Парфянин. Книга 2. Испытание смертью - Питер Дарман

Весь левый фланг вражеского войска уже развалился, втоптанный в землю моими конниками и пехотой Каста, которая сейчас добивала последних галлов и уже разворачивалась влево, чтобы атаковать обнажившийся фланг римлян. Ко мне подскакал Буребиста. Он выглядел вымотанным, раненная рука явно болела, сквозь повязку проступала кровь.

– Собери сотни здесь, спешивай раненых и убирай запаленных лошадей.

– А ты куда направляешься? – спросила Галлия, снимая шлем. Она казалась поразительно свежей, несмотря на несколько часов боя.

– Надо отыскать Каста.

Я послал Рема вперед. Он тоже устал, я ногами чувствовал, как он напрягается и как разгорячен, поэтому повел его шагом, и мы неспешно двинулись по полю, перепаханному, заваленному трупами, похожему на бойню под открытым небом. Мертвые лежали неподвижно, но вокруг них корчились, ползали и стонали десятки, сотни раненых, пронзенных копьями и стрелами или порубленных мечами; они молили смерть поскорее прийти за ними, а жизнь между тем вытекала из них вместе с кровью. Я заметил галла, стоящего на четвереньках и выкашливающего кровь, и еще одного, сидящего на земле и пытающегося засунуть кишки обратно во вспоротый живот. Некоторые стенали, держась за обрубки, оставшиеся от их рук. Между мертвыми галлами валялись мертвые или смертельно раненные кони. В некоторых местах трупы громоздились кучами вокруг сраженного вождя или командира, тела воинов, до конца оставшихся верными своему господину. Казалось, мне целую вечность придется пробираться через это ужасное место, но в конечном итоге я выбрался оттуда и увидел ряды красных щитов, движущихся впереди, – наши воины, центурия за центурией перемещались влево, готовясь ударить римлянам во фланг. Я улыбнулся, разглядев длинные черные волосы, выбивающиеся из-под стальных шлемов. Германцы Каста поддерживали железную дисциплину, но все равно выглядели как варвары, нарядившиеся в римские одежды и доспехи. Те, кого Каст поставил центурионами, заметили меня первыми, но не стали ничего предпринимать – они достаточно часто видели меня в своем лагере и знали, кто я такой; или по крайней мере узнали моего белого коня.

Каста я обнаружил сидящим на табуретке. Рядом с ним стоял хирург, накладывая повязку ему на голову. У его ног лежал шлем, в котором виднелась большая дыра. Ганник с озабоченным видом наблюдал за действиями хирурга, маленького тощего человечка в простой серой тунике с большой полотняной сумкой, висевшей на плече. Тот закрепил повязку, обследовал Касту глаза и провозгласил: «Будешь жить!» После чего отправился осматривать других раненых. Каст заметил меня и встал, а я спешился и подвел Рема к нему. Мы обнялись, и я пожал руку, протянутую Ганником.

– Рад видеть тебя почти целым, мой друг, – сказал я и улыбнулся.

Он скривился от боли.

– Один галл чуть не снес мне голову своим топором. Я, правда, успел распороть ему живот. Где твоя конница?

– С полмили отсюда. Они сейчас не нужны, да и лошади в запале.

– Это неважно, мой господин, – сказал Ганник. – Ты помог остановить их, а потом дал нам возможность атаковать. После этого нам оставалось лишь давить на них и разить всех, кого только можно.

– Верно, – кивнул Каст. – Им бы следовало сидеть за своими кольями. А они полезли в атаку. И когда мы их остановили, оставалось только аккуратно и неспешно бить и резать их на части. Зрелище было весьма приятное, уж я-то знаю, я все время был в передних рядах.

Я отпил воды из фляжки, предложенной Ганником.

– Могу себе представить. А Нергал где?

– К нам приезжал Спартак и велел ему со всеми твоими лучниками переместиться на другой фланг, когда понял, что здесь мы уже одержали победу. – Каст оглянулся назад, на своих людей, которые шеренга за шеренгой проходили вперед, держа в руках дротики и прижав к телу слева щиты. – Ну, теперь осталось совсем немного.

Каст поднял с земли свой шлем и скривился от боли, натягивая его на голову поверх повязки. Затем он сжал мне руку:

– Ну, еще увидимся!

– Береги себя, Каст! И ты тоже, Ганник!

Они улыбнулись и направились к своим людям. Издали по-прежнему доносились крики людей и звон оружия, подтверждая, что битва не закончилась, и схватки еще свирепствуют.

