В тот день… - Симона Вилар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добрыне протянули зажженный факел, он взмахнул им раз, другой, чтобы лучше разгорелся, и шагнул под низкий свод, уходящий вглубь горы. При свете факела видел уводивший во тьму длинный коридор, который кое-где был выше роста человеческого, а местами такой низкий, что приходилось нагибаться. Сыро тут было, в нос бил запах плесени и нечистот. Там, где коридор расширялся каморой, можно было увидеть дружинников-сторожей – свет воткнутых в стену факелов отражался от их пластинчатых доспехов, отсвечивал на оружии.
– К Озару меня отведите, – приказал Добрыня.
Они уходили все глубже под землю. Порой за проемами, забранными решетками, из глубинных расширений слышалась какая-то возня, один раз донесся дикий крик с подвыванием, из-за кованых прутьев протянулись худые когтистые руки.
– Прокляну! – вопил кто-то. – Самим Громовержцем прокляну! Ни сил, ни удачи больше не познаете! Кожа с вас слезет, глаза вытекут!..
– Свят, свят, свят, – перекрестился охранник.
И к Добрыне:
– Чем только нам не грозят эти окаянные.
Волхва, называвшегося Озаром, Добрыня нашел в узком подземном углублении, сыром и промозглом. Он сидел под стеной, обхватив колени и опустив кудлатую голову с длинными волосами, слипшимися сосульками. При свете огня закрылся ладонью, сощурился.
– Никак сам дядька князя пресветлого пожаловал, – произнес волхв, когда присмотрелся.
Добрыня воткнул факел в расселину в стене и сказал стражнику:
– Иди, оставь нас.
Тот помешкал.
– Ты будь с ним осторожнее, воевода. Сейчас он смирный, а до этого одного из наших чуть не задушил. Пришлось заковать.
Что Озар в цепях, Добрыня заметил. Сказал:
– Буйствовать будешь, я просто уйду. Но если выслушаешь, может, и столкуемся.
Он знал, что Озар не глуп, с ним можно было иметь дело. Но не стоило забывать, насколько тот опасен. Это сейчас, сжавшийся, грязный, облепленный сырой известковой грязью, волхв казался убогим, однако силой обделен не был – вон какие руки, какой разворот плеч, пусть и поникших.
Добрыня говорил с ним негромко – не хотел, чтобы стражи знали, о чем беседуют. Сам же поведал все – и о многолюдном крещении, и о том, что Озару надо будет расследовать, кто погубил соляного купца Дольму.
– И ты, Добрыня, решил это мне поручить? Мне? Ты, многомудрый советник князя, явился просить об этом меня? Волхва?
Озар казался удивленным без меры.
Добрыня, поправив пряжку на поясе, стал разглядывать изможденного служителя старых богов.
– Тебе уже приходилось выполнять такие поручения, ведун. Ты разумный, вот и справишься.
И тут Озар захохотал – громко, торжествующе. Его раскатистый смех, казалось, заполнил все низкое темное пространство под землей.
Добрыня лишь закусил губу, чтобы не сказать грубое слово. Пусть ржет сколько пожелает, главное – чтобы согласился.
Озар смеялся долго, как будто издевался. Пока смех не перешел в клокочущий надсадный кашель.
– Несладко тебе тут, Озарушка, словно земляной червь корчишься, – хмыкнув, сказал Добрыня. – А я тебе дело верное предлагаю. Разве не возрадуешься уже тому, что выведут тебя на свет божий, на солнышко, позволят вымыться, обрядят чисто и накормят? Жить станешь в тереме богатом. Что скажешь? Это ли не благо?
– А если откажусь?
Добрыня присел подле него на корточки. Несмотря на длинную, слипшуюся клочьями бороду волхва, которая прибавляла ему возраст больше положенного, само лицо Озара под разводами грязи было еще молодое, с ровным носом и выразительными скулами. Он смотрел на Добрыню, казалось бы, с насмешкой. Но Добрыня неплохо знал Озара: умный, чертяка, знает себе цену. И наверняка уже сообразил, что раз Добрыня к нему пришел, то, видать, дело серьезное. Шутка ли – во время христианского крещения убили уважаемого во граде купца, да еще того, который народ за собой увлек.
– Зачем тебе отказываться, Озарушка? – миролюбиво заметил Добрыня. – Ты князю службу сослужи, а за мной дело не станется. Волю хочешь получить? Хочешь. Причем я тебе предлагаю не только самому освободиться, но и собратьев твоих, демонам поклоняющихся, отпущу куда глаза глядят. Я слово тебе в том даю.
Теперь Озар смотрел на Добрыню серьезно и задумчиво.
– Слово Добрыни на вес серебра. Я это понимаю. Но поверишь ли тому, что я вызнаю?
– Разумно докажешь, я и послушаю. А как справишься – пойдешь ты, куда ноги понесут. Да и собратья твои… Я ведь могу приказать порубить вас всех тут. А так спасешь их.
И тогда Озар улыбнулся. Зубы у него были ровные и крепкие, на темном грязном лице сверкнули, как жемчуг скатный.
– Разве есть у меня выбор, Добрыня? Ты выбора мне не оставляешь. Хотя, видят боги, мне и самому любопытно будет узнать, что там и как вышло. Добро, воевода. Что ж, вели снять с меня цепи. Тогда и по рукам ударим.
Глава 3
Киевская гора Хоревица располагалась над Подолом так, что с одной стороны подле нее была обширная княжья Гора, где высились главные хоромы и терема, ну а с другой подступала Щекавица, некогда считавшаяся отдаленным выселком, но нынче густо заселенная дружинниками и их семьями, разбогатевшими торговцами. Люди сказывали, что еще в незапамятные времена, когда только пришли в эти края братья Кий, Щек и Хорив[43], поселились они изначально именно на Хоревице, уж больно она подходила, чтобы на ней устроить укрепление, – обрывистая, высокая, но с ровной обширной площадью наверху. Это потом, когда братья обжились на Днепре, старший Кий устроил свой град на удобной и широкой Горе, какую тогда Киевой и прозвали, а средний Щек отселился на гору, которая его имя получила. Младший же, Хорив, остался на прежнем месте, как бы под защитой двух старших братьев. Много воды с тех пор утекло, но в Киеве и поныне говорили, что на Хоревице живут люди важные и избалованные, как младшие и любимые дети в семье.
Двор купца Дольмы располагался как раз на Хоревице. Вел на эту гору дуговидный подъем с северной стороны. По сути это было самое пологое место, где можно было взойти на Хоревицу, даже втащить воз. Вот здесь и поднимался на гору волхв Озар в сопровождении двоих стражей. Его даже веселило, что охранников к нему приставили, хотя должны были бы понять – не сбежит. Зачем ему сбегать, если от того, как он службу сослужит, зависела участь его собратьев по вере? Но уж если сопровождают, то пусть.
Озар после долгого заключения в пещерах был вымыт, одет в длинную полотняную рубаху,
