяться потом.

Кто похоти покорный раб,

Тот нищ умом и духом слаб, —

Он плохо кончит, жертва баб!

Грех похоти, мужской тем паче,

Сравнить могу я с девкой падшей,

Что, у порога сидя, в дом

Зовет прохожего: «Зайдем!» —

И ложе по цене дешевой

Со всяким разделить готова,

Суля обманчивое счастье

Поддельной, всем доступной страсти.

Дурак в ее объятья вмиг

Бросается, как дурень бык

Под тяжкий молот скотобойный

Иль как овечка, что спокойно,

Резвясь, вдруг в петлю попадет, —

А кто-то в сердце нож воткнет.

Смотри, глупец, не будь так рад —

Ты ввергнешь душу в темный ад,

Распутной девкой соблазнясь.

Но, похоти не покорясь,

Иного причастишься счастья.

Прочь от соблазнов сладострастья,

Чтоб в грех язычества не впал,

Как древний царь Сарданапал,66

Кто мнил, что радости иной

Нам не дано, кроме земной,

А смерть всему кладет конец!

Себя же обличил глупец:

За мимолетным счастьем гнался,

А сам впоследствии признался:

«Кто наслажденья слишком любит —

Навеки сам себя погубит».

Нет радости, чтоб не минулась

И горечью не отрыгнулась,

Хоть, наслаждений трубадур,

Пел по-иному Эпикур!67

Тот, кто, прельстясь деньгами, в брак

Вступить готовится, — дурак:

Дождется ссор, скандалов, драк!

Кто добровольно стал ослом,

Тому и мука поделом!

Женясь на старой, но богатой,

Заплачешь ты: «О, день проклятый!»

Жить будешь, как в тюрьме, во мраке,

В своем бесплодном, стыдном браке

С тем денежным своим мешком,

Который был твоим божком

И чьей начинкою приманен,

Ты одурачен, оболванен.

Столь неразумный шаг свершив,

Никто не может быть счастлив.

Да, кто вступает в брак такой,

Забудь про счастье и покой!

Уж лучше жить в пустыне голой,

Чем этой жизнью невеселой

Со злой женой, в плену таком,

Став денег ради дураком!

Коль нет свиньи, любитель сала

Зарежет и осла, пожалуй.

И что же? Сала — черта с два,

Скотинка бедная мертва,

Хозяину же, кроме слез,

Грязь остается и навоз.

Брак современный, между прочим,

Власть Асмодееву упрочил.68

Где Вооз, кто на чужестранке,69

Пришелице-моавитянке,

Женился, хоть была она

Совсем бедна и незнатна,

И жил в согласье с ней, любовно?

А нам помеха — ранг сословный

И златолюбье! Потому

Нет мира и любви в дому:

Бранятся врозь, бранятся хором:

Тот uprecorum, та — vsbessorum.

Царят на свете три особы,

Зовут их: Зависть, Ревность, Злоба.

Нет им погибели и гроба!

Глупцов рождают нам всегда

С избытком Зависть и Вражда.

Желая вас предостеречь,

О них веду сегодня речь.

В словах «твой», «мой» находим завязь

Того плода, чье имя Зависть.

Хуля мое, ты им прельщен,

Чем я, конечно, возмущен.

Чуть Зависть нас однажды ранит,

Смертельной эта рана станет.

Природа Зависти одна:

Наметит цель себе она —

И чтоб достичь ее верней,

И день и ночь стремится к ней.

Ни сна, ни отдыха ей нет,

А сердцу — боль, а сердцу — вред.

Как жалкий пес, завистник бедный

Страдает, отощавший, бледный,

И, задыхаясь в лютой злобе,

На всех он смотрит исподлобья.

Смеется Зависть нам на горе,

Когда корабль потопит в море.

Не станет пищи ей — сожрет

Сама себя, но не умрет.

У Зависти есть страшный яд —

Им отравляет брата брат:

Припомним Каина, Исава,70

Себя покрывших черной славой;

Сынам Иакова,71 Фиесту72

И многим тут нашлось бы место.

Так Зависть обуяла их,

Что в них и голос крови стих!

Ведь нет вражды неукротимей,

Чем ненависть между своими!

Вас, кто врачует самозванно,

Пройдохи ловкие, профаны,

Вас обличаю, шарлатаны!

Что скажешь ты глупцу врачу,

Который, глядя на мочу

Смертельно-тяжкого больного,

В растерянности бестолковой

Хватает лекарский томище

И указаний, неуч, ищет?

Пока внимает он, смекает, —

Больной и дух свой испускает!

Иные лезут в медицину,

Всего и зная лишь рицину

И то, что в книжке-травнике

И у старух на языке.

Противу правды не греша,

Скажу, что много барыша

По милости больных болванов

Течет в карманы шарлатанов.

Как в старину, так в наши дни

Любую лечат хворь они

И разбираться не привыкли,

Кто болен — юноша, старик ли,

Какого пола пациент,

Каков природный элемент:

Горяч, прохладен, сух иль влажен, —

И вид у них напыщен, важен!

Мешок травы, бочонок мази —

Вот пластырь вам для всех оказий:

Столь действенная сила в нем,

Что и нарыв, и перелом,

И язвы, и параличи —

Все этим пластырем лечи!

Кто пользует болезни глаз

Одною мазью каждый раз,

Кто без сосуда для воды

(Невеждам в этом нет нужды!)

Клистиры ставит, очень просто

Себя прославит, как Цуоста!73

Подобный врач похож при этом

На адвоката, что советом

Не выручит: не знает он,

Какой к чему приткнуть закон!

Духовнику он также пара,

Не сведущему, что за кара

Вас на суде господнем ждет

За этот грех или за тот.

Беда, коль неуч неумело