Сражение вступило в финальную кровавую фазу: легионы Каста врубились в левый фланг римлян, заходя в тыл вражескому войску, которое уже было на грани разгрома. Наши воины устали, но уничтожение галлов на правом фланге открыло у них второе дыхание, они уже чувствовали вкус победы. Один германский легион, тот, что оказался ближе всех к римлянам, резко развернулся налево, во фланг римскому боевому порядку, который еще сдерживал наступающих на него с фронта фракийцев. Но сейчас его атаковали одновременно с фронта и с фланга, и римляне ничего не могли поделать против других легионов Каста, которые ранее бились с галлами, а теперь наступали на них и заворачивали влево, заходя им в тыл. Римлян постепенно и неотвратимо оттесняли влево, к их собственному правому флангу, где против войск Афрания стояли галлы. И этих галлов, которые по-прежнему укрывались за рядами кольев и представляли собой открытую цель, сейчас расстреливали мои лучники. Они, возможно, смогли бы выдержать короткий интенсивный обстрел, но под непрерывным потоком стрел выстоять было невозможно. Афраний отвел своих людей назад, где они закрылись щитами, выставив их перед собой и над головами – больше он атак не предпринимал, – и они теперь стояли в безопасности, недоступные для вражеских снарядов – брошенных топоров, копий, снарядов из пращей, случайных стрел. Наших же лучников он вывел вперед, поставив их сразу за спинами испанских когорт, откуда они теперь стреляли по неприятелю.

Я отдал Рему последние остатки воды из своего меха и отправился обратно к подразделениям Буребисты. Когда я до них добрался, то увидел, что многие лежат на земле, положив рядом снятые с коней седла. Вокруг них был выставлен защитный кордон из конников, чтобы предупредить о возможной атаке противника, но вблизи не было видно никакой римской конницы; я вообще за весь день видел всего нескольких вражеских всадников. Резус, Буребиста, Гафарн и Галлия стояли сбоку. Было заметно, что мужчины уже воспринимали ее присутствие как должное. Ее отвага и доблесть в бою явно завоевали их сердца.

– Всем командирам сотен собрать и построить своих людей! – приказал я, подъезжая к ним.

Буребиста отдал соответствующие распоряжения своим командирам, и те разъехались. Галлия тоже уехала.

– Что нового, господин? – спросил Буребиста.

– Бой идет хорошо, – ответил я. – Нам нужно сделать еще одно усилие, помочь нашим товарищам, что бьются в пешем строю.

На его лице появилось озабоченное выражение:

– Лошади устали, мой господин, да и люди тоже.

– Знаю, но в атаку мы больше не пойдем. Задача другая: раскинуть пошире сети, чтобы поменьше рыбок успело удрать.

– Не понял, господин?

– Ничего, Буребиста, скоро все прояснится.

Я выехал перед фронтом тысячи всадников – это было все, что у меня осталось, поскольку мы потеряли две сотни убитыми и еще три ранеными. Плюс к тому десятки убитых и раненых коней. Раненых оставили позади, велев идти к фургонам, где им окажут помощь. Раненых лошадей тоже оставили на попечение ветеринаров. День клонился к вечеру, жара постепенно спадала, хотя было все еще очень тепло. Мы все покрылись пылью и грязью, пропитались потом. День выдался длинным и тяжелым.

Мы двинулись вперед одной мощной колонной, пять сотен, одна рядом с другой, каждая в две шеренги; остальные пять сотен следовали сзади. Шли неспешным аллюром, кентером, давая коням возможность сберечь остатки сил, но, когда выехали к тылам все уменьшающегося войска противника, я увидел, что центурии Каста идут туда же, заполняя пространство перед нами. Мы двинулись вперед, в сторону канала, который противник использовал в качестве опорного пункта у себя на правом фланге. Наших войск здесь не было, но когда мы построились в боевой порядок в нескольких сотнях футов позади галлов, я услышал жуткий грохот и рев, доносящийся из их рядов. Рассмотреть, что там происходит, я был не в состоянии, все закрывали тучи пыли, но, как я понял, там шла какая-то схватка. Я дал сигнал двигаться вперед, и мы шагом направились на галлов. Когда мы сблизились с ними, я рассмотрел, что на земле прямо перед нами лежит множество тел, а многих других уносят на носилках, или они, хромая, сами уходят в тыл, раненые. Их были сотни, может, даже тысячи, и когда они нас заметили, то разразились жалобными и трагическими воплями. Я присоединился к Буребисте и сделал знак Галлии присоединиться к нам. И дал сигнал к атаке.

Наша атака провалилась.

Лошади, уже вымотанные многочасовым боем, не слушались всадников, да те и не особенно их понукали; я и сам понял, что Рем сильно устал и вспотел, а мне вовсе не хотелось рисковать, чтобы окончательно запалить его, пусть даже во имя славы. Мы неспешно подобрались к галлам, которые успели создать импровизированную линию обороны, выставив вперед щиты и копья и прикрыв своих раненых. Мои конники замедлили ход, а затем остановились в сотне футов от выставленной ими стены из дерева и стали. Мы, правда, нанесли им кое-какой ущерб, поскольку Галлия и ее женщины выпустили по ним свои последние стрелы, да и я тоже, так что через несколько минут еще больше врагов уже лежало мертвыми под стеной из щитов. Ничего больше мы сделать уже не могли. Я дал команду отступить, и мы шагом отошли на безопасное расстояние вне зоны действия луков или пращников неприятеля, которые еще могли у него оставаться.