Послесловие - Райдо Витич

Ералаш, от которого девушка просыпалась в поту, беззвучно крича что-то непонятно кому.

— Расскажите о себе.

Лена помолчала и отчеканила, как попугай:

— Родилась, училась. Началась война, эвакуировалась на Урал. Работала. Все.

— Где работали?

— Здесь.

— В госпитале?

— В Свердловске. Детский дом.

— А что так? Призывной возраст и на фронт не взяли?

Лена выставила руки, словно делала это раз триста — заученно:

— Упала на стройке на гвозди. Лечилась. Война закончилась.

— Родители есть?

— Нет.

— Погибли?

— Сирота.

И вдруг брякнула, не понимая что — само вышло:

— Отец — врач. Знать его не хочу.

И сообразила, что что-то не то сказала, только что не то? Встала:

— Вы правы, зря пришла. Паспорт отдайте, я пойду.

Юрий хмуро смотрел на нее — «несвязуха».

— Сирота, но отец врач. Это как?

— Я иногда болтаю ерунду из-за травмы. Бывает. Извините.

— Как травму получили?

— Не помню.

"Гениально. Но кустарно", — поджал губы мужчина уже сообразив, что девушка выдает ему обычную легенду. И, между прочим, не особо в нее сама верит.

— Как зовут вашего отца? — спросил, отдавая документы.

— Банга, Ян Артурович, — ответила автоматически, запихнула в мешок паспорт и медкнижку.

— Банга, — кивнул задумчиво и, вдруг дошло — качнулся к девушке. — Кто?!

"Что за бред?!"

Лена непонимающе уставилась на врача: что он кричит?

— Банга Ян Артурович мой отец, и сестер у меня нет, а у него нет дочери.

Лену качнуло. Словно густые тюлевые занавески выдул из окна ветер и открыл взору простор за окном, четкую картинку — она четко и ясно впервые за месяцы вспомнила кто, что, зачем. Уставилась на мужчину: это же ее брат!…

И как отец даже по характеру один в один.

— Ты прав, — ступила назад. — Нет у тебя сестры, а у него дочери — нет.

Все верно. Никому она навязываться не собирается. На нет — суда нет.

Рванула дверь на себя и вылетела из приемного покоя. А Банга опустился на кушетку, пытаясь хоть что-то понять.

Лена пробежала стометровку, но не сбегая, а от радости, что ни слабости, ни пелены перед глазами, ни тумана в голове. Приостановилась и закружилась, задрав голову — деревья! Клены — она точно знает!

А еще знает, что война закончилась!

Давно, давно закончилась!

Девушка осела прямо на пожухлую траву и скрюченные осенью листья. Сгребла охапку и вдохнула аромат прелой листвы. Порохом не пахнет! Не пахнет дымом! Не пахнет кровью!

А дальше что? — огляделась.

А дальше курьез. Нашла отца. Нашла брата, нашла дядю, но не имеет родственников. Служила, но ни званий, ни наград, ни военного билета. Удружил дядя. А кто еще мог? Плюс она в Свердловске. Ничего себе? Что же с ней было?

Последнее что она помнила — испуганные глаза пацанов в полумраке подвала и форма этих мальчишек, форма гитлерюгенд. Все, дальше как смело.

Судя по листьям — сейчас конец сентября — середина октября, то расстояние в три месяца от того подвала до этого парка прошло совершенно ею незамеченное. Теперь эту дистанцию покрывал туман.

Ничего, справится.

Ведь главное — Победа! Нет больше фашизма, нет Гитлера, нет смертей и горя. Радость и только радость от края до края.

И жизнь.

Лена высыпала вещи из мешка. Внимательно изучила все от рублей до медкнижки. Записи не удивляли — шокировали. Выходило, что она не служила, что вообще никто. Позвонить генералу и спросить, какого черта? А если так надо, если с этим что-то связано? А она позвонит и он поймет, что она не в себе, значит, службе больше не подлежит.

Да нет, чушь. Но тогда, как объяснить метаморфозы?

Ничего, не пропадет, а что неясно, потом выясниться. Вот только поспать бы чуть, чуть.

Слабость одолевала и кружила голову. Открытие что она все помнит, пришло слишком резко и забрало эмоциями много сил. Лена сложила вещи обратно, во внутренний карман пальто положила паспорт и деньги, и случайно нащупала ключ. Вспомнила о квартире и поняла, что будет делать — поедет в Москву.

Вот только поспать бы.

Обняла вещмешок и прислонилась к клену, закрыла глаза, зарывшись ногами в листву — пару минут сна, всего пару…

Она проснулась резко, как от толчка — Коля! Набережная двенадцать, двенадцать!

И сорвалась с места, поспешила прочь из парка, чтобы спросить первого попавшегося прохожего, где вокзал. И на поезд. В Москву. К Николаю!

