Стеклянный мост - Марга Минко

Разлука

Мы договорились, что будем ждать друг друга в купе второго класса в поезде, отходившем в Утрехт. До вокзала мы дойдем вместе, а билеты возьмем каждый для себя в разных кассах, и на перрон мы тоже решили пройти поодиночке.

Но сначала мы прогулялись по Дамраку, и Лотта предложила сходить в кино. Ведь в последний раз это было так давно… В темном зале мы опять почувствовали себя спокойно. Здесь документы не проверяли. Здесь никого толком не разглядишь. Впереди меня сидел крупный мужчина, его спина загораживала весь экран, но мне было все равно. Заметно было, что и другие не очень интересовались самой кинокартиной. Фильм был, конечно, немецкий, но мы трое ничего не запомнили.

Из кино мы вышли, когда пора было уже идти к поезду. У вокзала Дав сказал:

— Теперь, мне кажется, нам нужно разойтись. Встретимся в вагоне второго класса.

— А не слишком ли это хлопотно? — спросила я. — Гораздо удобней взять все билеты в одной кассе.

— Нет, — возразил Дав, — так спокойнее.

— Но все-таки, — настаивала я, — не лучше ли нам войти в зал втроем? Если что и случится, мы по крайней мере будем вместе.

— Ничего не случится, — сказал брат.

Он отошел от нас и исчез в здании вокзала. Мы сделали все, как он велел. Я выбрала кассу, где было поменьше народу, прошла станционный контроль и отыскала утрехтский поезд.

До отправления оставалось еще семь минут. У окон со стороны перрона свободных мест уже не было. Поэтому я не могла увидеть своих спутников и думала, что они сядут следом за мной. Специального контроля документов на перроне я не заметила. Но они — Дав и Лотта — все не появлялись.

— Это поезд на Утрехт, да? — спросила я женщину напротив меня. Вдруг я плохо посмотрела и села не в тот поезд? Но соседка подтвердила, что поезд действительно утрехтский.

— Утрехт прекрасный город, — добавила она. — Вы не находите?

Я согласно кивнула головой.

— Конечно, он не выдерживает сравнения с Амстердамом, — продолжала она, — но все-таки я люблю бывать там. В нем есть некий уют, которого мне так недостает в Амстердаме.

— Да, — ответила я, — разумеется, вы правы.

Вошли еще несколько пассажиров. Брата и его жены с ними не было.

— К тому же, — сказала женщина, — там живут все мои родственники, а это кое-что значит. Ваша семья тоже живет в Утрехте?

— Нет, — сказала я.

— О, тогда у вас там, вероятно, есть знакомые, — продолжала она. — У меня тоже есть очень хорошие знакомые, раньше они жили в Амстердаме.

За минуту до отправления поезда в купе вошел мой брат. Он не присел и не посмотрел на меня, а поставил рядом со мной свою сумку и, прежде чем я успела открыть рот, опять вышел. А в этот момент поезд тронулся, точно Дав дал сигнал к отправлению.

— Это ваша сумка? — спросила женщина.

— Да, — сказала я, — я ее забыла на перроне.

— Как любезно со стороны этого господина найти вас и передать ваши вещи, — добавила она.

Мы уже миновали жилые массивы Восточного Амстердама, и поезд на полной скорости выехал из города.

— Ну вот, — сказала соседка, — здесь совсем недалеко. Вы и не заметите, как приедем.

Но мне показалось, что дорога очень долгая. Я взяла сумку на колени и стала смотреть в окно. Когда мы подъезжали к Утрехту, я первая встала и вышла в коридор.

— Приятно погостить в Утрехте! — крикнула мне вслед соседка.

Эти слова звучали в моих ушах, когда я шла через вокзальную площадь. Я все еще слышала их, когда свернула за угол и по широкой улице с магазинами шагала мимо кафетерия, откуда вырывался сальный запах жареного. Перед витриной обувного магазина я остановилась: мне было так дурно, что я испугалась, как бы меня не вырвало. "Глубоко вздохните, и тошнота пройдет", — часто повторяла медсестра в больнице, когда мне там становилось дурно. Я несколько раз глубоко вздохнула, и это действительно помогло.

Немного погодя я стояла у подъезда нужного мне дома. Еще утром Дав сказал, что квартира находится над бакалейной лавкой. Как только я позвонила, дверь открыли. Я поднялась наверх. Лестница была крутая, застланная темно-красной дорожкой. На первой площадке горела тусклая лампочка. На следующем марше в нескольких местах не хватало стоек перил. Этот лестничный марш был еще круче и длиннее первого. Наверху стояли мужчина и женщина. Они молча смотрели на меня.

— Мое имя… — начала я.

— Мы знаем, — сказал мужчина. — Ваш брат звонил из Амстердама и сказал, что вы приедете одна.

— Он еще что-нибудь сказал? — спросила я.

— При проверке документов задержали его жену. Он хотел присоединиться к ней сразу после разговора с нами.

Я прошла за ними в квартиру. Там меня усадили в глубокое кресло.

— Мне очень жаль, — сказал мужчина, — у нас здесь нет свободного места. Но я знаю для вас хороший адрес.

Его жена поставила передо мной чашку чая. Сумка все еще была у меня в руках. Я положила ее на колени и стала пить чай.

Перекресток

В тот же вечер я уехала обратно в Амстердам.

"На ночь вы можете, конечно, остаться здесь", — сказали мне те люди в Утрехте, но оставаться я не хотела. Я хотела немедленно вернуться. Они настаивали, чтобы я по крайней мере поела и немного отдохнула. Я не чувствовала ни усталости, ни голода. Я позвонила в Амстердам знакомому.

— Приезжай сюда, — ответил Ваут.

Несколько недель тому назад мы познакомились в одной еврейской семье. Моих родителей к тому времени уже увезли. "Если у вас будут трудности, позвоните мне", — сказал он тогда. До сегодняшнего дня я даже не вспоминала о нем.

Через несколько часов с сумкой брата в руках я села в поезд. Теперь я не обращала внимания на проверку документов, не смотрела на полицию, на солдат, не искала в вагоне укромного уголка. Страх отпустил. Если даже я сейчас попаду им в лапы, у меня по крайней мере не будет ощущения, что я осталась в этом мире одна.

Ваут уже ждал меня на вокзале Амстел.

— Я переговорил с дядей Ханнесом, — сказал он. — Завтра утром он зайдет за тобой.

Я не спросила, кто это — дядя Ханнес. Он словно бы считал его моим родным дядей — что ж, пусть будет так.

— Кроме этой сумки, у тебя ничего нет? — спросил Ваут.

— Есть еще чемодан с одеждой, — ответила я, — но он остался на Ветерингсханс.

Ваут обещал сходить за ним.

На следующее утро на остановке автобуса, на Суринамеплейн, я встретила дядю Ханнеса. Это был старик с красным, обветренным лицом в мелких морщинах. Чемодан с одеждой был у меня с собой. Сумку я оставила у Ваута. Я не знала, куда мы идем, да и не спрашивала ни о чем. Видела только, что мы выехали за город и наконец попали на проселочную дорогу, по обеим сторонам которой тянулись выгоны.

На одном из перекрестков дядя Ханнес сделал мне знак, и мы вышли. Автобус быстро покатил дальше. Дядя Ханнес вытащил из-за дерева велосипед. Привязал на багажник мой чемодан.

— Иди по этой дороге, — сказал он, — до пятого хутора. — Он кивнул мне и сел на велосипед. Я стояла на перекрестке и смотрела ему вслед; на багажнике ерзал мой чемодан. Вдали в облаке пыли исчез автобус. Видимо, было часов двенадцать, потому что солнце стояло в небе очень высоко. Над лугами струился горячий воздух. Я пошла по следам велосипеда дяди Ханнеса, солнце пригревало мне голову и спину. Хорошо, что старик захватил мой чемодан — дорога до пятого хутора оказалась очень длинной.

На пороге дома стояла старая крестьянка.

— Входи, — сказала она.

В низком, темном помещении за длинным столом сидело множество людей. Во главе стола сидел дядя Ханнес. Кто-то придвинул мне стул и поставил кружку молока. Молоко было холодное. Посредине стола стояло большое блюдо с бутербродами. С блюда каждый брал себе сам. Женщина, сидевшая рядом со мной, положила несколько бутербродов на мою тарелку.

— Тебе надо поесть, девочка, — улыбаясь сказала она.

У нее были темные волосы, собранные в тяжелый узел на затылке. Меня поразили ее руки — изящные, с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями. Это были руки женщины, которая в пятницу вечером расстилает на столе белую камчатную скатерть, расставляет серебряные молитвенные бокалы и бутылку вина, накрывает праздничный хлеб вышитой салфеткой. Я вспомнила маму, как в пятницу вечером она накрывала праздничный стол и как мы в нашей светлой, такой уютной комнате ждали, когда отец вернется из синагоги. Тогда глотком вина и кусочком хлеба мы открывали празднование субботы.

— Съешь все-таки что-нибудь, — настаивала соседка.

Я взяла бутерброд и осмотрелась вокруг. На том конце стола сидели женщины в пестрых фартуках. Мужчины были в комбинезонах. Бросалось в глаза, что все это люди смуглые, с темными волосами. Маленький мальчик напротив меня за обе щеки уплетал бутерброд и с любопытством смотрел на меня темно-карими глазами. Соседка еще раз наполнила мою чашку.