Лена не шла, а летела, счастливая и не верящая своему счастью. Хотелось подняться в само небо и закричать — Победа, люди! Долг перед вами и Родиной выполнен! Родина свободна! Вы живы! И я могу обнять Колю!

Она поживет жизнь за погибших. Родит ребенка, как того хотела Марина. Пойдет учиться. Вернее сначала пойдет учиться, потом родит ребенка… Но это неважно. Теперь сбудутся все мечты! У всех!

На подходе к вокзалу у Лены голова от переполнявших душу эмоций разболелась и так сильно, что хоть отрубай ее. Аптечный пункт послужил маячком. Выпросив у продавца пару упаковок таблеток от головной боли, девушка тут же выпила четыре. На всякий случай, чтобы точно помогли.

Нашла кассы и получила от ворот поворот. Поезда на Москву ходили раз в месяц, а на поезд военного назначения гражданским лицам билеты не давали.

Лена убила бы в этот момент Бангу. Была бы она прежней девчонкой, той, что ехала в Брест в сорок первом, наверное, растерялась бы, испугалась. Но сейчас ее не пугали ни трудности, ни препятствия. Она ехала к мужу!

Девушка постояла и двинулась на перрон, прослушав новости из репродуктора. Война с Японией, которая закончилась месяц назад была для нее новостью, но так же натолкнула на мысль, что с востока сейчас движутся эшелоны с частями на запад. Солдаты едут домой, и контингент этот разнообразный по месту жительства. Наверняка те, кто с Украины и Белоруссии будут следовать через Москву.

Осталось найти состав, идущий в нужном направлении и договорится с ребятами.

На ее счастье она наткнулась на пожилого солдата, что набирал воду в котелок.

— Извини, отец. Не подскажешь, как бы до Москвы добраться. Мне к мужу надо, а поезда раз в месяц ходят и то, билетов нет.

Мужчина пожевал усы, разглядывая странную женщину в пальто явно с чужого плеча, но в форменных сапожках, бледную, как поганка, да еще со шрамами на лице.

— Сама, чья будешь?

Лена говорить не стала, паспорт показала. Солдат глянул, склонив голову на бок, прочел и опять оглядел.

— Чего ж сюда-то занесло? Бежишь, что ли?

— Нет. От кого мне бежать?

— Так эвакуированные из Москвы все хотят вернуться, а открепительных нет. Ты это, смотри. Сама под статью идешь, меня еще под монастырь подведешь.

— Нет, отец, честное слово, я не бегу. Мне к мужу надо. Из госпиталя я.

Взгляд мужчины изменился, лицо разгладилось:

— Ну, другое дело. Только лейтенант с нами. Буза дочка будет. Так что извини, помочь не смогу.

— А вы в Москву?

— Ну…

Кто ж ответит? Но судя по неопределенной мимике — туда.

— Можно я с лейтенантом поговорю.

— Ох, дочка. Суровый он у нас, спасу нет.

— Ничего, не таких видела.

— Нуу… Получится договориться, мы очень даже не против будем, место-то найдем, чего тут? Но это с ним.

И махнул ей рукой: идем.

По шпалам и рельсам двинулись, два состава под стыками вагонов прошли. Лена увидела силуэт в темноте и услышала:

— Махлаков! Мать, перемать! Отправляемся! Где черти носят?!

Солдат потрусил, припустив шагу к силуэту:

— Так туточки я, товарищ старший лейтенант.

— "Туточки". А это что еще?! Ты не сдурел на старости, Махлаков?! — заорал, увидев силуэт женщины. Лене даже смешно было — что надрывается?

Ничего ей настроение испортить не могло. Она жива. Все помнит, едет к Коле! И он тоже жив, она уверена! И Санька! Встретятся на ВДНХ! Аааа!!!!

И расцвела улыбкой, подходя ближе к грозному командиру.

— Та вот в Москву надо девушке, к мужу. Из госпиталя сердешная.

— Какой к мужу?! Ты извозчик, что ли?! Это военный объект! Зона особого контроля! Под трибунал старый захотел?!

Лена застыла — в темноте сильно не рассмотришь, но напоминал ей лейтенант кого-то, хоть убей. Встала перед ним, чтобы лучше рассмотреть:

— А мы с вами не знакомы случайно, лейтенант?

— Так, гражданочка, прошу отойти. И быстро! Сейчас патруль крикну, в комендатуру загремите!

— Сколько слов-то, — и чуть не ахнула. — Тетя Клава?

Махлаков закашлялся услышав такое и головой мотнул: ну, сейчас точно загремит женщина под фанфары!

А лейтенант наоборот смолк, во все глаза на нее уставился, хмурился, силясь не столько вспомнить, сколько поверить.

— Ну, здравствуй, тетя Клава, — прошептала Лена уже ничуть не сомневаясь — Леня Фенечкин перед ней. — Жив, бродяга! — всхлипнула, на шею кинулась, невольно выступившие слезы сдерживая. Обняла. — Здравствуй, братка!